Водораздел

Но вскоре с фланга по ним открыли огонь. Те, кто был поближе к поезду, вскочили на платформу, и поезд пошел. Остальные залегли у насыпи и стали отстреливаться.

— Сдавайтесь, — кричали им из леса. — Вы окружены!

Саперы отстреливались до последнего патрона, а потом встали в полный рост и подняли руки. Подпустив вражеских солдат совсем вплотную, они выхватили гранаты и бросили их под ноги белым…

Тем временем их товарищи успели отъехать довольно далеко. За пыхтением паровоза и за грохотом колес саперы не расслышали взрывов позади. Не услышали они и стрельбы, которая шла впереди, и только на станции Сегежа они, к удивлению, заметили, что находятся в самой гуще боя. Оказалось, что белые обошли их и ворвались на станцию.

Паровоз остановился. Машинист выглянул из паровоза, пытаясь разглядеть сквозь метель, кто на станции — свои или белые. Неподалеку он увидел двух убитых, лежавших на снегу с раскинутыми руками. Станция горела. Где-то рядом грохнула шрапнель.

— Сюда, сюда! — закричал кто-то и в паровоз влез человек в штатском. Один из саперов узнал его — они встречались на подступах к Кеми, вместе отбивали нападение белофиннов.

— Лонин!

Но Лонин не обратил внимания на его удивленный возглас.

— Скорей, скорей! — торопил он красноармейцев, помогая им втаскивать на паровоз тяжелый пулемет.

Вряд ли Лонин, выезжая из Петрозаводска, предполагал, что попадет в такую переделку.

Ветку со станции Голиковка на Онежский завод успели закончить до того, как выпал снег. По ветке на завод стали поступать паровозы на ремонт. Первый отремонтированный паровоз повел на фронт агитпоезд имени Розы Люксембург и Карла Либкнехта. Лонин повез с этим поездом собранные петрозаводчанами для фронта теплые вещи, бумагу для писем, махорку. Агитпоезд остался в Медвежьей Горе, где находился штаб первой бригады. Там же остались участники самодеятельности клуба железнодорожников. Лонин выехал в Сегежу. Но едва он успел прибыть туда, как противник пошел в наступление. Станцию оборонял небольшой отряд прикрытия под командованием Соболева и сформированный из местных железнодорожников добровольческий отряд численностью около 30 человек. Ряды защитников станции уже заметно поредели, и патроны были на исходе.

Лонин взглянул в сторону пакгауза. Около него оборону держала всего горстка красноармейцев. Вот они начали перебежками отходить к лесу. Может быть, им удастся по лесам добраться до Линдозера, оттуда — к своим…

— Полный вперед! — скомандовал Лонин, когда бойцы установили один пулемет на тендере, а другой на платформе, прикрепленной к паровозу.

Набирая скорость, паровоз понесся к югу.

У водокачки опять попали под обстрел. Пулемет с тендера стал огрызаться короткими очередями. С платформы тоже открыли огонь, но вскоре пулемет там замолчал… Паровоз несся на полной скорости. Стрельба на минуту прекратилась, но у моста через Сегежу вспыхнула с новой силой. Путь на юг был перегорожен поваленной на рельсы огромной сосной. Стреляли спереди и с флангов, из пулеметов и винтовок.

— Назад!

Паровоз помчался обратно на север. Удачно проскочили станцию Сегежу, но версты через две опять попали под огонь. Пробило котел…

Лонин выпрыгнул на ходу и побрел по снегу к деревьям. Паровоз прошел еще немного и остановился. Красноармейцы пытались укрыться в лесу, но пули настигали их — кого у самого паровоза, кого в нескольких шагах от полотна. Лонину удалось доползти до леса. Укрывшись за густой елью, он выстрелил один раз и двинулся в глубь леса. Вдруг он почувствовал, словно чем-то горячим хлестнуло по спине. Он упал навзничь. Падая, он увидел перед собой лицо матери… «Бедная мама…» — успел он еще подумать.

Снежинки медленно падали на его лицо. Сперва они таяли, потом перестали таять…

Прибыв со своим штабом на станцию Уросозеро, Донов первым делом связался с Сегежей — узнать, как там обстоят дела. Соболев ответил, что противник жмет и спереди и сзади и что без подкреп… Тут связь оборвалась. Донов немедленно собрал всех бойцов, бывших в его распоряжении — набралось человек 20 — и на паровозе поспешил на помощь. Но на 247-й версте паровоз чуть было не сошел с рельсов. Хорошо, что шел медленно. Белые успели развести пути. Увидев паровоз, белые выбежали из барака, где они как раз обедали, и открыли беспорядочную стрельбу. Машинист дал задний ход, и паровоз, набирая скорость, пошел обратно.

Когда Соболев, а за ним один за другим бойцы из отряда прикрытия, все вконец усталые, озябшие, ввалились в барак, Емельян собирался попить чаю.

— В самый раз пришли, — обрадовались бойцы, увидев в руках у Емельяна чайник с кипятком.

Донов немедленно послал в Медвежью Гору телефонограмму:

В то, что подкрепление из Медвежьей Горы прибудет, Донов не особенно верил. На Медвежьегорском участке противник тоже оказывал сильное давление, наступал с флангов, чтобы развернуть наступление затем на Медвежью Гору. Поэтому Донов был поражен, когда на следующий день прибыл лыжный взвод, состоявший из финнов и карелов, с приданными ему двумя орудийными расчетами. Теперь Донов располагал уже достаточными силами для контрудара.

Донов поднялся в будку паровоза, и паровоз, повернутый тендером вперед, с двумя пулеметами, установленными на тендере на дровах и направленными по ходу движения поезда, тронулся в путь. Уже на 247-й версте пришлось открыть огонь. Закрепив разведенные рельсы, двинулись дальше.

За деревьями открылась белая гладь Сегозера. Путь шел вдоль извилистого берега залива.

Временами путь подходил к самому озеру, потом снова уходил в лес. Показался мост через реку Сегежу, Поезд шел совсем медленно. Как только он остановился и красноармейцы спрыгнули с платформ, с другого берега по ним открыли стрельбу. Паровоз запыхтел и пятясь, скрылся за поворотом. Под прикрытием леса артиллеристы скатили орудия с платформ. Тем временем перестрелка у моста разгорелась, оттуда доносился уже треск пулеметных очередей.

— Огонь!

Одно орудие выстрелило, другое дало осечку. Видимо, в нем была какая-то неисправность. Огонь пришлось вести одним орудием, и вскоре, ободренные его стрельбой, красноармейцы бросились в атаку. Им удалось перейти через реку и захватить расположенные на другом берегу бараки. Оправившись от замешательства, белые открыли огонь из пулеметов. Откуда-то издали стали бить шрапнелью. Красноармейцам пришлось отойти обратно на южный берег и занять оборону.

— Вот черти, никак в атаку собираются, — проговорил Донов, внимательно следивший за противником. — Пусть подойдут поближе… А ну давай, ребята!

Белым пришлось отступить, но с наступлением темноты они предприняли новую атаку, уже большей силой.

— Да ты же ранен!.. — воскликнул вдруг Емельян, увидев, как рядом с командиром по снегу расходится красное пятно.

Увлеченный боем, Донов даже не почувствовал боли.

— Давай перевяжу.

— Я сам… — ответил Донов, закатав рукав: — Ты стреляй. Вон туда. Видишь?

Белые понесли большие потери и отошли. Зато на правом фланге огонь усилился — видимо, противник хотел обойти их. Воспользовавшись передышкой, Донов приказал красноармейцам незаметно отойти к поезду. Под прикрытием темноты погрузили орудия на платформы, и поезд пошел к 20-му разъезду. Сегежа осталась за белыми. С такими силами нечего было и думать о том, чтобы отбить станцию.

Оставив на разъезде небольшое прикрытие, Донов с ранеными направился на станцию Уросозеро.

Когда он добрался до перевязочного пункта, находившегося в одном бараке со штабом, Верочка бросилась к нему.