За чертой милосердия. Цена человеку

Киносеанс вот-вот должен начаться. Уже смолк ревевший на весь поселок динамик, установленный на коньке крыши, уже понемногу затихал битком набитый зрительный зал, а Виктор и Лена стояли перед окошком с чернильной надписью «Касса» и тщетно стучали в фанерную дверцу. Один из мальчишек, беспокойно перешептывавшийся в коридоре с приятелями, сообщил, что билеты уже кончились и заведующая в аппаратной.

— Я сейчас позову ее! — Не ожидая согласия, он метнулся к выходу.

Молоденькая розовощекая заведующая, поблескивая красивыми, слегка раскосыми темными глазами, извиняющимся тоном сообщила, что мест уже нет, но если товарищ Курганов хочет, она может поставить два стула в проходе.

— Знаете, я даже не ожидала...— говорила она, расставляя стулья.— Третий раз эту картину прислали, я брать не хотела... А народу, глядите, вон сколько... Вы уж простите, что рядом не могу посадить, проход нельзя загораживать...

— Ничего, ничего. Большое вам спасибо,— поблагодарил Виктор, смущаясь оттого, что все в зале оборачиваются, смотрят на них.— А Тихон Захарович здесь?

— Что вы!—удивилась заведующая.— Он редко ходит... Если что — не обижайтесь. Механик у нас в отпуске, картину крутить буду я...

Небольшой зал казался из-за низкого потолка длиннее и шире, чем был на самом деле. В сравнении с недавно побеленными стенами полотняный экран выглядел желтым и грязным. Но вот погас свет, вспыхнуло светлое пятно на экране, и он оказался теперь совсем не грязным и не желтым, а ярко-белоснежным. Рамка попрыгала сверху вниз, слева направо, приобрела резкость, потом громко заверещал аппарат, на экране медленно, все ускоряясь, запрыгали титры, появился звук, и картина началась. Она шла с перерывами. После каждой части загорался свет и снова повторялось все по порядку: рамка, резкость, мелькающие титры, звук. В этом была своя прелесть. Как будто каждый сидящий в зале сам активно участвовал в демонстрации фильма. В перерывах люди разговаривали, обменивались мнениями, из одного конца зала в другой перебрасывались репликами. А как только вспыхивал экран, все замирало. Звук был неважный, но зрители с напряженным вниманием следили за судьбой врача, приехавшего в далекую сельскую больницу.

В перерыве после второй части Виктор заметил Олю. Она сидела в середине зала по соседству с полной женщиной в зеленом жакете, рядом с которой возвышалась голова Панкрашова. Оля ни разу не обернулась, но Виктору почему-то показалось, что она знает о его присутствии. Даже больше того, он был почти уверен, что Оля и ее соседка разговаривают о нем. Не случайно соседка несколько раз словно скучающе оглядывала зал.

«О чем они говорят?» — с тревогой раздумывал Виктор, не спуская глаз с Оли. Сидевшая впереди него Лена успела познакомиться с пожилой парой, видимо, супругами, и уже рассказывала им о фильме «Сельская учительница», сценарий которого написан тем же автором.

Супруги ее слушали с подчеркнутым вниманием, а женщина даже попыталась припомнить.

— Была, была такая картина про школу-то... Помнится, и артистка там играла эта же самая... До войны смотрела. Тогда она помоложе выглядела... Про серый камень все пела....

— Вы, наверно, спутали,— прервала ее Лена.— До войны был фильм «Учитель». Там действительно играли Макарова и Борис Чирков. Тоже хороший фильм... А «Сельская учительница» уже после войны вышла.

— Верно, верно,— согласилась женщина, и муж ее довольно закивал головой.

«О чем они разговаривают?» — рассеянно слушая оживленную речь Лены, думал Виктор, уже нисколько не сомневаясь, что Оля и ее соседка говорят о нем. И вдруг решился: «Это надо сделать сегодня. Сейчас. Немедленно».

В перерыве после третьей части Виктор неожиданно тронул за плечо жену:

— Леночка! Я должен уйти! У меня очень важное дело к Тихону Захаровичу... Если не успею к концу сеанса, ты не заблудишься, дойдешь до дому?

— Не беспокойтесь, мы проводим ее, правда, Шура? — Мужчина посмотрел на свою жену и, когда та кивнула в ответ, дружески улыбнулся Виктору: — Мы очень рады, что познакомились с вашей женой!

— Спасибо.

Орлиев был дома. Он только что пришел и, сидя на кровати, снимал тяжелые, надоевшие за день сапоги.

— Тихон Захарович!—чуть растерявшись под его удивленным взглядом, сказал Виктор.— Я хочу рассказать вам одну историю... Я должен был сделать это раньше!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Второй рассказ о войне

Это случилось в марте 1944 года.

Орлиев принял рискованное решение — обойти озеро и ворваться в гарнизон с тыла, через узкую полоску между шоссе и озером. Силы были явно неравными — сотня партизан против двух рот белофиннов. Успех могла принести лишь внезапность. Впереди уже темнели дома Войттозера, минеры уже поползли к проволочным заграждениям, уже Орлиев отдал команду разворачиваться к атаке, когда от деревни с шипением взметнулась и словно повисла в небе зеленоватая ракета. И сразу ударили пулеметы.

Отряд начал отходить. Путь был один, по старой лыжне, по которой еще совсем недавно шли к гарнизону. Справа было шоссе, слева — озеро. Вдоль побережья тянулось минное поле. Все понимали, что отряд постигла страшная неудача и единственное спасение — уйти до рассвета за озеро. Опасность сближает людей — все старались держаться кучнее, а гремевшие позади пулеметные и автоматные очереди подстегивали и заставляли торопиться.

Медленный, начавшийся по команде отход грозил превратиться в бегство.

— Стой! Минеры, ко мне!

Это была первая за время отхода команда, и в ней прозвучала такая властность, что все остановились.

— Минеры, ко мне! — повторил Орлиев.

— Минеры... Минеры...— вполголоса понеслось по колонне.

Команда заглохла в голове цепочки. Непрекращающиеся автоматные очереди противника показались совсем близкими.

— Минеры есть? — вновь раздался голос командира.— Петренко? Есть Петренко?

Шорох грузных шагов Орлиева и снова:

— Кобзев!

Командир шел вдоль колонны, заглядывая в лица и в темноте не узнавая бойцов.

И в том, что никто не откликался на его вызов, было что-то угнетающее. Все это слышалось как бы сквозь невидимую стену, отделявшую Виктора от остальных. Мучительно болело простреленное плечо, рука немела, каждый удар пульса отдавался в висках.

«Почему они молчат? — морщась от боли, думал Виктор, чувствуя, что следующим выкликнут его.— Почему они молчат? Я ведь не могу. Я ранен... Почему они молчат?»

— Демикин...

Командир был уже совсем рядом.

— Убит,— тихо ответил кто-то. И Виктор все понял. С какой-то мучительной тяжестью, как будто это было давным-давно, он вспомнил, что все минеры, как и он, были посланы делать проход в проволочных заграждениях, и лишь потом догадался, почему никто не отзывается на выклик командира.

Словно очнувшись, он медленно, еле справляясь с лыжами, сделал несколько шагов к командиру.

— Курганов? Ты? — выкрикнул Орлиев, резко схватив его за плечо.

— Я...— морщась от пронзившей его боли, прошептал Виктор.

— Почему ты не отзываешься? Ты слышал команду? — отчетливо и жестко спросил Орлиев. Десятки темных, обрамленных маскхалатами лиц смотрели в их сторону.

— Я ранен...

Орлиев на секунду растерялся. Потом кинул быстрый взгляд на окровавленный маскхалат и строго спросил:

— Почему не перевязан? Где сестра? Рантуева, ты куда смотришь? — Он выждал, пока Оля примется за перевязку, вытер рукавицей потное лицо и повернулся к отряду:

— Кто сможет сделать проход? Есть желающие?

Некоторое время все молчали, затем сзади раздался неторопливый голос:

— Есть. Я могу попробовать.

Виктор узнал Кочетыгова.

— Мне нужно не пробовать, а сделать. Сумеешь? — спросил Орлиев.

— Сделаю,— ответил Кочетыгов, приближаясь к командиру.

«Ты же совсем не умеешь, я знаю,— мысленно возразил ему Виктор.— Ты просто хочешь быть лучше других...»

— Хватит. Завязывай потуже,— приказал он Оле, наматывавшей ему на плечо бинт. Не дождавшись конца перевязки, Виктор тоже придвинулся к командиру.