Лоцман кембрийского моря

— Ему угрожали, а я тебя умоляю! Потеряй всякую связь с этим делом!

— Я связал себя с этим делом на всю жизнь.

— Пожалуйста.. Но все нефтяники идут работать туда, где есть нефть, а ты идешь туда, где нефти нет и не будет. Ты заставляешь меня страдать за тебя!

— А ты — меня: тем, что страдаешь не так, как надо для меня!

Лидия была уже в вагоне.

Они проехали по железной дороге мимо Байкала на восток, до станции Невер. От Невера они поднялись автомобильным трактом сквозь тайгу почти прямо на север и по большой излучине Алдана, которую река выгнула крутой дугой к Амге. Здесь, на вершине луки, стоит поселок Алданзолото. Водораздел к Эргежею сужается до восемнадцати километров. Отсюда до Черендея остается всего сто шестьдесят километров, если мерять натянутой ниткой по карте. Но дорога шла не по нитке и не по карте, а по тайге, и называли ее Дорогой Мертвецов.

Десятки тысяч старателей с женами и детьми кочевали в те годы между Алданом и Леной двумя встречными лавами. Одни искали золотой ключик, другие нашли его и несли намытое золото через глухую тайгу, стремясь выйти к населенному месту и обменять золото на деньги и товары для жизни. И многие не дошли тогда, а золото их сдавал в контору убийца.

— Сумасшедшие вы люди, — сказали алданцы женщине и мужчине, приехавшим из Москвы. — Вы хотите пойти по Дороге Мертвецов одни?

«Проводник повел бы меня по тропам, по притокам, это как раз и есть Дорога Мертвецов», — размыслил Василий. И он пошел по водоразделам, избегая всех троп, избегая воды.

Он оставил Лидию на Эргежее и шел по компасу на северо-северо-запад. По ночам он прокрадывался к ручьям, подолгу затаиваясь, прислушиваясь не как зверь, за которым охотятся, а с терпением охотника. И жадно, много пил и наполнял флягу.

На четвертый день он вышел к Лене, как хотел — значительно выше Черендея. Охотничьим топориком он срубил несколько тонких деревьев и сплотил. Пока он переправлялся, Лена сносила его, и он прибился к левому берегу точно у Черендея, с шиком природного плотовщика — как раз против базы эвенкийской кооперации. Год назад этой базы еще не было. Ого! База построилась рядом с магазином.

Из магазина вышел Григорий Иванович Кулаков. Он радостно бросился к Зырянову:

— Ну как, теперь уже добывать приехали? А мы, знаешь, этой зимой собрали деньги на газогенератор. Зачем нам устарелое керосиновое освещение, когда можно получить электричество, не дожидаясь твоей нефти, еще скорее?.. Переходи к делу: тебе продукция нужна! На сколько ртов?

— На сто ртов. А давно они здесь? — спросил Василий.

— Кто здесь? — спросил Кулаков.

— Экспедиция давно прибыла?

— Не было никакой экспедиции, кроме тебя.

— Извини, пожалуйста, товарищ Кулаков, я побегу, — сказал Василий.

— Значит, на сто ртов, — повторил себе. Григорий Иванович и пошел по берегу озабоченный, вдохновленный, исполненный сознания своей важной миссии, как хозяин самого главного — еды.

На базе Золотопродснаба Василий удостоверился, что экспедиция действительно не прибыла и никаких сведений о себе не давала. Но слух доходил о ней из Иркутска.

Василий пошел на телеграф.

Телеграфист с изумлением прочитал необыкновенную телеграмму в четыре адреса — в Якутск, Усть-Кут, Иркутск и в Москву:

— Вы и есть Зырянов? — спросил телеграфист, он же и начальник почтово-телеграфной конторы, широколицый якут с большими серьезными глазами. Он отлично помнил Зырянова.

— Вот паспорт и удостоверение.

Телеграфист внимательно прочитал в документах все, что в них было написано и напечатано. Потом деловито спросил, как будто это входило в его обязанности:

— Теперь приехали нефть добывать?

— Так, — ответил Василий уклончиво и протянул деньги. — Я очень тороплюсь. Я уплачу и уйду.

— Я тоже тороплюсь, — телеграфист сел к аппарату Морзе, — разве вы не видите? Когда получите деньги, не забудьте уплатить мне девять рублей пятьдесят копеек. Меня зовут Илья. — Он подумал и добавил: — Илья Антошин.

Удивленный Зырянов подержал деньги и спрятал.

— Спасибо, товарищ Антошин. Я не забуду!

— Желаю удачи! — благодарно воскликнул Илья Антошин. Он чувствовал, что поддержал дело черендейской нефти, и Зырянов оценил его поддержку.

В конторе эвенкийской кооперации было безлюдно. Кулаков и бухгалтер ходили по базе. Григорий Иванович указывал:

— Сахар весь для экспедиции. Крупу вот эту.

— Пойдем, товарищ Кулаков, поговорим, — сказал Василий.

— Так ты оформляй, — сказал Григорий Иванович бухгалтеру.

— Вот какое дело… Экспедиция где-то на пути застряла, со всем своим снаряжением. И деньги там… Что делать? Если можешь, Григорий Иванович, я тебя прошу: готовь, пожалуйста, продукты, чтобы я мог двинуть людей, как только они прибудут.

— Выделяют тебе. Ты сам видел, — сказал Кулаков.

— Ты меня не понял. Я прошу, чтобы ты кредитовал мне… Неизвестно, когда подвезут деньги…

— Так я же говорю, это мне уже известно, — сказал Григорий Иванович. — А вот нет у меня дерева для лодок. Придется тебе взять в Затоне. Директор даст тебе. Подсчитал? — крикнул он бухгалтеру.

— Всего на двадцать пять тысяч, — сказал бухгалтер.

— Больше не могу. Под суд пойду, — сказал Григорий Иванович.

— Спасибо, Григорий Иванович! Теперь думаю пойти в Затон, по твоему совету.

— Не надо спасибо, не для тебя делаю. Когда я тебе советовал идти в Затон?

— Только что. Минуты еще ист.

— Не советовал я тебе идти в Затон. Зачем? На почте скажут директору Затона, что Зырянов приехал, он сам придет к тебе.

— Неудобно, Григорий Иванович. У него просить — к нему идти.

— Не для себя просишь. Это ему честь, если он поможет вам. Вот насчет лошадей придется тебе самому сходить к народу, потолковать с колхозниками. Это вечером сделаем. Но смотри не забирай лошадей! Ведь их придется кормить. Пускай их покормят в колхозе до самой отправки.

Всего через три дня на берегу раскинулась обширная лодочная верфь, недалеко от Затона. Плотники, отряженные колхозом, строили по чертежам Зырянова большие, трехтонные лодки.

Они строили, но были недовольны и осуждали то, что строили. Зырянов не слушался местного опыта, и все на него сердились, даже Григорий Иванович.

— Ведь это куда?.. Где на каждом километре три-четыре переката и пороги и ни один смельчак не ходил ни на каком ином корабле, кроме как на берестянке грузоподъемностью в полтора пуда!

Лишь на одиннадцатый день прибыла нефтяная группа со своим снаряжением, на спаренных двух карбазах. Но буровой станок они не привезли — он утопил бы лодки. Его погрузили в Жигалове на большой карбаз, предоставленный группе золоторазведки. Руководство экспедиции ехало с золоторазведкой, считая ее основной. Где они сейчас, оставалось неизвестно.

В снаряжении, привезенном нефтяной группой, не оказалось ни палаток, ни обуви.

Все светлое время дня Василий проводил на берегу и на складах. Ночью он готовил очередные чертежи, обдумывал рулевое управление, пригодное на перекатах, и составлял отчетную документацию по всему хозяйству экспедиции.

Ночи сливались с днями. Василию казалось, что теперь уже он не отоспится во всю жизнь.

И каждый день на берегу шумели споры.

Василий испытывал первую готовую лодку с полным грузом на Лене и на Полной. Гребешки заливали лодку. На пороге ее затопило. Черендеевские остряки спрашивали плотников нарочно для Зырянова, чтобы он услышал:

— Что вы строите?

Колхозные плотники отвечали:

— Подводные лодки.