Тревожные галсы

Она положила свою руку ему на плечо.

— Только ты не думай, Паша, что я слабая. Ты такое не думай, а то если будешь так думать, то и самому страшно станет... Не за меня страшно, ты понял? Ну вот и хорошо... — Зина помедлила. — Если что, то я сразу же вызову «скорую помощь». Я боюсь... Не за себя, Паша, за сына боюсь. Надо, чтобы он жил, ведь так?

— Надо, Зинуша, надо. — Он поцеловал ее в теплую щеку. — Я давно этого жду.

У порога она обняла его на прощание, шепнула:

— Гляди, Паша, море кусается... Береги себя... И меня тоже береги...

Скляров почувствовал, как озяб. К нему подошел старпом Комаров.

— Извелись моряки, а «противника» нет, — сказал он. — Может, возьмем курс к острову Скалистый, что находится от нас примерно в ста милях?

— Я бы очень хотел пройти туда с ветерком, но адмирал даст по шее, — усмехнулся Скляров. — Не тебе даст, старпом, а мне. Нам определен район поиска, значит, будем здесь и загорать.

— Так ведь обстановка изменилась?

— Роберт Баянович, ты что, хочешь схлопотать мне выговор? Нет уж, на твою удочку я не клюну. Замполит сказал, что у меня не хватает терпения. Понял? А я вижу , что и ты этим страдаешь... Скажи лучше, чтобы вестовой принес горячего чаю.

Старпом предложил командиру побыть за него на ходовом мостике, пока он пьет чай. Однако Скляров наотрез отказался:

— Акустики могут обнаружить подводную цель.

«Выходит, он не надеется на меня, — с огорчением подумал старпом. — Да ведь я уже не раз выходил в атаку на лодки, и пока срыва не было...» Словно догадавшись о его мыслях, Скляров сказал:

— Ты, конечно, можешь тут остаться за меня. И лодку атакуешь, если ее обнаружат акустики. Я тебе доверяю. Но сейчас я не могу уйти с мостика. Даже на минуту не могу уйти. А почему — я и сам не знаю. Злость какая-то во мне сидит. — Он сделал короткую паузу. — Роберт Баянович, а что капитан «Горбуши» Серов разве не уехал в отпуск? Я слышал, что он собирался.

— Не уехал. «Горбуша» сейчас где-то на промысле. Сдал он путевку. Сам днями мне говорил. А ему следовало бы отдохнуть в санатории, подлечиться. Раны-то ноют...

«Корни его тут, на Севере, и никуда он отсюда не уедет, вот как я», — подумал Скляров и кивнул старпому:

— Где там чай?

Комаров поспешил к трапу.

...Кесарев собирался на вахту. Ночью он спал мало: трижды его поднимал с койки сигнал боевой тревоги, и теперь чувствовал усталость во всем теле. Правда, после того как корабль отразил воздушный налет ракетоносцев «противника», он крепко уснул, но на рассвете его разбудил начальник радиотехнической службы капитан-лейтенант Влас Котапов и сообщил ему, что он заступает вахтенным офицером.

— Кто сказал?

— Старпом.

— По графику моя вахта днем. Это чего же так? — В голосе Кесарева послышалось недовольство.

Но Котапов уже ушел.

Сейчас Кесарев злился в душе на старпома, ему казалось, что кто-то из офицеров увильнул от вахты, но он никогда не спорил, поворчит, бывало, поворчит, но так, чтобы старпом не слышал.

Кесарев выглянул из каюты. Корабль шел вдоль острова. Дул ветер. Прояснился светло-оранжевый горизонт, прояснилась чернота неба, оно все больше голубело, словно невидимый художник наносил краску. На острове хорошо просматривались каменные глыбы, густые заросли можжевельника, берег — белый, потому что его усеяли чайки. На рассвете птицы всегда собираются на берегу, а с наступлением утра, с первыми лучами солнца они отправляются в полет и целыми днями кружатся над морем в поисках рыбы.

«Зябко, надо теплее одеться», — подумал Кесарев. Он прикрыл дверь каюты, надел под китель шерстяной свитер. В это время к нему вошел Грачев.

— Как жизнь, Сергей? — Он сел на стул. — На вахту, да? А я свою отстоял.

— Спать охота, страсть, — признался Кесарев.

— Что, не выспался дома?

Кесарев, застегивая на кителе пуговицы, сказал, что дома отдохнуть ему не пришлось: Наташа проверяла тетради, потом готовила ужин, а он ей помогал.

— Врешь ты, Сергей, — грубо бросил Грачев.

Кесарев резко обернулся, брови его дрогнули.

— Что это значит?

— А то, что ты, голубчик, дома не ночевал, вот и все, — Грачев посмотрел ему в глаза.

— Я? — У Кесарева покраснело лицо.

— Да, ты. — Грачев встал, заходил по каюте. — Я все знаю. Я и раньше догадывался... Ты был у Веры. Что глаза пялишь? Ты был у нее. Мне сказала Наташа.

Кесарев побледнел:

— Наташа? Ты что, был у нас дома?

— Был... Она плакала, Наташа. Очень даже плакала. Я пытался убедить ее, что ты где-то на кораблях, зашел, мол, дружков проведать и прочее. Кажется, я убедил ее. — Петр присел к нему рядом. — Послушай, Сергей, зачем она тебе, эта Алмазова? Ведь у нее своя семья...

— Нет у нее семьи, — зло прервал его Кесарев.

— Муж есть...

— Вот что, милый Петенька, — Кесарев подошел к нему так близко, что видел в его глазах злые огоньки, — ты мою личную жизнь не тронь. Может, я захочу совсем уйти к Вере? И ни Скляров, ни ты мне не помеха.

— А сын? Ты о нем подумал? — Грачев ударил кулаком по спинке дивана. — Ты, ты... подло обманул Наташу. Я должен, я обязан тебе это сказать. Бедная Наташа!

— Бедная? — Кесарев ехидно усмехнулся. — А чего, позволь спросить? Я что, бил ее или бросил где-то на дороге, да? Странно, весьма странно!

— Ты обманул ее. Это же подло! — Грачев хотел сказать еще что-то, но тут открылась дверь, и в каюту вошел старпом Комаров. Он сердито посмотрел на Кесарева.

— Почему опаздываете на вахту? Делаю вам замечание...

— Я готов на вахту, я мигом... — Кесарев схватил на вешалке шинель. — Извините, Роберт Баянович...

«Кажется, Вера его совсем увлекла», — грустно вздохнул Грачев. Он заглянул в радиорубку, где матрос Гончар нес радиовахту, а потом спустился в свою каюту и устало прилег на диван. Задумался. Незадолго до учений капитан «Горбуши» Серов пригласил его к себе в гости. «У меня есть где-то фотокарточка, на которой я заснят вместе с твоим отцом, — говорил ветеран. — Если понравится, могу подарить ее тебе». Но когда Грачев пришел, то Серова дома не оказалось.

— Еще утром он ушел в порт, — сообщила ему дочь Вера. — Дежурный он. Даже не смог прийти домой за регланом, так я туда отнесла ему. Может, в обед заскочит.

Петр стоял на крыльце, не зная, то ли ему идти на корабль, то ли подождать капитана. Вера сама выручила его.

— Заходи, Петя, — сказала она. — Я не одна... Муж вернулся из рейса. Вчера вернулся. Познакомлю тебя с ним.

— Ну, если так, тогда зайду, — улыбнулся Петр.

Вера представила его мужу. Тот уже немного выпил, грубо сжал руку Грачева в своей мускулистой руке и, улыбаясь, сказал:

— Борис Алмазов, понял? Ну вот и хорошо. Только сам я без алмазов. Я не люблю алмазы. Моя слабость — деньги... Да ты, парень, садись, выпьем...

Петр сел рядом с хозяином. Алмазову было лет тридцать. Густая черная борода ярко оттеняла его белую шею. Лицо, широкое, румяное дышало силой. В серых, чуть раскосых глазах горели искорки.

— Вы моряк, да? — говорил он Грачеву. — А я рыбак. На Баренцевом море пролегла моя дорожка. Белая, вся в пенистых кружевах... Мало кто знает, почему я с пятнадцати лет на море. Вера тоже не знает, хотя и моя жена. Она не спрашивала, а я сам не говорил ей. Она любит только себя...

Вера сердито заметила:

— Борис, не дури!

Но тот, казалось, не слышал ее. Он стал жаловаться на свое трудное детство, сказал, что рано потерял отца. У матери их было четверо малышей. Вот и пришлось ему идти в рыбаки, потому что они хорошо зарабатывают.

— А вы давно служите на флоте? — спросил он Грачева.

— Пять лет...

— Тогда моря ты еще мало испил, кореш, салажонок еще ты, — буркнул Алмазов.

Вера сердито его одернула:

— Борис, да ты что? Петя из морской семьи. Его отец на Севере воевал. С моим отцом плавал на подводной лодке... — Она хотела еще что-то сказать, но муж прервал ее:

— А я что? Моря всем хватит... — Он посмотрел на Грачева. — Я, знаешь, тонул. И где? В Саргассовом море!.. Вам, коллега, не приходилось там бывать?