Лоцман кембрийского моря

— Связь, по-видимому, есть. Вы очень быстро и глубоко засыпаете? Вы недолго лежите до засыпания?

— Только ложусь — и ничего больше не помню. Вероятно, моментально засыпаю.

— Можно позавидовать вам. Вы обладаете даром глубокого сна, может быть даже исключительно полного сна. Поэтому вы можете позволять себе очень короткий сон. Кора головного мозга успевает отдохнуть, биохимически освежиться. Когда человек видит очень яркие сны, он встает почти не отдохнувший: кора продолжала работать.

— Так вот какая связь!

— Глубокий сон — это великая вещь. Берегите его. Его тоже можно потерять… Много снится тому, кто медленно засыпает и легко выходит из сна, спит неглубоким сном, не дающим полного отдыха, и нуждается поэтому в продолжительном сне.

— Но все-таки я бы хотел хоть раз увидеть…

— Что ж… Попробуйте, хотя вряд ли у вас выйдет при такой могучей способности… Попросите кого-нибудь из товарищей причинять вам легкое раздражение в момент засыпания.

Василий поблагодарил за совет.

Ночью, покончив с учебниками, он просверлил две дыры в рамах окна и лег головой к сквозняку. Острая струя морозного воздуха шевелила тонкие пряди льняных волос на темени и приятно освежала, причиняя легкое раздражение. Василий мгновенно уснул.

В первое воскресенье после окончания анализа полнинских образцов Василий отправился к Лидии Цветаевой.

Он сразу, лоцманским взглядом окинул светлую комнатку с кружевной белой занавесью на маленьком окне и белым убранством постели и приветливым зимним солнцем на свежести дешевеньких обоев, отразивших мартовский снег. Сделал шаг от порога и вдруг сослался на приглашение. Он явно выглядел оробевшим.

— Без письменного приглашения вы бы не пришли? — насмешливо спросила Лидия. — Вы вообще не хотите быть знакомы?

— Вы интересуетесь Сеней… Я принес его письмо… Переслал Женя из Алексеевки.

— Дайте скорее!

Теперь она взглянула более пристально.

— Вы опять успели похудеть… И побледнели. Вы не больны?

— Я здоров. — Первый раз в жизни кто-то говорил ему, что он «похудел» и даже «побледнел». Он уточнил: — Я выздоровел.

— Значит, вы все-таки болели! Что у вас было?

— Воспаление легких… сначала. Потом плеврит с сильным жаром, сказала няня.

— «Сказала няня»! Вы были в больнице! И вы не дали знать!.. — Она помолчала от обиды, но рассердилась на себя: «Это все я!.. Какой отвратительный характер! От кого это у меня?..»

За портьерой звонкий, чистый голос сказал:

— Лида, к тебе можно?

Василий насторожился: какой милый голос. Лидия не говорила, что у нее есть младшая сестра.

— Войди, мама.

— Открой мне, пожалуйста.

Лидия вскочила и откинула портьеру. Василий огорченно подумал, что это следовало сделать ему.

Мать, в темном просторном домашнем платье, вошла с белым подносиком, с двумя белыми чашками, вазочками и крохотными блюдцами под варенье.

— Ах, мама!.. Я же сама могла!.. Мама, это и есть знаменитый Василий Игнатьевич Зырянов!

Она с опасением взглянула — она еще не знала, как он себя поведет. Зырянов пошел навстречу полной, расплывшейся женщине лет шестидесяти, с удивлением, с нетерпением желая услышать ее голос. Старушка села и музыкальным, юным голосом спросила о его успехах.

— Можете говорить со мной как со специалистом.

Зырянов, улыбаясь, сказал, смущенный, сбитый с толку противоречием голоса и внешнего вида мамы:

— Неужели Лидия Максимовна заставляла вас пройти вместе с нею всю геологию?..

— Я ее заставляла, а не она меня, — строго сказала старушка. — А как вы думаете? Нам, родителям, нельзя иначе никак. Вот будет у вас свое высшее образование и даже докторское, как Лида говорит… — Ее речь была полна лукавства.

— Мама! — Лидия покраснела.

— И вы думаете — уже обеспечены у детей? Тогда я вас пожалею. Они вам ответят очень скоро: «Ах, мама, тебе это неинтересно! Ты не поймешь!..» Или так вот, вежливо: «Неужели дочь заставила вас пройти геологию?» — Глаза у мамы, молодые, насмешливые, согласны были с голосом и коварными, переменчивыми интонациями в решимости задразнить Зырянова.

— Извините! — воскликнул Василий. — Спасибо вам! Теперь я буду действовать по вашему способу!.. А много у вас детей?

— Не жалуюсь, слава богу. Второй вуз кончаю, не считая своего. С аспирантурой плохо у меня: не допускают по возрасту.

— Ну, конечно! — с жаром воскликнул Василий, но уже с почтением к учености, а не только к старости.

— Так и ожидала эту любезность, — мелодично сказала старушка. — Но вы ошиблись, намекая на мой возраст. Я имела в виду возраст Лиды.

— Замечательно! — пролепетал Василий, глядя на старушку со страхом и восторгом. — Разрешите ответить на ваш вопрос. Я заложил два анализа на одинаковом материале, составленном из полнинских асфальтов и битумов. Я сам делал контранализ…

Мама внимательно выслушала задумчивую паузу Зырянова и осторожно спросила:

— Какой же результат?

— Целых два результата: один анализ положительно указывает на нефть, а другой очень далек от нефти.

Мать и дочь рассмеялись. И Василий увидел, что они очень похожи друг на друга.

— В Институте горючих ископаемых тоже закончили анализы и решительно отвергли возможность нефти в полнинском кембрии.

— Вот как, — сочувственно сказала мать.

— У профессора Каслина в Ленинграде получились противоречивые данные, сходные с моими собственными результатами: и за и против нефти.

— Как интересно! Следовательно, вы можете продолжать бороться.

— Мама, — взволнованно сказала Лидия, — ну зачем же ты поощряешь его! Ведь он уже три года борется и два года ведет разведку в Якутии, а кембрийскую нефть хотя бы в лаборатории нашел. — У Лидии горели щеки, и она не смотрела на Зырянова.

— В таком случае пейте чай! — сказала быстроглазая мать и вышла из комнаты.

— В таком случае будем пить чай, — сказала Лидия. Она не смотрела на Василия.

— В таком случае пьем чай! — сказал Василий с внезапным весельем.

Лидия положила на кукольные блюдца прозрачные ягоды в изумрудном густом сиропе. Василий посмотрел на свое блюдце с искренним интересом. Тотчас Лидия отзывчиво подложила еще ягод и взглянула с ласковым сочувствием к его детской радости.

— Рассказывайте ваши дальнейшие планы.

— Я был у начальника Главгеоразведки. Он сказал: «Если Академия наук заслушает ваш доклад, я уделю вам десять минут».

— Грубиян! Что вы ему ответили?

— Я сказал: хорошо. — Василий встал и прошелся по комнате.

Лидия покраснела от гнева.

— Вы должны были обрезать эту свинью! А вы проглотили оскорбление с покорным «хорошо»!

— Что же другое я мог ответить ему с достоинством?

— С достоинством?.. Его высмеяли, а он с достоинством ответил: «Хорошо»!

— Он хотел выразить ту мысль, что, может быть, я и заработаю доклад в Академии через десять лет, но и тогда кембрийская нефть, да еще в Якутии, не будет стоить больше десяти минут делового времени…

— Вы полагаете, что я сама не в состоянии понять?..

Василий остановился у книжной полочки и рассматривал книги в смущении.

— Ну, а я ответил: хорошо.

— Боже, какая угроза! — Лидия тоже подошла к полочке и встала рядом с Василием. — Я действительно не поняла вас. Вы ответили в том смысле, что принимаете его условие!..

— Конечно! — Ему хотелось взять в руки какую-то книгу, но он не решался.

— Будто бы вы придете к нему после доклада в Академии наук?..

— Да.

— Вы действительно уверены, что Академия наук будет слушать ваш доклад?.. И не дальше как через десять лет?

— Зачем? Через две недели.

Она взглянула почти испуганно.

— Иван Андреевич уже внес предложение на Геологическое отделение Академии заслушать мой доклад о разведке на кембрийскую нефть.

— Извините, Василий… Вам это не приснилось?