Семья Зитаров. Том 2

В такой неизвестности ему удалось прожить почти три года. Это были годы безумного, непрерывного труда, поиски путей, отказ от всех жизненных интересов ради одной цели. Когда-то он сам эту цель осмеял и опорочил, а теперь она, словно в отместку, подчинила его целиком своей власти. Долгое время он не знал, успешна ли его работа или он, как Дон-Кихот, бесплодно борется с ветряными мельницами. Артист узнает о качестве своей игры сразу же после спектакля, потому что игра его все время протекает в непосредственном, почти физическом общении с публикой; успех атлета ясен и неоспорим уже в тот момент, когда он совершается; успех или неудачу пахаря обнаруживает осенний урожаи. Но кто может установить читательскую признательность или неодобрение, когда читатели — это тысячи далеких, незнакомых людей, которых даже никогда и не встретишь? Можно лишь догадываться, воображать, но никогда нельзя знать точно.

Первая книга Яна Зитара разогнала эти сомнения. Но выхода этой книги ему пришлось ждать несколько лет. И только тогда он убедился, что у него много друзей и что его работа нашла в народе более широкий отклик, чем он ожидал.

Марта Ремесис первая выведала правду о деятельности Янки. Скоро об этом знали все, и отношение окружающих к младшему Зитару резко изменилось. Для старых знакомых Яна это было большой неожиданностью. Те, кто еще недавно уклонялись от дружбы с простым рабочим, теперь пытались возобновить знакомство с писателем Зитаром. Они с изумлением наблюдали за тем, как этот человек выбирается из темноты, в которой он, согласно всем жизненным законам, должен был неизбежно погрязнуть. Он догнал тех, кто завоевал положение в обществе, — правда, с опозданием, но совершенно определенно, и волей-неволей приходилось уступать ему место рядом с собой. Плохо только, что он не отвечал им такой же горячностью, — за долгие годы он привык к одиночеству, и дружба, в которой ему до сих пор отказывали, сейчас оказалась лишней и ненужной.

Айя не могла теперь отделаться от любезностей Эльзы, ибо, к великому удивлению, хозяйка мельницы обнаружила, что писатель Ян Зитар, о котором повсюду говорили, приходится ей братом, к тому же любимым, и что она к нему всегда чувствовала симпатию. Янке это открытие не доставило особой радости, поэтому на мельнице он появлялся так же редко, как и прежде. Когда у Эльзы родилась дочь и она пригласила Яна быть крестным отцом, он отказался от этой чести и посоветовал обратиться к Эрнесту.

— Он старше меня и ни у кого еще не был крестным.

Янка больше всего дружил с жителями Болотного острова и, насколько позволяли обстоятельства, материально поддерживал их. Именно поэтому его так глубоко встревожил внезапный удар, обрушившийся на это семейство в середине зимы: однажды ночью дом Карла Зитара окружила толпа полицейских и айзсаргов. Позже стало известно, что среди них находился и Кланьгис. Они обыскали все уголки, обшарили чердак, погреб и дровяной сарайчик и, не найдя ничего компрометирующего, в конце концов все же арестовали Карла и увезли в Ригу. Несколько месяцев спустя его судили вместе с несколькими другими членами Видземской организации Коммунистической партии Латвии. Карла приговорили к двенадцати годам принудительных работ за антигосударственную деятельность.

Только теперь Янка понял, что за человек его брат. Он восхищался этим тихим, твердым человеком, который — единственный в семье Зитаров — отважился бороться за справедливость на земле не только для себя, но и для всего народа.

«Хороший, сильный Карл. Ты шел дорогой борьбы, в то время как я только умел брюзжать и иронизировать над могущественными мира сего. И хотя ты попал в тюрьму, тебе нечего стыдиться своей жизни, тогда как мне… мне, Яну Зитару, еще нужно искать настоящий путь. Почему я не знал этого раньше? Мы могли бы быть не только хорошими братьями, но и верными товарищами…»

Нисколько не считаясь с тем, что об этом могут подумать соседи и охранка, Янка часто ездил в Ригу, в Центральную тюрьму, на свидания с Карлом, отвозил продукты, посылал книги и вносил в тюремную канцелярию на имя брата деньги. Когда Кланьгис как-то заикнулся о том, что он этим вредит своей репутации в глазах государственных учреждений, Янка попросил его меньше заботиться о нем и больше о мельнице, от которой Кланьгису перепадает кое-какой доход.

После этого Кланьгис больше не докучал советами.

Теперь Янка еще чаще посещал Болотный остров и еще больше, чем до сих пор, помогал Сармите и деньгами, и советами. Сам он сделался задумчивым. На его книжной полке появились такие книги, каких там прежде не было, а вечерами он все чаще настраивал свой радиоприемник на московскую волну.

Не сразу — о нет! — постепенно Ян Зитар нашел свой путь и свое настоящее место в обществе. И пришло время, когда он смог встать в строй борцов и заполнить брешь, образовавшуюся в тот день, когда Карла Зитара насильно вырвали оттуда. Прекратилось одиночество Яна Зитара, наступил конец всем сомнениям и догадкам, и жизнь стала содержательной, как никогда прежде.

Ни для кого на побережье уже не было секретом, что судьба старой усадьбы Зитаров должна решиться в ближайшее время. Трактирщик Мартын и Кланьгис давно делили шкуру неубитого медведя, но, когда старое моряцкое гнездо, наконец, посетили таксаторы и вскоре после этого в газетах появилось объявление о продаже дома с аукциона, даже Эрнест понял, что пришел конец его хозяйничанью.

— Ну, наконец дождались! — радостно сказал Кланьгис жене.

То же самое сказал трактирщик Анне. Полные радостных надежд, оба семейства ждали аукциона. На последней неделе перед торгами не проходило дня, чтобы в Зитарах не появился человек, желающий осмотреть дом. Однако все они уезжали, не сказав ни одного обнадеживающего слова. Поняв, что собственности не удержать в руках, Эрнест пытался выжать из нее все, что можно. Дом был оценен в восемь тысяч латов, такова же была и сумма долга. Если на аукционе не дадут этой суммы, Зитары останутся за банком. Если же Эрнест найдет до торгов покупателя, который заплатит больше, разница останется ему, и трактирщик Мартын с Кланьгисом зря поедут в Ригу. Обширные залежи, истощенные поля и чахлые луга, где зелень молодой травы не могла закрыть желтизны прошлогодней нескошенной отавы, мало прельщали покупателей. Тот, кто теперь купит Зитары, первый год будет без урожая. Настоящих любителей земли эта покупка не могла соблазнить. Оставалась единственная надежда на спекулянтов. Но среди тех, кто приезжал осматривать дом, их, по-видимому, не было. Тогда Эрнест скрепя сердце отправился на мельницу к Кланьгису.

— Не дай меня разорить, — сказал он. — Подбрось тысячу-другую и бери дом.

Но Кланьгис предполагал, что на аукционе он приобретет Зитары дешевле, и не обещал ничего. То же сказал и Мартын.

— Не могу. Делай как знаешь, — ответил он. — Если б ты не был мне должен, я вовсе не ездил бы на аукцион. Теперь земля дешевая — за восемь тысяч можно купить самое лучшее хозяйство.

И вот, наконец, все отправились в Ригу: Мартын и Анна — на своем грузовике, Кланьгис, Эльза и Эрнест — на автобусе. На месте торгов они, к великому изумлению и огорчению, увидели Янку.

— Смотри, и ты здесь!.. — удивился Кланьгис.

— Да, — усмехнулся Янка. — Хочу посмотреть, что вы тут сотворите.

Эльза сразу поинтересовалась, не слышно ли что-нибудь о других конкурентах.

— Никого из чужих, вероятно, не будет, — успокоил ее Янка.

— Слава богу, — вздохнула Эльза. — Пусть лучше Зитары достанутся кому-нибудь из своих, чем чужим.

Трактирщик Мартын поспешил согласиться:

— Только поэтому я и приехал. В таких случаях своим нужно держаться вместе.

До начала аукциона в их беседах проявлялось удивительное единомыслие. Так и казалось, что их привела сюда единственно лишь забота о старинной собственности семьи, а не коммерческие соображения. Ты ли, я ли — главное, чтобы усадьба осталась за своими. Они с радостью готовы были уступить друг другу Зитары и успокаивали Эрнеста: пусть не горюет, будущий владелец усадьбы вспомнит о своем предшественнике, особенно если ему удастся дешево купить Зитары.