Киноповести

— Не могу, силов нету.

— Эка!— все улыбался Иван.— Чтой-то раскис ты, брат мой любый. Ну-ка, держись мне за шею... Держись крепче.

Степан обнял брата за шею и стал с трудом подниматься. Брат помогал ему.

— Во-от,— говорил он ласково,— вот и подымемся...

— Как же ты пришел-то ко мне?— все не понимал Степан.— Тебя же повесили.

— Будет тебе: «повесили», «повесили»!— рассердился Иван.— Стой вот! Стоишь?

— Стою!

— Смотри... Стой крепче.

— Ты мне скажи ишшо чего-нибудь.

Иван засмеялся:

— Держись, знай. Не падай...— И ушел.

А Степан остался стоять. Он и вправду стоял.

Конь по-прежнему был на месте. Степан долго привыкал к стоячему положению... Привык, окреп, пошел к коню. Конь весь напрягся...

— Не бойся, дурашка,— ласково заговорил Степан.

Почуяв доброе в голосе человека, конь остался стоять. Степан обнял его, поцеловал в лоб, в шею, в глаза, бесконечно добрые и терпеливые.

— Прости меня... Прости.

Человек плакал. От слабости, что ли.

Потом шли рядом — конь и человек. Голова к голове. Долго шли.

Солнце вставало над степью. Огромное красное солнце.

К Волге вышли, глядя на ночь. (В версте выше Царицына.)

Начали спускать на воду струги и лодки. Удобное место спуска указал бежавший из Царицына посадский человек Степан Дружинкин. Он же советовал атаманам, Разину и Усу:

— Вы теперича так: один кто-нибудь рекой пусть сплывет, другой — конями, берегом... И потихоньку и окружите город-то. Утром они проснутся, голубки, а они окруженные, ххэк...

Дружинкин не мог укрыть радости, охватившей его.

— Воеводой кто теперь сидит?— спросил Степан.

— А Тимофей Тургенев. На своих стрельцов, какие в городе, у его надежа плохая, он сверху других ждет. Да когда они будут-то!

— Много идет?

— С тыщу, говорят. С Иваном Лопатиным. Надо бы, конечно, до их в городок-то войтить. Ах, славно было б, Степан ты наш Тимофеич, надежда ты наша!.. Отомстились бы мы тада!..

— Родионыч, поплывешь со стругами,— велел Степан.— Я с конными и с пешими. Шуму никакого не делай. Придешь, станешь, пошли мне сказать.

Утром, проснувшись, царицынцы действительно обнаружили, что они окружены с суши и с воды.

Воевода Тимофей Тургенев и с ним человек десять стрельцов, голова и сотники, да прислуга, да племянник, да несколько человек жильцов — смотрели с городской деревянной стены, как располагается вдоль стен лагерь Разина.

— Сколь там на глаз?— спросил воевода у головы.

— Тыщ семь, а то и боле.

Воевода вздохнул.

— Неделю не продержимся...

В городе гудел набат.

Разинцы в свою очередь внизу оценивают обстановку.

— Ну?— спросил Степан.— Какие думы, атаманы?

— Брать,— сказал Шелудяк.— Чего на его любоваться-то.

— Брать-то — брать, а как?

— Приступом! Сейчас навяжем лестниц, дождем ночки — и с Исусом Христом!..

— Исус что, мастак города брать?— спросил Ус.

— А как жа! Он наверху — ему все видать.

— Хватить зубоскалить,— оборвал Степан.— Родио-ныч, Иван, какие думы?

— Подождать пока,— сказал Иван Черноярец.— Надо как-нибудь в сговор с жильцами войтить.

— Умное слово,— поддержал Матвей Иванов.— Стены — стенами, да ведь и их оборонять надобно. А есть ли у их там такая охота? Оборонять-то? А и есть, так...

Подъехал казак, доложил:

— Царицынцы, пятеро, желают Степан Тимофеича видать.

— Давай их.

Подошли пять человек посадских из Царицына.

— Как жа вышли?— спросил Степан.

— А мы до вас ишшо... Вчерась днем, вроде рыбачить ушли, да и остались... Нас Стенька Дружинкин упредил.

— Ну, рассказывайте.

Стырь с оравой зубоскалов переругиваются с царицынскими стрельцами.

— Что, мясники, тоскливо небось торчать там? Хошь загадку загадаю? Отгадаешь — умница.

— Загадай, старый, загадай.

Отгадаешь — свою судьбу узнаешь.

— То, дед, не загадка. Во я тебе загадаю:

Отгадаешь — тоже судьбу узнаешь.

— Стрельца несут хоронить!

Казаки заржали.

Стырь разохотился.

— А вот — отгадай. Отгадаешь — узнаешь мою тайную про тебя думу. Кто это такая:

— Скажите в городе,— наказывает Степан пятерым царицынцам,— войско, какое сверху ждут, идет, чтоб всех царицынцев в куски изрубить. А я пришел, чтоб отстоять город. Воевода ваш — изменник, он сговорился со стрельцами... Он боится, что вы ко мне шатнетесь, и хочет вас всех истребить, для того и стрельцов ждет.

Пятеро поклонились и ушли.

— Родионыч!.. Подь суды.

Ус подошел.

— Останисся здесь. Стой, зря не рыпайся. Я поеду Едисан тряхну. За ими старый должок есть... И скота пригоню — можа, долго стоять доведется. Гулять не давай... Караул держи. В городе чтоб не знали, что я отъехал. Караул держи строго.

— Не долго там.

— Скоро. Они — тридцать верст отсудова.

...На другое утро в лагерь к Усу явилась делегация от жителей города.

— Батька-атаман, вели выходить из города воду брать. У нас детишки там... Какой запаслись, вышла, а они просют. Скотина ревет — голодная, пастись надо выгонять...

— А чего ко мне-то пришли?— спросил Ус.

— К кому жа больше?

— Скажите воеводе, чтоб отпер город. А заартачится, возьмите да сами замки сбейте. Мы вам худа не сделаем.

— Не велит поди. Воевода-то.

— А вы колом его по башке, он сговорчивый станет...

Экспедиция Разина к едисанским татарам была успешной.

Сотни три казаков гнали перед собой вскачь огромное стадо коров, овец, малолеток лошадей.

Рев и гул разносился далеко окрест. Казаки матерились, орали... Очумелые от бешеной гонки животные шарахались в стороны, кидались на всадников. Свистели бичи.

Степан с Федькой и Иваном ехали несколько в стороне.

К ним подскакали нарочные из Царицына... Что-то сказали Степану. Тот во весь опор понесся вперед, к Царицыну. За ним увязался Федька Шелудяк, Иван Черноярец остался с табуном.

Ликующий, праздничный звон колоколов всех церквей города встретил Разина.

Народ и казаки стояли вдоль улицы, которой он шел. Стояли без шапок, ближние кланялись.

Навстречу ему от приказной избы двинулась депутация города с хлебом-солью. Во главе — отец Авраам.

Степан шел степенно, глядя прямо перед собой; первый царев город на его мятежном пути стал на колени.

Отец Авраам низко поклонился.

— Здорово, отче!— узнал Степан.— Как твой Илюха поживает?

Поп, видно, заготовил что сказать, сбился:

— Поживает... А я вот собрался послужить православному воинству во славу свободнова Исуса...

Степану поднесли хлеб-соль. На каравае стояли чара с водкой, солонка. Он выпил чару, крякнул, отломил от каравая, обмакнул в солонку, заел.