Человек находит себя

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

На станции Северная Гора Таня сошла одна. Красный фонарь последнего вагона быстро уплыл вперед. Облачко паровозного дыма повисло над лесом, но вскоре растаяло, и Тане показалось: вместе с ним исчезло последнее, что связывало ее с Москвой.

Было раннее июльское утро. Тускло желтели вдоль путей огни стрелок. Рельсы, мокрые от обильной росы, влажный песок в пятнах мазута, черные на фоне рассветного неба столбы и здание самой станции, темневшее поодаль, — все было неприветливое, чужое. И ни души вокруг. Таня стояла возле двух своих чемоданов, и чувство одиночества все больше и больше овладевало ею.

Неподалеку, возле складского навеса, под которым свалены были какие-то бочки и ящики, белела будка с дощатой дверью и крохотным, в радужных переливах, оконцем.

«У сторожа, что ли, спросить?» — подумала Таня, подходя к будке. Нужно было разузнать, как попасть на мебельную фабрику. Таня потянула дверь за ржавую скобу. Дверь подалась и… вдруг, соскочив разом с обеих петель, лязгнув железом запора, рухнула на влажный песок. Таня едва успела отскочить. Она оглянулась растерянно и беспомощно и даже вздрогнула от неожиданности: позади нее, почти рядом, стоял высокий парень в рабочей одежде. На большой прямой лоб его выбились из-под засаленной кепки вьющиеся русые волосы. Губы сложились в насмешливую улыбку.

— Ясен вопрос! — с деланной строгостью произнес незнакомец, запуская руки в карманы. — А я-то смотрю: кто там у склада орудует? Ладно, подоспел вовремя.

Он замолчал, окидывая Таню изучающим взглядом. Во всем ее облике: в стройной фигурке, в выражении лица, в больших серых глазах — была растерянность. Таня поправила пеструю косыночку, из-под которой виднелись тугие светлые косы, кольцами уложенные на затылке, и, поеживаясь от утренней сырости, одернула рукава тонкого серого плащика.

— Ясен вопрос, — повторил незнакомец, словно давая понять, что следствие по делу о сломанной будке закончено, и… улыбнулся.

— Мне нужно на мебельную фабрику, — сказала Таня, оглянувшись на упавшую дверь. — Ну и…

— Здорово, значит, эта будка похожа на фабрику. — Незнакомец прищурился.

Таня тоже улыбнулась, только чуть заметно, уголками губ.

— Не скажете, как пройти?

— Вы с московского, что ли? — не очень любезно спросил незнакомец. — Багаж-то — ваш? — Он по очереди приподнял чемоданы, покачал головой. — Шариковые подшипники везете? Хорошо! Это хозяйство у нас на фабрике постоянно требуется.

— Там книги, — не обращая внимания на иронию, ответила Таня. — А вы разве с фабрики?

— Так точно. Вам туда зачем?

— Я инженер-технолог, на работу приехала.

— Вот оно что! Ясен вопрос! Ну что ж, инженеры нам нужны, — сказал незнакомец таким тоном, будто именно он решал судьбы приезжих девушек. — Месяца два-три поработаете, если раньше не съедят.

— У вас что, людоеды водятся? — усмехнулась Таня.

— Людоеды не людоеды, а так…

— Вы на фабрике штатной гадалкой или людоедом по совместительству? — спросила Таня.

— По механической части я, — просто и почему-то задумчиво ответил незнакомец. — Ну как, понесем? — и шагнул к чемоданам.

— Сама унесу. Только объясните, как пройти в общежитие.

— В общежитие? — Незнакомец что-то старательно обдумывал. — Это через станцию. Первая улица налево и — до самого конца, где бараки. Только имейте в виду, теснотища там…

— Ничего, помещусь.

— Ерунда все это, вам на квартиру надо бы.

— Забавно! Кто же мне приготовил ее? — усмехнулась Таня.

— Есть на примете. Хотите, отведу? У нас тут в поселке музыкальный мастер живет, Иван Филиппович Соловьев. У него комната сдается. — Парень дернул за козырек свою кепку, надвинул ее на лоб. — Ну, решаете? Впрочем, как хотите, могу и до общежития проводить, — уже безразличным тоном заключил он.

Таня колебалась недолго.

— Ну что ж, ведите к музыкальному мастеру, если время у вас есть.

— Чего-чего, а времечка у меня вагон. — Незнакомец взглянул на ручные часы. — Сейчас пяти нет, а на работу к восьми. Я ведь так, ребятам третьей смены помочь шел… Ну, двинемся?

Он разом поднял оба чемодана, но тут же снова опустил.

— Постойте, девушка, на квартиру-то я вас приведу, а кого привел — и не знаю. — Он приподнял брови и улыбнулся.

— Моя фамилия Озерцова, Татьяна Григорьевна, двадцати четырех лет. Биографию рассказывать? А вас я тоже еще не знаю.

— Зовут Алексеем. А биография нехитрая: родился в стружках… Все рассказывать?

— Ладно уж, идемте, — улыбнулась Таня, — а то на работу опоздаете.

2

Алексей шел быстро, размашистым шагом. Таня едва поспевала за ним. На переезде, у шлагбаума, чтобы размять затекшие пальцы, он поставил чемоданы, потом снова подхватил их, сказал: «Ну, пошагали дальше» — и свернул с проезжей дороги. Через низкорослый березнячок, через мокрые от росы огороды он вывел Таню на главную улицу большого поселка.

Из-за синего ельничка над пологим склоном дальнего холма показался оранжевый краешек солнца. Оно поднималось все выше. И вот уже запылали окна дальних домов по ту сторону улицы. Потянул ветерок. Он принес запах хвои и печного дыма. Над невысокими изгородями покачивались желтые тарелки подсолнухов. По всем дворам голосисто орали петухи.

Алексей свернул в переулок, к домику с зеленой крышей, с палисадником.

На крылечке, вытирая полосатым фартуком таз, стояла пожилая женщина. Алексей поставил чемоданы и рукавом вытер лоб.

— Квартирантку привел, — коротко сказал он, как будто все было условлено заранее.

Женщина поставила таз на перила крыльца, вытерла руки о фартук и, сказав радушно: «Милости просим» — отворила дверь в дом.

Поднимаясь на крыльцо, Таня не видела, как Алексей за ее спиной приложил палец к губам и загадочно прищурил правый глаз. Она вошла в дом и остановилась у порога. Алексей втащил чемоданы и сразу вышел. Поэтому Таня не могла услыхать, как он говорил хозяйке:

— Ты, мама, приготовь комнату, только не говори, что я… Ну, в общем, сказал, что знаю квартиру. В общежитиях у нас уж больно тесно… Если проговоришься, не останется еще, пожалуй. Ясен вопрос?

— Да уж как не ясен, — с глубоким вздохом сказала женщина и покачала головой. Алексей вошел в кухню, затворил за собою дверь.

— Ну вот, теперь все в порядке, устраивайтесь, а я пошел. На фабрике, возможно, встретимся, — негромко сказал он Тане и уже собирался уйти, когда из соседней комнаты донесся старческий, но довольно бодрый, с нотками раздражения, голос:

— Ты, Алексей, пластинки для циклей мне когда-нибудь обдерешь? Или опять прикажешь самому подпилком елозить? Экой ты беспамятный стал: пустяковое дело для отца сделать не можешь!

Алексей сразу как-то съежился: неожиданно рухнул его маленький заговор.

— Сделаю сегодня, к обеду у тебя будут, — проговорил он растерянно.

Из сеней вернулась хозяйка и засуетилась около Тани.

— Вы, голубушка, раздевайтесь. Давайте пальто ваше, на вешалку его… Ох! Да у вас ноги-то мокрехоньки! Где это вам помогло? — всплеснула она руками, увидев мокрые Танины чулки и туфли. — Снимайте все, подсушим…

Не обратив внимания на растерянный вид Алексея, она сказала с нарочитой вежливостью:

— Вы бы, Алексей Иваныч, чемоданы-то в сторонку отодвинули, а то неловко, поставили тут на самой дороге.

— Ладно уж, мама, отменяется сеанс, — хмуро проговорил Алексей. — Разоблачил батя нас с тобой. — Он отставил чемоданы, снял кепку и, набросив ее на гвоздь у дверей, уселся на табуретку в стороне.

— Вы проходите в комнату… не знаю, как вас по имени-отчеству, — обратилась к Тане хозяйка.

— Таней зовите… А с квартирой я постараюсь сегодня же устроиться. Я совсем не предполагала…

— Да что вы это? Зачем же, — решительно перебила Таню женщина. — Только вот разве не поглянется вам у нас.