Город с названьем Ковров-Самолетов

Небывалая осень построила купол высокий, был приказ облакам этот купол собой не темнить. Оба Каминские не спешили покинуть Павловск. Старшему уж стало ясно, что молодой займет его место, Киприда же этот срок оттягивала, неизвестно почему. Они оттягивались втроем во внутреннем дворике, раз и навсегда турнув оттуда утомляющую своей жесткой энергетикой Лидию. Та продолжала набирать девочек в бордель, измеряя их сантиметром по талии и бедрам, а для Богом убитой Зои Савелкиной ввела эксклюзивную должность флейтистки. В Лидии все же текла сильно разбавленная – седьмая вода на киселе – благородная кровь, и вдобавок к греческому носу она получила филологическое образованье. Триумвират дам – мать свою, Аллу и Серафиму – отстранила от исполненья прямых обязанностей, спасая фамильную честь, но возложила на них административные тяготы. Сестер Переляевых перевела в сестры-хозяйки, отчего бедняжки потускнели, будто синие птицы на свету, без устали считая простыни и махровые халаты. Киприда ни во что не мешалась – она ела с милыми голубой виноград, пила золотое вино, сидя в плетеном кресле, и золотилась, золотилась средь желтеющей листвы.

Клены выкрасили город колдовским каким-то цветом. Иосиф Каминский сказал, обращаясь непосредственно к Киприде: Зоя! не будем ждать, пока отполыхает этот пожар… уедем в разгар его… – и взял авиабилеты на Кипр, не на всех, но на многих. На себя, и сына, и Киприду, неразлучных пока что Зоиньку с Даней, и еще сестричек Переляевых. Объясняться с Лидией по всем этим вопросам не счел нужным. Еще прихватили Менелая в качестве физической силы – по документам он проходил как Менелай Пападакис. Откуда взялись такие документы, лучше не спрашивать, но заявить его как Игоря не представлялось возможным, поскольку он на прежнее имя не отзывался.

До отъезда оставалась неделя, Зойкина квартира уж существовала в природе. Взяли машину, поехали смотреть – двое Каминских и Зоинька с Даней. Завернули на Литейный забрать кой-какое барахлишко. На постели Зой спал оживший бомж в Даниной пижаме – доброму вору все впору. Решили не трогать, нехай дрыхнет. Эти двое – один из них тут присутствовал – отныне пользуются покровительством бессмертной богини. Пока добрались до спального района, повидали и второго – стоял возле типового здания кинотеатра, таящего в стенах своих мебельный склад. Скованный по рукам и ногам, рванулся было вслед машине, но успел лишь поставить каменную пяту на ноготки, не то бархатцы, не то петунии – и навек затих. А может – не навек? О город медного всадника, ответь мне!

Штунде-отель «Эллада». Кафель в ванных, вазы на столиках – все сообразно названью. Вместо отсутствующей Афродиты на клумбе кой-как установлен расколотый барельеф с флейтисткой, надгробная плита ушедшим временам. Не слышно боле несмелой Зоиной игры. К простой продольной флейте аккуратистка Юленька привязала новую ленту, и темно-вишневая дудочка греется на груди Зоиньки, едущей в аэропорт. С нею в такси, помимо водителя, Даня и девушки Переляевы. В другом авто Киприда с Каминскими, подле шофера там Менелай с картонками на коленях. Шляпы Киприды – особа статья, скоро им трепетать под ласкою бриза. Алла же той порой разбирает уныло белье, а Серафима вяло дает указанья на кухне, да неохотно Людмила деньги считает в саду и Лидия дует губы, что не взяли на Кипр. Мадина стучит посудой – ей новые девушки чистят картошку в защитных перчатках и тихо романсы поют. Неспешные будни борделя… а самолет взлетел.

Стоило лишь Киприде воздушными путями покинуть брега Невы, как на них немедля обрушил свою силу атлантический циклон, и целый год аномально хорошей погоды ушел в прошлое. Жители северной столицы, застигнутые кто где ненастьем, схватили в тот день жесточайшую простуду. Если она и не оказалась смертельной, подобно горячке Акакия Акакьевича Башмачкина, то во всяком случае посещаемость павловского особняка снизилась существенно и надолго. Холодный ливень хлестал много дней на мраморные плечи бомжа возле бывшего кинотеатра, на фасаде коего поверх названья было теперь натянуто мокрое полотнище с надписью: шкафчик and диванчик. Беспричинные слезы, невидимые миру при столь неблагоприятных атмосферных условиях, струились из пустых глазниц изваянья. Нехитрые городские цветы вкруг его забредшей на клумбу левой ноги сникли и почернели. Другой бомж, пребывающий во плоти человеческой, единственный пока обитатель коммуналки на Литейном, проснулся поздним утром после дождичка в четверг. За стеклами на карнизе белел снег. Ленивец пошарил под кроватью, достал бутылку, отхлебнул, пощупал батареи – ура, затопили! и уснул крепким сном неправедных. Кажется, судьба опять взыскала не того кого надо. Ведь истинным рыцарем красоты явил себя Тот, кто стоял посреди клумбы.

Три богатыря – Егор, Антон и Борис – гриппом не переболели, будучи своевременно привиты патентованной сывороткой. По первой пороше прикатили в заведенье «Эллада». Птички от шин легли тремя разными узорами на холст ранней зимы – выбирайте, красавицы, какой вам больше нравится. Туи притихли, будто усомнились в том, что они вечнозеленые. Стоял ноябрь, с него же все тогда и началось. Скоро тьма придет, темень темная, темень темная, непроглядная. В борделе богатырям не показалось. Не то, не то… девушки вроде как девушки… ноги, каблуки… магии не хватает. От разочарованья ущипнули Мадину – она одна была на человека похожа – но Лидия такой вольности не одобрила. Сволочь эта Лидия… из грязи да в князи. Лидия была вовсе не из грязи, скорей, может, Егор… Антон с Борисом – те вряд ли. В общем, друг друга не поняли. То есть Лидия-то отлично поняла, что надо менять девочек, но кавалеры уж заказывали по сотовому авиабилеты на Кипр. Прочь от этой тьмы… пусть растет без них слоеный сугроб на треснутой мраморной плите с флейтисткой. Мороз… оттепель… снова мороз. Где-то еще звучит волшебная флейта желанья – в том краю, куда отлетела Киприда. Туда спешат последние птицы, зазевавшиеся было под куполом необычной осени, туда дует спохватившийся Борей, ворочая тяжкие тучи. Туда, туда… все, у кого есть такая возможность.

Зоя Савелкина ходит босыми ступнями по осыпающимся ступеням лестницы, ведущей к вилле «Киприда», что куплена Иосифом Каминским явно за названье. Дудит в свою бедную флейту, как Джельсомина в трубу. Нижние плиты уходят в море, верхние возносятся к вершине холма, там античный портик щемит душу совершенством пропорций. К нему пристроена вилла, ей всего лет двести. Пересчитав в который раз ступени, Зоинька спешит вглубь миртовой рощи – уже нашла там древнее капище. Венера Родосская, записанная как ее, Зоинькина, собственность, стоит в ребристой раковине. Стоит, наверное, с того самого дня, как исчезла с Литейного. Безумная Зоинька не догадывается, что об этом следовало бы сообщить своим спутникам. Носит богине венки из бессмертников, играет мелодии сапфических времен, слетевшие к ней из ноосферы. Священная роща чутко внимает, и некому нарушить полноту гармонии.

Иосиф Каминский такой же хозяин виллы, как Зоинька владелица почитаемого издревле изваянья. Киприда проводит время с младшим Каминским, почти не замечая старшего. Им, Леониду и его несравненной подруге, принадлежат терраса на плоской кровле, тайные внутренние покои с мозаичным полом, каменная скамья на вершине холма, конусы кипарисов внизу и пальмы у берега – всё без изъятья, согласно неписаной дарственной. Каминскому-отцу, однако, осталось не так уж и мало. Кроме своих достоинств и воспоминаний, он сохранил все то, что запросто может отнять не только темница, но и просто нужда. Неотнятое поднималось из моря, клубилось в воздухе, так что все было терпимо. Девушки Переляевы нежно улыбались с обеих сторон другу своему стоику – видно, им было на роду написано принадлежать одному человеку. Сходство же их с Кипридой заметно возросло в этих располагающих к тому краях. Тут до Иосифа Каминского доползли слухи, отнюдь его не обрадовавшие: три толстяка – Егор, Антон и Борис – сняли на троих виллу «Крест» в часе езды от «Киприды». Однако визитов наносить не спешили, наблюдали издали. Следовало принять какие-то меры.