Примерный сын (ЛП)

Наступила пятница, и Хосе Карлос маялся от тоски и уныния, потому что его зазноба переживала спад в матримониальных отношениях. Не имея, понятное дело, ни малейшего представления о браке и семейных узах, я считал, что сей факт должен был бы обрадовать и воодушевить Хосе Карлоса, поскольку это могло ускорить окончательный разрыв Эстер с ее мужем. Однако Хосе Карлос пояснил мне, что все как раз наоборот, – едва Эстер заметила меланхоличную понурость мужа, как тут же порвала со встречами на стороне. Остаться нам у него дома и смотреть “Канал плюс”, попивая пиво, представлялось мне совершенно противоположным намеченному мною плану, и я обзвонил наших приятелей, организовав групповую вечеринку. Эти групповые выходы в свет с каждым разом становятся все труднее. Наши приятели уже все обзавелись парами, и мы с Хосе Карлосом единственные холостяки-одиночки, а женатым с хомутом на шее, точнее и не скажешь, уже не так легко найти возможность поразвлечься с другими. Тем, у кого дети, не всегда есть к кому их пристроить. И потом, у них иная, скажем так, общественная жизнь, та, которую привносят в их собственную жизнь жены – семейные обязанности, другие компании, сослуживцы и так далее. Порой это заставляет меня думать, что жизнь в маленьком городишке, и даже поселке, была бы гораздо лучше – там было бы не так одиноко. Матушка на это отвечает, что я говорю так, потому что никогда не жил в поселке. Сама она родилась в Уэске, и говорит, что не вернулась бы туда и в кандалах под дулом пистолета. Вот что мне нравится в Уэске, так это шагни чуть больше трех шагов – и ты уже за чертой городка, как актер, по рассеянности вышедший из декораций. Там ты просто встречаешься с людьми без всякой необходимости договариваться о встрече, и там полно баров, в которых всегда найдутся дружеские лица. И в магазинах тебя знают и здороваются с тобой. Однако мама находит все это угнетающим. “Там нет отдушин и лазеек, – говорит она, – все тебя видят, и все с тобой болтают”. Так что маме по душе большой город, и чем больше, тем лучше, словом, похлеще Нью-Йорка. И даже не заикайся ей о природе. Природа – сплошное неудобство: то холодно, то жарко. Да впридачу еще всякая вонючая скотина – напашешься с ней как вол и перемажешься по уши. Такова точка зрения мамы на тему природы и поселков. “Города выдумали, чтобы освободиться и затеряться, – говорит она, – и чтобы не быть крепостными во власти клочка земли”. Думаю, это свойственно ее поколению. Точно так же она не верит в модернизацию, потому что не доверяет властям. Она не верит, что муниципальные власти сделают с нашими отбросами то, что обещали. В это она верит еще меньше, чем в цивилизацию и отдельно взятого индивидуума.

- Люди в поселках опускаются, становятся ничтожными, – уверяет мама. – Посмотри на их копии в канавах.

Главное, хорошо провести эту пятницу. Мне хотелось бы, чтобы вещи изменились, и одна из тех вещей, что должны измениться, это моя общественная жизнь. Нужно обогатить ее, разнообразить, окунуться в нее поглубже. Нужно жить шире и с большей легкостью. Не подумалось ли моим друзьям, что мне необходимо было обзавестись подружкой, поскольку только с отношений в паре начинается настоящая жизнь?

- Это вынудит тебя предпринять какие-то шаги, – с уверенностью утверждала Сусана, одна из нашей компании. – Если ты захочешь жениться, то должен будешь искать квартиру, платить за нее, иметь детей, выбирать школу, ездить летом на отдых, мужать, Висенте, мужать...

В конечном счете, женщина быстрее любых обстоятельств вынудила бы меня запустить мою душу. Мы ужинали в кабачке, где цены были довольно умеренными, где нас знали и всегда оказывали те или иные знаки внимания. Так вот, эта самая Сусана пригласила какую-то женщину, то ли двоюродную сестру, то ли соседку, то ли золовку, я так толком и не понял, с явным намерением познакомить ее с Хосе Карлосом и со мной. У Хосе Карлоса уже была Эстер, сводившая его с ума, и вполне логично, что у него не было никакого интереса знакомиться с женщинами, поэтому он оставил эту ниву свободной для меня. Прочие об этом даже не подозревали. Девушка была очень даже ничего, но весьма застенчивой и робкой, а с робкими у меня возникают определенные трудности. Их не разберешь, и я не понимаю, нужна ли им помощь и моя компания, или же во всем происходящем ты представляешься им совершеннейшим болваном, поскольку они сами необычайно умны. Показаться дураком уже само по себе представляет для меня довольно большую помеху в общении, но показаться приставучим занудой и вовсе непреодолимое препятствие, так что я не представляю, как мне себя вести – то ли продолжать разговор, заполняя своей болтовней ее молчание, то ли, следуя ее примеру, самому молчать как рыба. Человек, который молчит, всегда меньше рискует, но если бы мы все молчали, то у нас была бы не жизнь, а могила, а посему, дабы избежать кладбищенской тишины, я вовсю разглагольствовал о своей работе за неимением другой темы. Я рассказывал Росе, так зовут эту девушку:

- Знаешь, я сейчас меняю витрину. При этом я думаю о многих вещах, и мне хотелось бы передать свои мысли людям, чтобы они заходили в магазин. Я знаю, что эти вещи должны нести позитив, обещания и возможности улучшить жизнь, словно желая сказать народу, что все может стать чудесным… Ты понимаешь, о чем я?

Мы уже поели и выпили чуточку лишнего, как вдруг за столом сделалось тихо-тихо, и только я один продолжал говорить:

- … потому что мы переживаем времена, когда одни говорят, что кругом царит хаос, другие, что не осталось никаких ценностей, и это закат нашей эры и конец всему. А я так понимаю, что надо способствовать порядку, прогрессу, воплощать в жизнь новые идеи, и я рад…

Я разливался соловьем, и создавалось впечатление, что Роса слушала меня с интересом и долей удивления, я бы даже сказал, восхищения. Обычно я более сдержан и не настолько болтлив, но этот вечер был другим, особенным, словно все начинало меняться, проявлять свою душу, идти по моему желанию, так, как я этого хотел. Я излишне пылко выступал перед “леди застенчивостью”, и внезапно почувствовал себя главным героем. Я получал удовлетворение от того, что меня слушала весьма привлекательная девушка, а мои приятели были свидетелями моего триумфа. Я поборол свою радость и продолжил говорить:

- … что ценность магазинов канцтоваров состоит в том, что мы продаем, так сказать, творческие инструменты… Мы созидатели, творцы… хотя и не творим.

Я завершил свою речь этой шуткой, чтобы немного разрядить обстановку и подбодрить присутствующих.

Несколько секунд никто ничего не отвечал, пока Роса не прошептала:

- Как мило.

Мысли в моей голове завращались с бешеной скоростью. Нужно было найти способ продолжать

разговор на этом высоком, сверкающем уровне игры, который я затеял, но мне не дали открыть рот – муж другой моей подруги, Каридад, придурок чертов, вдруг заявил:

- Надо же, а мы и не знали, что ты – поэт.

- И то – правда! Ты мог бы посвятить себя публикации стихов, – встряла, изрядно захмелевшая

Сусана. – Ты никогда не задумывался над этим? Ведь у Висенте есть талант, правда же, Роса? – упрямо гнула она свое.

Вероятно, Сусана интуитивно чувствовала скверные намерения вышеназванного придурка и всеми

силами хотела избежать моего падения в глазах Росы, с которой у нее было связано столько надежд меня “пристроить”, но мне ее защита доставляла некоторые неудобства. Мне не улыбалось показаться тем, кем я не являюсь. Это лишь осложняло мое положение.

- Да нет, пока не думал.

И это было чистой правдой. Я никогда не думал стать кем-то другим. Хотя мне нравится

скрупулезно и придирчиво вникать в наш язык, играть со словами, а это как раз то, чем занимается поэт, вершитель слов. Мне никогда не приходило в голову писать.

- Мне не так уж плохо и в магазине, – я постарался сменить тему, потому что меня стало

настораживать столь пристальное внимание к моей особе. – Вы смотрели последний фильм?