Примерный сын (ЛП)

Áнхелес Гонсалес-Синде

Примерный сын

Comparte

Эта повесть стала финалистом премии “Планета” 2013 года

Аннотация:

В свои 37 лет Висенте продолжает жить и работать вместе со своей матерью. Он хочет, чтобы все изменилось, но не знает, как это сделать. Кто научит тебя тому, что ты не умеешь? Где научиться жить лучше? Несмотря на то, что все его ценят, у него есть своя очень уязвимая ахиллесова пята – это его сомнения и желание всем угодить, из-за чего он запутывается в своих излишне эмоциональных и неясных отношениях. В результате несчастного случая, произошедшего у него дома, его мать какое-то время не может ходить. Этот момент Висенте использует для того, чтобы круто перевернуть свою жизнь самым что ни на есть глупым способом – влюбившись в Корину, сиделку, чья личность является не настолько ясной и понятной, как кажется. Эта повесть, рассказывающая о человеческой растерянности в жизни, написана с истинным чувством юмора, и Áнхелес Гонсалес-Синде предстает перед нами отличной рассказчицей, каковой и является на самом деле.

.

1. Падение

- Ты мне все кости переломаешь, – заявила она.

- И что мне делать? – спросил я ее.

- Пока не знаю, – ответила она, – оставь меня ненадолго, посмотрим, что со мной.

Она так и осталась лежать там, на полу.

- Я подниму тебя?

Она даже не удостоила меня ответом. Ох уж эта досадная, раздражающая привычка моей матери –

не отвечать. Порой я задаюсь вопросом, уж не возомнила ли она, что я телепат, а потому ей нет совершенно никакой необходимости сотрясать воздух словами впустую?

- Так что мне делать, мама? – Вопрос повис в воздухе. Поскольку мать по-прежнему не произнесла

ни слова, я решил ответить себе сам. – Я позвоню в скорую.

- Нет! – решительно приказала она. – Я не хочу устраивать спектакль, чтобы вся улица глазела

на меня.

Мама залезла на стул, чтобы дотянуться до каких-то папок-скоросшивателей, стоящих на самой

верхней полке, и каким-то образом потеряла равновесие. Когда я попытался поднять ее, она вскрикнула. Мама кричит необычайно редко, потому что не хочет никого тревожить. Она не выносит причинять беспокойство другим людям, находя это самым дурным тоном. Хуже того, она считает, что потревожив кого-то, она будет в долгу перед ним, а если и есть что-то на свете, что мама не выносит, так это быть обязанной кому-то. Иными словами говоря, если моя мама издала этот нечеловеческий вопль, на это должна была быть очень веская причина, ведь она скорее умрет, чем станет жаловаться. Так что лучше всего было оставить ее в покое, что я быстро и сделал, будто обжегшись.

- Значит так, я не должен звонить в скорую, и не могу помочь тебе подняться, так может быть, ты

скажешь, наконец, что нам делать? – спросил я снова.

- Выключи радио, Висенте.

Давайте разберемся, что мы имеем. Мы с мамой работаем вместе, у нас с ней, если можно так

выразиться, семейный торговый бизнес. Точнее говоря, маленький магазинчик канцтоваров. Мама ведет бухгалтерию и занимается налоговыми вопросами, я работаю с клиентами, стоя у прилавка, и общаюсь с поставщиками. Поначалу я не собирался становиться продавцом, и уж тем более директором. А ведь изначально наша торговая точка была маленькой типографией с небольшим набором офисных принадлежностей. Я поступил на филологический факультет, на кафедру английского языка, поскольку всегда проявлял интерес к этому языку. У меня была мысль подыскать себе какой-нибудь институт в Англии и получить там докторскую степень, попутно в нем же и преподавая. Видите ли, я собирался отправиться в путешествие, но не абы куда. Мне хотелось побывать в конкретных местах: в Ливерпуле, Манчестере, Бирмингеме, Шеффилде, Лидсе, Эдинбурге, не говоря уж об Абингдоне, городке группы “Радиохед”, которую я в то время, в начале девяностых, часто слушал, потому что нужно видеть, как может помочь музыка людям, пребывающим в замешательстве. Я хотел познакомиться с Великобританией, прогуляться по городкам, откуда брали свое начало английские музыкальные группы, которыми я восхищался. Мне хотелось побывать там и выяснить, что же такого было в этих городках, что подвигало создавать подобные шедевры, хотелось пропитаться этим неведомым и стать немножечко похожим на музыку, которая мне так нравилась, таким же горячим и глубоким. Я чувствовал, что эта музыка присуща мне, но ей не удалось стать полностью моей, моей во всем. К несчастью, неожиданно умер мой отец, и мне пришлось взяться за торговлю и оставить учебу. Постепенно, не осознавая того, я забросил и музыку.

Порой, бывает очень трудно различить начало важных процессов. Человек плохо понимает,

как начинались те или иные вещи, в каком пустяшном разговоре зародилась идея, в какой позабытой прогулке было принято смехотворное, ничего не значащее решение, которое со временем привело к перемене. Но, я отлично знаю, что оплошность моей матери в это утро была началом всего, потому что она не думала ни о чем, влезая на табуретку, чтобы добраться до верхних полок. Она не думала ни о своем возрасте, ни об артрите, ни о том, что я здесь и мог бы помочь ей, словом, ни о чем. Ее удар о пол оказался решающим для того, чтобы мой всегда упорядоченный, безмятежный, размеренный и столь предсказуемый жизненный курс, состоящий из череды поступков, вдруг изменился. Одна перемена, которая иным может показаться незначительной, для меня тогда была немыслимой.

Ну да ладно, тем утром, до того, как мама свалилась с табуретки и сильно ударилась, я варил себе

кофе. Я объясняю все подробно, потому что считаю эти мелочи важными. Если я и научился чему-то, так это только тому, что лишь изучая глубины нашего собственного поведения, мы сможем найти истину и таким путем освободить себя от повторения одних и тех же ошибок в бесконечной и тоскливо тянущейся ленте этих самых ошибок. По крайней мере, я думаю, что в паззле, который я пытаюсь разобрать, важны каждый фрагмент и каждая мелочь, потому что наши пробегающие, короткие жизни строятся не на базе неких экстраординарных и легко изолируемых друг от друга действий, а, наоборот, на соединении мелочей, которые сами по себе незаметны, и ощутимы только вкупе друг с другом. В магазинчике у нас есть плита и раковина, потому что типография включала в себя подсобку, являвшуюся, временами, нашим жилищем, непритязательным, но жилищем. И, хотя мы все переделали, и теперь, по словам моей мамы, там “яблоку негде упасть”, мы все равно оставили маленький уголок со столиком и двумя стульями, которые служат нам то кухонькой, то офисом, если нам хочется попижонить. В этом уголке я каждое утро методично варил себе кофе в большой кофеварке, а потом пил его на протяжении целого дня. Матушка пьет растворимый кофе без кофеина, залив его горячей водой. Это пойло я нахожу отвратительным, и ни под каким видом не пью “Нескафе”. В довершение могу сказать, что я чертовски придирчив в отношении кофе, и меня крайне редко устраивают даже пропорции и температура этого напитка, приготовленного в барах, поэтому я предпочитаю варить его сам. Я как раз закручивал кофеварку, когда по радио начался рекламный блок, и я услышал: “Тебе, отдыхающий, с душой улитки…” [прим: “Тебе, отдыхающий, с душой улитки…” – начальная фраза из рекламного ролика, призывающая в выходной посетить магазин ИКЕА] Не знаю, что взорвала во мне эта фраза, но я оставил кофеварку и немедленно, не раздумывая, сменил волну на “радио-классика”, мое душевное и умственное прибежище. На самом деле это безобидное рекламное объявление я слышал много раз, и, должен признать, оно даже казалось мне весьма забавным, но на этот раз слова “душа улитки” поразили меня так, будто были адресованы мне и никому другому, только мне. Я почувствовал, что теряю равновесие, и вынужден был опереться на раковину. Мне словно залепили оплеуху, и теперь я отчетливо и ясно понимал, будто пробудился ото сна, приснившегося мне прошлой ночью. И пока я осознавал, что же мне приснилось, я услышал грохот. Я обнаружил маму, лежащей на полу точь-в-точь, как предвещал мой сон.