История моей матери. Роман-биография (СИ)

- Нет,- с легким сердцем отвечала она.- Интересно.

- Вы у нас молодец,- похвалил он.- Ничем не гнушаетесь...

Они вернулись на пароход: больше в Порт-Саиде смотреть было нечего.

- Что-нибудь интересное видели? - спросил их капитан.

- Даже очень, капитан. Но один Бенедетто мог это пощупать.

- Этот Бенедетто! Где он?

- Сбежал по дороге. Побоялся, что будете его расспрашивать.

- Жди! Небось, в другое такое место побежал. Его отец сюда и отправил, чтоб оградить от него соседских девок. Вы извините меня, ради бога,-спохватился он, вспомнив о стоявшей рядом девушке.- Эти наши морские подробности...

- Ничего. Она своя в доску,- сказал Бенито, и Блюменфельд, почему-то оказавшийся рядом: он незаметно подошел к ним с борта - здесь вздрогнул, словно ему раскрылся некий секрет, отвел от них невнимательный, напряженный взгляд и пошел спотыкаясь на корму - коротать время в одиночестве...

Суэцкий канал прошли за пятнадцать часов: вечер, ночь и утро. Допускаемая скорость здесь была десять километров в час, пять с лишним узлов в морском исчислении,- только в естественных расширениях канала, в озерах, которые он пересекает, разрешалось ее увеличение. Они выходили в Суэце, Джидде и Адене. В Адене было светопреставление, кошмарный сон наяву: голая скала над морем, костлявые, хилые, истощенные арабы разного возраста многие из них харкали кровью - лезли с борта на корабль, брали его приступом: клянчили, вымогали истошными голосами подачки, почти угрожая пассажирам своим изнуренным туберкулезным видом.

Едва отошли от этого ада, как новое событие, на этот раз чрезвычайное. Сбежал Блюменфельд - как раз в том Адене, куда капитан грозил его высадить: исчез после кратковременной стоянки в порту. Вещи его остались - он взял с собой только самое ценное: паспорт, деньги.

- Зачем я сказал тогда это? - сокрушался капитан.- С кормы же все слышно. Когда машины останавливаются. Испугался, что я его им брошу.

- Может, он с самого начала знал, что высадится? - спросил Бенито, более скептичный и недоверчивый.- А вас водил за нос? И всех других тоже?

Капитан не поверил.

- Что ему делать в Адене? Пропадет же. Вот дурак! - повторял он, неизвестно кого: себя или пассажира - имея в виду, а Рене думала о том, что виновата она и никто больше. Нечего совать нос в чужие дела и навязывать свое общество нервным людям - особенно когда сама не в порядке и можешь произвести впечатление человека с двойным дном, выдающего себя не за того, кто ты есть на самом деле...

В Бомбее оба офицера снова вызвались сопровождать ее - на этот раз, как ей показалось, для того, чтоб подвести итог знакомству и поставить в нем точку: такое было, во всяком случае, выражение на их лицах. До Бомбея она выходила на берег одна: они работали. Кое-что из того, что она увидела в Индии, надолго запомнилось ей - как аллегории или предзнаменования, откладывающиеся в сознании и требующие истолкования в будущем. В Карачи она была на ферме крокодилов и кормила их мясом. Животные были пресыщены и ленивы, но служащий, стоявший рядом, не уставал напоминать посетителям, чтоб они не кормили их с рук, а подавали мясо на шесте, снабженном крючьями: иначе те могут отхватить и руку с подачкой вместе. Крокодилы на людей не зарились - они и на мясо еле глядели: скашивали на него сонные одурелые глаза и не всякий раз сдергивали его с палки. Вход был бесплатен, платить надо было за кормежку - возможно, за всем этим стоял какой-то особенно предприимчивый торговец мясом...

Британская Индия не понравилась ей: уличной нищетой и бесправием местных жителей и английской ухоженностью европейских кварталов - красными, как на родине хозяев, кирпичными домами, пальмами и стрижеными газонами. Рене была не только антиколониалисткой, но и, как большая часть французов того времени, еще и противницей Англии: тут были давние счеты наций - отсюда и ее особая антипатия к увиденному. Хорошо, что она не сказала об этом вслух: учитывая дальнейшее развитие событий,- научилась к этому времени держать язык за зубами. В Бомбее, по которому они гуляли втроем, на тротуарах рядами, вповалку лежали люди. На проезжей части, и без того узкой, постоянно возникали заторы из-за коров, которые считались священными, но были тощими, состоящими из одних костей, будто у них напрочь отсутствовали мышцы, жир и мясо; они становились поперек движения, и их нельзя было ни согнать, ни тронуть пальцем. И здесь улица жила в ожидании подачки, всегда готовая на мелкое вымогательство. Она сфотографировала факира, который вымазался навозом и сидел неподвижный и бесстрастный,- оказывается, он только этого и ждал и потребовал у нее деньги, вчинил иск за позирование и за натурную съемку. Она дала ему монету: чтоб не ссориться с толпой, которая явно была на его стороне,- он зашумел вдвое, обругал за то, что дала мало, запросил рупию. На ее счастье, вмешалась ее свита в мундирах - увели ее под руки, а то в конце улицы уже замаячил высокий стройный полицейский-сикх в тюрбане, в мундире болотного цвета, который неизвестно чью бы сторону принял...

Они побывали в знаменитой башне молчания, на которую парсы выставляют покойников. Их каста запрещает загрязнять человеческими останками три главные стихии вселенной: землю, огонь и воду - поэтому они оставляют трупы питающимся падалью грифам: эти птицы, тучные и сонные, как крокодилы на ферме, сидели на ветках соседних деревьев - в ожидании очередной трапезы...

- Ну Дениза, выкладывайте, кто вы такая,- сказал Бенито. Они сидели на терраске маленького кафе, под большим раскидистым зонтиком, спасавшим их от прямых лучей солнца.- У нас с Чарли спор, и мы хотим знать, кто выиграл...

- Я же вам сказала.- Она не очень удивилась вопросу, словно ждала чего-то подобного.- А что вы подумали?

- Что подумали? - Бенито помолчал, Чарли в это время весело ухмылялся, и ей показалось, что он на ее стороне в этом споре.- Сначала испугались, что вы из таможенной полиции...

- Таможенная полиция не берет билета до Китая,- сказала она первое, что пришло ей в голову.- Максимум, до Порт-Саида.

- И не бывает такой умной,- ухмыльнулся еще веселее Чарли, который стал вдруг вполне прилично говорить на французском.

- Возможно,- согласился с обоими Бенито.- Но на свете бывает всякое, и надо было проверить и это. Стало быть, не из таможни - кто тогда?

- Студентка из Монтевидео,- сказала она.

- Нет,- не согласился он на этот раз.- Слишком уж вы любознательны. И смелы к тому же. Студентки так себя не ведут.

- А вы не допускаете, что образованный, всем интересующийся человек сам по себе может быть любопытен? - не сдавалась она: она была в этом уверена, но надо было еще убедить собеседников.- И вести себя соответственно?

Они, однако, так не думали: не сталкивались до сих пор с бескорыстными просвещенными людьми, путешествующими, как герои Жюль Верна, по земному шару из одного научного любопытства.

- Короче говоря,- сказал Бенито,- решили мы, что вы из разведки. Весь вопрос, какой. Я думаю, из британской.

На этот раз она и вправду опешила.

- А Чарли?

- А он, как всегда, не знает. Вот и разрешите наш спор.

- Особого спора не вижу: раз он не знает... Может, из русской? - в насмешку над ними спросила она.

- Из русской вряд ли,- усомнился Бенито, а Чарли призадумался.- На русских работают евреи и коммунисты, а вы ни на тех, ни на других не похожи.

- Что ж вы не донесли на меня? - оценив наконец в полной мере нависшую над ней опасность, спросила она: чтоб знать, чего ждать в ближайшем будущем.

- Кому и на кого? На собственную пассажирку? Моряки своих гостей не выдают.

- Показал бы я ему, если бы он сдал человека из Интеллидженс Сервис! Чарли выдал свои проанглийские наклонности.

- Да и капитану бы не поздоровилось,- продолжал Бенито.- Чтоб я капитана под удар подставил? Да пусть они оба сдохнут, Гитлер и мой тезка с ним вместе, раньше чем я своего капитана заложу... Не хотите говорить? А я так и знал, что не скажете.