Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина

то есть опять-таки подавляюще доминирует не столько мотив

наказания, сколько - прощения.]

112. Доколе?!

И в небе услышано: - Наказывая... - неужто стал бы Я стращать, наказывать тем более? О, сколько прежде Я являл чудес, знамений! Адам? Что создан он из праха - разве то не чудо? И Нух.

- Но разве стал предупреждением урок его?

- Ты не поймёшь!

- Но понято ли кем?

- И даже Мною до конца не понято! Был явлен Ибрагим, Муса и Сын мой... - промолвил Сын? или ослышался? Настроившись на имя, ждал, спешил узнать, чтоб прозвучал Иса в Его устах, и по тому, как назовётся имя и как услышится в Его пределах, постигнется ответ - обресть, чтоб утратить, как не раз случалось? И в том признаться? Но когда?! Пред кем? Спросить как перебить!

- Однако ж дерзок ты! Но и похвальна дерзость: в ней твёрдость есть и стойкость, достигнуть чтобы цели. И есть надежда, дерзостью питаемая!.. Потом тебе послал Я откровения.

- Сочли, что одержим нечистым духом!

- Но одержимость - чистый дух, который огнь озарения, и в нём сгорая, сжигаешь, разорвав на клочья, собственную кожу, чтоб тело бренное, физическую плоть преодолев, к небу вознеслось. А что до чуда... - то были чудеса природы нелюдской: и волны, и змея, и посох. И были чудеса, творимые людьми: умерших оживить и бесноватых, дух дьявольский изгнав, умиротворить. Но чудеса людских сомнений не изжили - чем удивить ещё Мной созданное племя?

- О том, что явлен я, Тобою избранный, кто знает? Лишь Джебраил!

- В храм отдалённейший ступил - не чудо разве? Все семь небес пройдя, взошёл к престолу Моему, - разве не чудо? Но... - в голосе Его прозвучало огорчение: - Пока ты здесь, проходит... уж прошла твоя земная жизнь!

- Кто мне поверит?

- Есть духа чудеса: с тобой явил Я Книгу! И чтоб в тебя уверовали, Её заслышав. Она парила над тобой - страницами раскрылась, точно крыльями. Та Книга, знаю, поначалу отвращает, что это так, Мне ведомо, Я терпеливо ждал! И вызывает неприятие, потом как будто зазывает.

- И привлекает!

- И радость удивления!

Но как спросить: "Твои ль все те слова, которые я слышал, и они как эхо..." - не отвлекаться!

- Я каждому на языке его ниспосылал той Книги части, не вся она вам явлена: в скрижалях на небе хранима! И назван вами Я по-разному: в той Книге Книг все имена Мои, имён Моих не счесть, но Дух и Мысль едины.

...Спустя десять лет после хиджры, точнее - без трех недель

десять лет, совершил, понимая, что прощальное,

паломничество в Мекку*.

______________

* И точная - день, месяц и год - дата, особо выделенная латинскими цифрами: DCXXXII, 632, сентября четвертого числа.

И откровение явилось в Муздалифской долине: Сегодня

завершил Я для вас вашу веру и закончил для вас Мою

милость...Люди, совершавшие с ним хадж, ждали, что он им

скажет. Не знаю, придётся ли мне опять стоять перед вами и

обращаться к вам, как обращаюсь сейчас.

Но ответьте: какой сейчас месяц, какой день и где мы

находимся?

На священной земле, - ответили, - а месяц - хаджа.

Но как священны и земля и месяц, - продолжил, - и каждый

человек священен, лишать его жизни, в раба его превращать

великий грех. Все вы, предавшиеся Единому Аллаху, - братья,

и каждый - лишь раб Его!

А в Каабе... - народ ждал, что им скажет Мухаммед. И тут он

сказал: "Настал день, когда Аллах, предоставил Своему рабу

выбор между этим временным, - обвёл рукой вокруг, - и тем

вечным, что у Него, - показал рукой на небо. Да не

забудется услышанное от меня:

(115) Есть иные версии продолжения прощальных слов Мухаммеда в Каабе после "Все мусульмане - братья"; текст опущен в свитке: "Запрещается мщение за кровь. Брак нерасторжим. Жёнам приличествует целомудрие и послушание, а мужьям - обходиться с жёнами кротко и заботиться о благоденствии их. Щадить рабов, не убивать их за прегрешения, продавать в крайнем лишь случае".

Вера в Бога - память моя. Молитва - свет моих очей. - И

добавил: При молитве не ты приближаешься к Господу Богу, а

Он приближается к тебе! Надежда... - время стёрло, съело

написанное. Любовь - опора моя".

Вскоре смерть? И вспыхивает в памяти, что говорили древние,

частые думы: смерть неосознанная - просто смерть,

осознанная... когда? во имя чего? - бессмертие.

Не слышит, ибо ещё на небе! Но тут будто ступенька под ногами дрогнула, зашаталась.

...Мухаммед обвёл взглядом всех, кто был в мечети, и, не

говоря ни слова, вернулся в дом Айши. А дома потребовал,

чтобы принесли бумагу и калам. "Хочу, - сказал, - последнюю

волю продиктовать". Услышал Омар: "Рано, пророк, - сказал

ему, - о том думать". Мухаммед не стал возражать. А

наутро... - открыл дверь из комнаты Айши и тут же оказался

в мечети, отодвинул занавес и возник на пороге. Молящиеся

повернули к нему головы и замерли. "Не прерывайте

молитвы!" - сказал им и почувствовал, как лицо озарилось

светом и головная боль отступила... - нет, боль, возникшая

в небе Исы, возобновилась с новой силой и, как тогда,

билась о висок. Вернулся к Айше, и точно ей передалась его

боль: "О моя голова! - стонала, лицо её исказилось.

Вот-вот расколется!.." - попыталась улыбнуться. Мухаммед

стал гладить её голову, казалось, собственная боль

приутихла.

"Не умирай раньше меня", - пошутил.

"Если умру позже, - промолвила Айша, - кто ж меня

достойно похоронит?"

"Возьму тебя на руки и понесу со слезами на кладбище".

"Чтобы тут же, - ответила Айша, - после похорон пойти спать

к дочери Абу-Суфьяна, бывшего своего врага? Кстати, где он

будет после смерти, в раю или в аду?"

"Если вера его истинна и раскаялся - будет в раю. - А потом

уже всерьёз: - Не страдай, если я умру. Не то изменишься и

станешь другой, не сможем с тобой встретиться там".

"В раю?" - спросила Айша. Мухаммед не ответил.

...Вышел от Айши, прошёл во двор подышать и воротиться в

мечеть, но... - плохо себя почувствовал и, теряя

сознание, - вспыхнуло: домик Маймуны! - упал.

Очнулся когда, увидел себя лежащим на коврике, в окружении

жён - даже Севда, которой давно дал развод, пришла. Где ж

Фатима? - Точно уловив его вопрос, чуткая Севда - о, она

всегда читала его мысли, родной человечек, - тихо сказала:

"Фатима скоро будет".

Айша бледна и растеряна, Хафса, дочь Омара, смотрит

испуганно, Умм-Сальма, Зейнаб, бывшая жена Зейда, быстро,

увы, поблекла её красота, и глаза погасшие, Сафийа,

жена-еврейка, Иудейских разрез твоих глаз! Мария,

христиантка-коптка, и обе, Сафийа и Мария, впервые рядом и

вместе со всеми жёнами. Нет лишь Умм-Шарик: поехала

навестить отца, вождя бедуинского. Обводит глазами жён,

частая в последние дни мысль - более покаяние, нежели

раздумье: Сумел ли, Мухаммед, поровну разделить свои

чувства между ними? Нет, - отвечает самому себе, - не

сумел! Давно у Маймуны не был, притащили сюда в

беспамятстве. "Где же я буду завтра?" - спросил, взглянув

на Айшу. Вопрос поняли так, будто просит, чтобы перенесли

спать в комнату Айши, где жил последние дни. Вскоре после

часа полуденного... - слышит Айшу, но кому рассказывает?

Мухаммед почувствовал себя плохо, прилёг, я подсела к нему,

взяла за руку и стала гладить её, беспорядочно следовали

тяжкие вздохи, а потом вдруг рука стала тяжёлой, взор

заметался, и я услышала: "Мои товарищи в раю, Айша!"

Да, Мухаммед их видел в раю, даже... - вот же он, Хамза! И на небе... рядом я, всё вижу на земле и слышу!

...вдруг рука Мухаммеда стала тяжёлой и повисла.

Айша побледнела: нет, этого быть не может! не

должно случиться! "Но я такой же, - услышала Мухаммеда,