Страстное тысячелетие

- Дозволь спросить, Великий Тетрарх?

- Что тебе? Спрашивай, дозволяю.

- Зачем его одевать в дорогие одежды?

- Как же ты глуп, Админ! К оборванцу у народа всегда жалость в сердце найдется. Если Пилат спросит, не помиловать ли мне его, то народ может поколебаться. Праздник все-таки. А он весь из себя такой жалкий, одежда старенькая, убогая. Ну как к такому злобу испытывать? Иное дело, если на нем будут царские одежды. Того и глядишь, что каждый подумает, мол нас призывает к смирению, а сам богачом ходит. Опять же задумаются, к чему бы это Ирод одарил простого смерда богатыми одеждами? Нет ли между ними сговора? Вот и пусть свою ненависть ко мне выместят на нем. К тому же... Ты же знаешь, что по закону одежда казненного принадлежит палачам? Ну так вот пусть постараются. Это от меня им подарок за службу! Ха-ха-ха! Так не поскупись, Админ! Прикажи выбрать одежду получше из моих кладовых, и обрядить его как истинного - вот потеха! Царя Иудейского!

* * *

- Иисус, опять тебя привели ко мне. Что же твоему царю ты не подвластен? Как я погляжу, тебя вырядили, словно царя! Или правда, что ты и есть Царь Иудейский?

- Это твои слова, тебе и судить об их справедливости.

- Почему ты не говоришь прямо? Царь ты или не царь?

- Я не царь, но иудеи - мой народ.

- Твоя судьба в моих руках, а ты говоришь загадками. Понимаешь ли ты, что от твоих ответов зависит твоя жизнь?

- Всё в руках судьбы, а не в твоих. И ты сам не можешь ничего изменить. Тебе только кажется, что у тебя есть власть, на самом деле ты плывешь по течению той реки, что называется жизнью, и не управляешь своим кораблем. Все вы отдались на волю волн, так что всё предрешено.

- Да ты безумец! Эти люди хотят твоей смерти, а я не вижу твоей вини, кроме глупостей, которые ты говоришь. Сколько глупцов на свете безнаказанно говорят! Всякого глупца казнить - крестов не хватит. Нынче праздник, и я могу отпустить одного осужденного. Вот этот, мне кажется, как раз подходит для этого.

- Распять его! На кресте распять!

- Одни безумцы хотят казнить другого безумца!

- Я не более безумен, чем ты.

- Нет, и впрямь, он не здоров. Он дерзает ровнять себя со мною. Знаешь ли ты, что я Прокуратор всего Египта, а ты всего лишь мятежник иудейский?

- Я богаче тебя: больше людей любят меня, чем тебя.

- Посмотри, сколько людей тебя ненавидят. Все они взывают о твоей казни.

- Эти люди ненавидят не меня, а тебя, а в твоем лице тиранию Рима. Они боятся, что из-за меня гнев Рима падет на их головы. Это их страх кричит, а не ненависть.

- Распять его! Распять! Распять, распять, распять!!!

- Бичевать его и довольно за вину его. Эй, стража. Всыпать ему, чтобы язык развязал.

- Ещё и это. Сколько же у вас пыток приготовлено для того, кто раскрывает вам глаза.

- Ну, иудеи, смотрите, как сечь будут вашего царя...Сечь его.

* * *

- Каков же упрямец! Его секут, а он молчит. Я бы подумал, что он и говорить не может... Хватит!!! Довольно! Разошлись - скоро уже и мяса на спине не останется! Так сечёте, что кровь брызжет! Уже и до меня капли долетают. Вот и на руке капля. Капля его крови на моей руке. Одна только капля. А как неприятно. Обтереть... Ну, что, угомонились вы? Отпустим его теперь?

- Смерть! Распять! Казнить!

- Научился ты уважать Рим, Иисус?

- Я его презираю ещё больше.

- Ты надолго запомнишь эти плети, я надеюсь.

- Рим будет помнить о них всегда.

- Рим о тебе даже не узнает, Иисус.

- Этот Рим скоро погибнет.

- Ты слышишь, Иисус, твои сограждане ещё громче кричат "Распни!"

- Вы опустили их до скотского состояния, поэтому они при виде крови теряют голову. А мне противно видеть твою кровь. Я не кровожаден. Уведите его.

- Распни его, Пилат!

- Да вы что, ополоумели? Как однако легко требовать смерти, когда не от тебя зависит решить это дело... И как тяжело отправить на смерть того, к кому не питаешь ненависти, когда лишь от тебя зависит - жить ему или умереть...

- Распни! Распни!

- Так вы не хотите, чтобы я его помиловал?..

- Распни!

- Распять?..

- Распни! Распни! Распни!

- Эй, вы там, хватит! Хватит орать, я говорю. Прочь его от меня - делайте с ним, что хотите, и чтобы я больше его не видел и не слышал о нем! Вам нужно С меня довольно. Такой день испортили. А ведь ещё и праздник. Прочь его увести. Хотите распять - так распните. Кажется, у Ирода довольно стражников для этого дела. А я умываю руки.

* * *

- Иисус, сын Иосифа, ты называл себя Христом и Царем Иудейским. Ты призывал к мятежу против власти Тетрарха Ирода, призывал к неповиновению святой церкви, клеветал на первосвященников Каиафу и Аннана, оскорбил Прокуратора Понтия Пилата. Ты бесчинствовал в храме. За эти преступления ты приговорен к распятию на кресте до смерти, и приговор этот будет сейчас исполнен. Тебе даровано право поцеловать детей, обнять жену и выпить уксус с добавлением полыни и желчи для притупления боли. Желаешь ли ты воспользоваться дарованным правом?

- Жены у меня нет, дети же мои - все вы, не хватит моей жизни всех поцеловать. От уксуса я отказываюсь. Нет такого уксуса, что смирил бы боль моей души.

- Начинайте.

* * *

- Отец, если бы ты помог мне найти сил испить эту чашу!

- Вы слышали? Он просит пить!

- Дайте ему уксус!

- Вот, славная мысль! Да только как?

- Губку смочите и на копье подайте.

- Голову отворачивает.

- Пей, Иисус!

- Отец! Тебя вспоминаю перед смертью своей. И душой устремляюсь к тебе...

* * *

- Великий Прокуратор Понтий Пилат извещает о том, что он прощает смутьяна и преступника Иисуса из Назарея и разрешает снять его с креста.

- Это он нарочно ждал, пока он умрет!

- Молчи, женщина, как бы Прокуратор не передумал.

- Слава Великому и Милостивейшему Прокуратору Понтию Пилату!

* * *

- Ну, что, Админ, спокойно стало в Иудее?

- Великий Тетрарх! Всё замечательно! Народ славит Великого Тетрарха Ирода Антипу за установление мира и спокойствия в стране.

- Уж прямо так и славит? Твои крикуны, что ли, стараются?

- И мои люди присоединяют свой голос к голосу народа.

- Ну, я, право, так и думал. Надеюсь, этого Иисуса скоро позабудут.

- Уже позабыли, и памяти о нем нет.

- Как так? Тело-то его погребли ли?

- Тело отдали матери и она с его полюбовницей его унесли в пещеру, обернув плащаницей. Умастят благовониями, и похоронят, как выберут подходящее место.

- Они выберут место? Это твои люди должны выбрать место - там где дожди смоют холм могильный и ветры разрушат памятник! Там, куда людям идти далеко, а зверям да ворам могильным близко. Чтобы силы природы стерли память о нем. Нам над могилой глумиться негоже, но и не годится преступника хоронить с законопослушными гражданами.

- Уже изыскивают такое место, как ты изволишь описать, Великий Тетрарх.

- Ну, хорошо, ступай.

* * *

- Админ, что это ты такой неопрятный врываешься в мой дворец? Гляди-ка весь в пыли, борода всклокочена, волосы растрепаны, да и потом от тебя разит же! Ну, отвечай, случилось что?

- Пропало тело.

- Какое тело?

- Иисуса казненного пропало тело. В народе волнения, молва идет, что казненный воскрес.

- Да ты-то сам поверишь ли в этот вздор?

- И верить не могу, и другого объяснения не вижу тому, что труп пропал.

- Так его, верно выкрали!

- И я бы так решил, да приказал я на всякий случай следить за пещерой, куда его отнесли.

- Так что же?

- Молвят, что в пещеру заходили только женщины, и один мужчина. И выходили тоже женщины и один мужчина. Больше не выходил никто и трупа не выносили.

- Женщины, мужчины!.. Кто выходил, кто входил, это отмечено?

- Мать Иисуса, Мария, также полюбовница, тоже Мария. Ещё несколько женщин. Что за мужчина заходил, не приметили.