Слияние вод

- Товарищ Гошатхан, ты прав, - сказал он наконец, - у рыбы холодная кровь, а у равнодушного в жилах не кровь, а сыворотка... Но заметь, что не только мы виноваты в отрыве от кипучей жизни колхоза, но и этот молодой человек, мой ученик. Между прочим. - И старик указал на Ширзада, - Ни разу он у нас не был, и думаю, что не ошибусь, если скажу, что и сегодня вы его сюда затащили насильно. Вот почему мы застряли в четырех стенах школьного здания и заросли паутиной.

Молоденькие учительницы, круглолицые, с ярким румянцем на щеках, с наивными глазками, при каждом слове старика одобрительно кивали.

- А директора вы напрасно ругаете, - продолжал старый учитель. Горожанин, недавно из института, деревенской жизни не знает, чувствует себя чужаком. Я об этом имею право открыто говорить потому, что ругаюсь с ним если не каждый день, то через день. Сбежал же от нас преподаватель русского и немецкого языков: не выдержал, год скитался по чужим углам, тосковал, друзей не нажил... А кто виноват? С Рустама ответственность не снимаю, но ведь и этот, - старик снова показал на Ширзада, - мог бы догадаться, пригласить молодого учителя в свою компанию.

Ширзад не знал, куда деваться от стыда.

В дверь робко постучали, и в кабинет вошла тетушка Телли, таща за собой заплаканную Гарагез. Поставив перед директором кувшин с перевязанным тряпочкой горлышком, тетушка с воинственным видом сказала:

- Недуги твои пусть падут на меня, но пошли эту девчонку в какой-нибудь класс, а если хромать по арифметике станет, не обращай пока внимания. Смышленая, все схватывает на лету.

Гошатхан улыбнулся, и Ширзад понял, что утром в доме тетушки Телли был обстоятельный разговор.

В коридоре прозвенел звонок, учительницы и старик ушли в классы.

- Эх, тетушка, тетушка! - с притворным огорчением сказал Гошатхан, когда дверь за учителями закрылась. - Звеньевая, активистка, а директору подарок принесла. Да разве так полагается? Сплетни пойдут, ему же, бедняге, неприятности.

- Бабушка, я ж говорила: не возьмет, - пискнула Гарагез, пряча лицо в сборках необъятной юбки тетушки Телли.

Директор был в полной растерянности.

- Как это не возьмет? Пусть только посмеет! - Тетушка рассвирепела, даже рукава засучила. - Да что он, моим подарком побрезгает?! А сплетен, дружок, - повернулась она к Гошатхану, - все равно не убавится, уж это ты попомни.

Тот захохотал.

- Придется взять, - посоветовал он директору. - Придется и эту черноглазую красотку тоже взять, если не в шестой, то в пятый класс обязательно.

Вздохнув, будто гора с плеч свалилась, директор сказал девочке:

- Беги в класс, я тоже сейчас приду.

Гарагез взвизгнула от радости, подпрыгнула и побежала; в дверях только мелькнул подол ярко-синего платья.

- Ну, в добрый час, - напутствовал ее Гошатхан. - Мне тоже пора.

Тетушка Телли поманила в коридор Ширзада, шепнула:

- На участок пойду. Пусть недуги твои падут на меня, каковы распоряжения?

- Разве сама не знаешь? На культивацию нажимай.

А в кабинете Гошатхан говорил директору, что надо вечерком посоветоваться, пригласить и Ширзада и Наджафа, всех учителей. Ведь от этой сонной одури и рехнуться впору... Директор краснел, рассыпался в уверениях, что учтет все указания, а Гошатхан ясно видел, что без постоянной помощи Ширзада тут дело не пойдет.

Выйдя на улицу, он спросил Ширзада, нельзя ли на днях созвать партийное собрание. Секретарь сказал, что завтра вечером хотели собраться, но Рустам попросил перенести на субботу.

- Узнаю Рустама, - лукаво улыбнулся Гошатхан. - Конечно, через три дня положение в бригадах резко улучшится, вот он и предстанет перед коммунистами в наилучшем виде... Ну, можно и в субботу, дело не убежит, подумав, согласился он, - вечером зайдем с тобой к учителям. Надо их расшевелить, тебе же помощниками станут. И Наджафа позови.

Среди каменщиков, клавших фундамент Дома культуры, показалась могучая фигура Рустама. И вот уж загремел колоколом его зычный бас, - кому-то крепко досталось... Заметив Гошатхана и секретаря, Рустам крикнул, не двигаясь с места:

- Завобразованием прямо-таки влюбился в наш колхоз. И чего тебя сюда демоны носят? Кажется, хлопчатник в порядке, зерновые пошли в трубку, бахчи цветут... Какой ярлык собрался приклеить?

- Не остри, не остри, сам невзначай уколешься, - спокойно ответил Гошатхан, подходя к председателю.

- Я тебя спрашиваю, - раздельно спросил Рустам с высоты своего роста разглядывая маленького Гошатхана, - какой ярлык припас?

- Ты бы про наследство Немого Гусейна не забывал. Посевы-то там прореженные, - напомнил Гошатхан.

- Всю ночь напролет не спал, тетушку Телли расспрашивал? К каким-то злосчастным десяти гектарам привязался? Вот пусть она сама теперь и подкармливает. - Рустам-киши просунул пальцы обеих рук под широкий пояс, туго охватывавший его живот. Он был доволен, что унизил Гошахтана при каменщиках, не замечая в пылу раздражения, что на Гошатхана они смотрят с уважением и сочувствием.

Вдруг председатель увидел идущего по переулку с безнадежно-унылым видом Керема и надулся, как индюк.

- Эй, почему слоняешься без дела?

Керем с той отвагой, которая появляется у смертельно оскорбленного человека, резко сказал:

- Не паясничай, товарищ Рустамов, не смеши людей. Я прирожденный овцевод, моя жизнь - на ферме. За должностями не гнался, могу простым чабаном служить...

Рустам снял папаху и показал пальцем на свой затылок.

- Вот когда без зеркала увидишь у себя это место, тогда и вернешься на ферму. А пока поработай кетменем!

- Я тебя прошу: не паясничай.

Неизвестно откуда вынырнувшие Салман и Ярмамед напустились на Керема:

- Работай, если дядюшка Рустам послал. Слушайся во всем нашего отца, нашего аксакала.

- Он-то аксакал, не спорю, а вот вы кто? Овечьи хвосты, загаженные пометом... Никуда не пойду! - с отчаянием выкрикнул Керем. - Или правды добьюсь, или помру. Товарищ Гошатхан, братец Ширзад, что ж вы смотрите на такое беззаконие? Человек я, по-вашему, или скотина?

Рустам пренебрежительно крякнул: "Э-е-ех!" - и строго взглянул на Ярмамеда. Тот понял, засеменил к коновязям, где томилась серая кобыла.

Ширзад до последней минуты надеялся, что Рустам выполнит просьбу чабана, - ведь дело ясное, совершенно бессмысленно ссориться, но, увидев, что Рустам вскочил в седло, он шагнул вперед.

- Есть же правление колхоза, на нем и надо разобрать жалобу Керема. Коллегиальность в работе еще никто не отменил. Почему же ты на ходу решаешь такие вопросы? - с непривычной строгостью спросил юноша.

На миг председатель растерялся, но тотчас же отрезал:

- Некогда мне в такую горячую пору заседать!... Если по каждой жалобе устраивать заседание, так лучше сразу моллу нанять, чтоб пропел заупокойную урожаю.

И тронул коня, но Ширзад схватил поводья.

- Это твой окончательный ответ?

- Не видать ему фермы, как своих ушей без зеркала. Отпусти поводья! приказал Рустам.

- Гляди, как бы потом не пожалел, - медленно произнес Ширзад.

Рустам старался не спорить с секретарем на людях, но сейчас, поддавшись гневу, не выдержал и подмигнул Ярмамеду:

- До чего дошло... Вчерашние молокососы грозят, - И, нахлобучив папаху, помчался в степь.

В степи, глядя на густо-зеленые поля, прикидывая, сколько соберет осенью хлопка и намолотит зерна, он успокоился.

На меже трава была высокая, сочная. Рустам бросил поводья, привстал на стременах и внимательно осмотрел простиравшийся перед ним большой участок хлопчатника: земля здесь была аккуратно разрыхлена, очищена от сорняков. Неподалеку, побросав в борозды кетмени, о чем-то спорили колхозницы. Председатель поморщился: "Завели бабью болтовню, всей деревне косточки перемоют!" Но, заметив среди женщин Сакину, устыдился.

"Там, где жена, все в порядке", - сказал себе Рустам и повернул коня к дороге.

Если бы он обернулся в эту минуту, то увидел бы, что женщины машут ему руками, платками, услышал бы, как кричит Сакина: