Багульник

- Не озябла? - спросил он Ольгу.

- Пока не очень!

- А мне так жарковато, - и, скинув полушубок, остался в замшевом жилете.

С полчаса ехали молча, потом Щеглов сказал как-то робко, неуверенно:

- Может, ошибаюсь, - как тебе известно, я в этих тонких делах не слишком сведущ... - он помедлил, - мне почему-то кажется, что между Катей и доктором Берестовым что-то такое происходит...

Она улыбнулась:

- О том, что ты несведущ в этих делах, мог и не говорить, но в данном случае, кажется, не ошибся.

- Значит, и ты заметила? - и, не дождавшись ответа, продолжал: Меня, собственно, не это тревожит, против доктора Берестова я ничего решительно не имею, скорей, наоборот...

- Что же тебя в таком случае тревожит, Сергей Терентьевич? - Она все еще не привыкла называть его просто по имени.

- Не сорвал бы он ее с учебы... Если между ними действительно что-то завязалось, не будут же они ждать целых пять лет, пока наша Катя закончит институт, - и, чтобы как-то утишить волнение, заторопился закурить.

Ольга промолчала.

...Месяц назад, когда Берестов в полночь сдал ей дежурство, она обнаружила на столе письмо от Зины Голубкиной. Должно быть, Алешу срочно позвали к больному и впопыхах он забыл вложить письмо обратно в конверт, Ольга никогда бы не осмелилась читать чужие письма, но, садясь за стол, невольно пробежала глазами лежавшие перед ней листки, исписанные мало разборчивым, как говорят, "докторским" почерком, понятным лишь самим врачам да провизорам в аптеке. Зина Голубкина ничего такого не писала, просто сообщала Берестову, какие Пришлось ей в последнее время сделать операции и среди них особенно трудную по поводу камней в желчном пузыре. Она бы ни за что не решилась оперировать, писала дальше Голубкина, но в долине реки Камчатки стояли туманы, самолеты не летали и об отправке больного в город нечего было и думать. Он был в крайне тяжелом состоянии.

И дальше:

"В последнее время ты почему-то стал редко писать - в полгода раз, и это наводит меня на грустные мысли. Вспоминая наше давнее, я о многом начинаю жалеть, а о чем, должно быть, догадываешься! Защитилась ли доктор Ургалова? Из твоего последнего письма знаю, что она уехала в Ленинград защищаться..."

Ольга не стала дальше читать, оставила листки, как они и лежали, на середине стола, а когда назавтра Берестов пришел в дежурку, сказала:

- Вы, коллега, забыли на столе письмо.

Он спокойно ответил:

- Могли и прочесть, у меня от вас секретов нет.

Быстро собрал листки, протянул их Ольге.

- Как-нибудь в другой раз, - уклончиво сказала она и перевела разговор: - Придется Кате Щегловой съездить в Мая-Дату проведать Кирееву, помните, полную блондинку, что лежала у нас с почечной коликой...

- Разрешите мне поехать с Катей?..

- Там врач не нужен!

- Просто мы привыкли ездить вместе, - несколько растерявшись, признался Берестов.

- Что ж, если привыкли, поезжайте!

- Спасибо, Ольга Игнатьевна...

И она поняла, что не с Голубкиной, а с Катей "завязалось" у Берестова.

...Часа через полтора тропа привела на холмистый берег протоки. Неширокая, скованная голубым, местами торосистым льдом, она зимой связывала оба районных центра, Турнинский и Агурский, и, хотя была несколько длинней грейдерной, шоферы предпочитали гнать машины по льду.

На берегу решили устроить привал. Щеглов освободил из упряжки собак, бросил каждой по юколе - вяленой горбуше - и стал собирать топливо на костер.

...Они сидели на медвежьей шкуре, разостланной на снегу, и ели из одного котелка суп из мясной тушенки, и Ольгу смешило, как Щеглов по старой крестьянской привычке, зачерпнув ложкой из котелка, пока нес ее ко рту, подставлял под ложку кусок хлеба, будто дорожил каждой капелькой.

- Ничего тут смешного, Оля, - безо всякой обиды сказал он. - С самого детства приучен беречь съестное...

Пока собаки дремали на студеном солнце, Щеглов предложил сходить в Кедровую падь, где водилось много белок.

- Может, встретим там наших охотников, погляжу, не слишком ли они озоруют, - сказал он. - Нынче они будут сдавать пушнину по новым, высоким ценам, возможно, и самочек не пощадят, было бы шкурок побольше.

Все чаще стали попадаться обширные гари, слегка припушенные снегом. Даже уцелевшие поблизости деревья имели какой-то унылый вид; склонив тяжелые от белых хлопьев ветки, они стояли притихшие, скорбные, и Щеглов, глядя на них, почувствовал, как у него защемило сердце.

- Да, - сказал он с грустью, - здорово здесь погулял огонь.

Ольга молчала, она только издали, из окна вагона видела, как горела тайга, и не представляла себе размеров бедствия, зато Щеглов, на чьих глазах бушевали палы и сам опаленный их пламенем, мог оценить урон, причиненный лесу.

Он с минуту постоял, огляделся вокруг и хотел было пойти дальше, но Ольга остановила.

- Сергей Терентьевич, не вернуться ли нам? Зимний день короток, пока мы тут блуждаем, станет темно. Да и собачки наши, чего доброго, разбредутся, потом не скоро соберешь их.

Он глянул на часы.

- Я, кажется, не рассчитал, Оля, до Кедровой еще часа два ходьбы, вернемся на протоку.

Чтобы немного сократить обратный путь, они пошли не по своей тропинке, а наискось, по лыжне от широких орочских лыж. Спустившись в неглубокий распадок, они увидели несколько вешек, поставленных изыскателями.

Щеглов подошел к одной вешке, стряхнул с нее рукавицей снег и на дощечке в виде стрелы прочитал: "На Медвежий Лог".

Сергей Терентьевич вспомнил, что на схеме будущей железнодорожной магистрали, с которой его недавно знакомил начальник изыскательской партии, под этим названием значится полустанок на стыке двух соседних районов.

Он вообразил себе тот неблизкий счастливый день, когда здесь побегут поезда, и пронзительные гудки тепловозов разбудят эти глухие просторы, и чуткое эхо, приглушив, повторит их далеко в горах; груженные отборным лесом платформы до самого конца пути, каким бы долгим он ни был, сохранят свежий, всегда отдающий терпким багульником запах дальневосточной тайги.

От этой радостной мысли Щеглову стало легко, и он зашагал быстро, поглядывая через плечо на Ольгу, которая едва поспевала за ним.

В Турнин они приехали в седьмом часу вечера, когда над горным хребтом полыхало закатное солнце, но не багрово - на непогоду, а ярко и чисто - на ясный, безветренный день...