Песочное время - рассказы, повести, пьесы

Лежа один, Кис стал зачем-то разглядывать себя. Он лежал, уже начав зябнуть, в одних носках, с какой-то жалкой серой куриной кожицей на груди, боком втиснувшись в расщелину между диванной спинкой и сиденьем. Взгляд его обошел скомканную и разбросанную в беспорядке по полу его одежду, поднялся к дивану (для этого Кису пришлось скосить вниз глаза, что он исполнил с добросовестной мукой), замер на сыром пятне, стывшем посреди пледа, у самого кисова бедра - и тогда вдруг, словно испугавшись чего-то, Кис сел и тотчас вскочил: странный, прежде неиспытанный им терпкий запах коснулся его носа. Запах этот был заметен ему едва, как тлен, но это было то, чего Кис тоже раньше никогда не представлял себе, раздумывая сам с собой в постели на ночь, как именно мальчики любят девочек... Бегло прислушавшись, Кис схватил с полу трусы и, чуть не упав, стал натягивать их на трясущиеся ноги: он все не мог поднять одну ногу, стоя на другой. Кое-как он оделся. Хуже всего досадил ему галстук. Кис плохо умел вязать узел, впопыхах же раздернул его совсем, и теперь тот вышел кривым, сколько Кис над ним ни бился; впрочем, было Кису уже не до этого. Приведя в порядок волосы руками - на столе, у трельяжа лежала щетка, но он не посмел взять ее, - Кис встал на цыпочки и, послушав еще, льет ли душ, прокрался в прихожую, мечтая изо всех сил не ударить каблуком об пол. Ему это удалось, хотя он не тверд был в коленях, а вместе с страхом и безразличие явилось впервые в душе его. Трепеща, но ликуя в трепете, еще раз обмер он, уже у порога и, повернув ворот замк(, боком скользнул в чуть дунувшую подъездным сквозняком щель, на лестницу. Дверь щелкнула, закрывшись за ним, и Кис остался один, в полной тьме.

Но он не успел сделать ни шагу. Тьма была лишь мгновение; потом вверху, на площадке Ёлы, вдруг завозились, зашаркали, хором загалдели многие голоса, вдоль стены, над лестничным маршем, упал, колеблясь, отсвет живого пламени, очертив на миг тенью рельефы выщербленной краски - и сразу целое шествие с свечами в руках, заняв верхний пролет, двинулось вниз по лестнице, с гомоном и смехом качая фигурные тени по углам и на потолке, и перекрестками света озарило подъезд.

- Эй, Кис! ты откуда? - кричала, смеясь, раскрасневшаяся Света, шедшая впереди и возбужденная собственным деятельным предводительством; платье ее от свечных огней переливалось волнами, словно серый жемчуг, и казалось сейчас более еще открытым, чем прежде. За нею с хохотом махали общей свечой, взявшись за руки Тристан и Ира, оба явно довольные ошеломлением в кисовых глазах, улыбался и Гаспаров, несший следом свою свечу строго, как в церкви; далее чинно шли Маша и Гарик, и Кис невольно прижался спиной к двери лилиной квартиры, переводя взгляд от огня к огню и не зная толком, что теперь ему делать. Шествие поравнялось с ним.

- А-га! вон и Лёнчик! - крикнула опять, как ни в чем не бывало, Света, указав свободной от свечи рукой в сторону нижней забежной площадки. Следуя более ее тону, чем жесту, непроизвольно требовательному (Света чувствовала себя и действительно была теперь во главе событий), Кис повернул туда голову - и точно: в конце пролета, около окна, стоял с папироской в зубах Лёнчик, неспешно затягиваясь, и сквозь хмурый прищур темных своих глаз рассматривал мрачно процессию. При виде Светы он усмехнулся было, но так, будто эта его усмешка против воли скривила ему край рта и тотчас исчезла, дав место странной, тоже вряд ли рассчитанной наперед гримасе. Черты его обострились, словно замерли в напряжении, Кис увидел, что он был бледен, почти желт - и в тот же миг, скользнув вверх по лицу его взглядом, он наткнулся глазами на его взгляд, угрюмо вспыхнувший из-под приспущенных куцых век его. Мгновение они смотрели друг на друга. Потом Лёнчик выпустил изо рта дым, собрал губы в белые тонкие складки (Кис различил эти складки даже вопреки близорукости и полутьме) и, держа папиросу на отлете, как нож, вперевалку двинулся от окна к ступеням, навстречу всем. Но что-то особенное было в глазах его кроме угрозы - быть может, сомнение, - и так отчетливо, как это бывает только во сне, с тем же полным знанием смысла действий Кис понял и вспомнил, что минуту назад, выскользнув на площадку от Лили, он первым делом ощутил в воздухе дым табака, однако не увидел папиросной искры там, где должен был бы стоять тогда Лёнчик, поджидая его.

"Он, сукин сын, хоть удивился бы мне, что ли! - как-то вяло размыслил про себя Кис. - Ведь не меня же все-таки он тут ждал, чорт!" Но даже капли смущения перед Лёнчиком не было теперь в нем. Наоборот: ему вдруг представилось, что теперь ему все можно. Равнодушие взяло в нем верх, и, испытав по очереди бездны и сласти видимого сего жития, обмякший Кис способен был найти в себе разве лишь скучное сострадание, жалость и к Лёнчику, и к Лиле, и к себе самому, да и вообще ему стало вдруг скучно. Дернув с досады бровью, он отвел пустой взгляд от глаз Лёнчика, толкнул локтем косяк лилиной двери и, сделав шаг, вмешался, наконец, в процессию, чувствуя с удовольствием, что ноги его уже вполне покорны ему и колени больше не трясутся.

- Ха, а моя где? Мне-то что ж: не взяли? - это было все, что сказал он; он хотел было отнять свечу у Гаспарова...

- Ну вот, Ёлка, вон тебе и твой Кис! - вдруг радостно забасил над самым плечом его Пат. - Живехонек!

И Кис увидел перед собой смеющиеся глаза Ёлы.

- Кисонька, мы тебя потеряли, - виновато говорила она, сдерживая в себе веселое оживление, которое, однако, было сильнее ее. Она быстро взяла пальцы Киса в свои и чуть сжала их. - Куда ты... Ай! - вскрикнула она вдруг, наклонив свечу, отчего капля парафина скатилась ей на руку. Ну конечно: всегда так. Ст(ит только захотеть к тебе в объятья...

- Ты не хоти, - встрял Пат наставительно. - Добром прошу.

Ёла выпятила губу.

- Что ж ты ждешь? - капризно спросила она Киса. - Меня уже пора спасать. Разве это не видно?

- От кого бы? - не понял Кис, тоже смеясь в ответ ей.

- От кого? Он еще смеется! Да забери эту несносную свечу, очень ты догадлив! Жжется же... Вот, а Гаспарова не тронь. Он сегодня под особым моим покровительством.

- Смотрите-ка: успел! Это за что же? - полюбопытствовал тотчас Пат, состроив бровями обиду так, что Гаспаров, понимая шутку, все-таки пережил краткое щекотание в тщеславной области своего существа.

- Он мои цветы охранял... Впрочем, сударь, вам это не может быть интересно, - отрезала Ёла. - Кисочка, эй! Ты куда подевался на самом-то деле?

Все уже опять шли гурьбой по лестнице. Будь Кис сейчас хоть чуть-чуть менее обескуражен всеми событиями, обрушившимися за сегодняшний вечер на него, он, вероятно, подивился бы про себя той новой необъяснимой перемене, которая в очередной раз совершилась в отношении к нему окружающих, и особенно Ёлы, Пата, Гаспарова и Светы: Тристан и Ира слишком все же были заняты собой... За время отсутствия его в studio что-то словно бы произошло не то с ним, не то с ними, что-то такое, что не касалось собственно до его похождений, никому неизвестных здесь, но благодаря чему он перестал нарушать равновесие в общем миропорядке, так ревностно перед тем оберегаемом всеми от него. И если прежде, с появлением Маши, все почему-то стали прятать от него взгляд, избегали говорить с ним и избегали самого его, не давая, разумеется, при этом себе труда понять, кому и зачем это могло быть нужно, то теперь, когда он вдруг, выскочив им навстречу, вмешался в свечной ход, краем глаз только глянув в сторону Гарика, но ничего уже не ощутив в себе, остальные, тоже, конечно, не заметив и этого его взгляда, тем не менее потянулись к нему как бы сами собой, будто соскучились по нему, долго не видя его рядом. Теперь уж никому не было дела до его чувств. К тому же все совершалось слишком быстро, все были возбуждены огнями и тьмой, и Киса охотно хлопали по плечам, смеялись и тормошили его, вновь, как и прежде, не зная, зачем делают всё это. Из всех одна только Ёла заметила в себе слабый след раскаяния, да и то лишь потому, что еще раньше, в studio, успела хватиться Киса и испугалась за него. Теперь этот ее испуг показался ей напрасным. В чем именно она раскаивалась, этого она тоже понять не могла, причины спрятались уже в свои тайники, и Ёла, веселясь и болтая, отдала Кису свечу, решив тотчас выбросить из головы собственную мнимую, как она думала теперь, вину. Кис между тем того только и ждал. Он еще ответил вежливой ужимкой Ёле и Пату, сказал что-то допустимо-острое Свете, съехидничавшей на его счет по поводу его прически и галстука, но лишь ёлина свеча оказалась в руках его, как он сразу забыл обо всем и погрузился взглядом в пламя. Казалось, огонь околдовал его.