Каин и Артем

Каин задумывался, чутко слушал и зорко смотрел. Однажды его ушей коснулась новая песня, сложенная Драным Женихом, трубадуром улицы. Этот человек добывал свой хлеб музыкой и пением; инструментом ему служили восемь деревянных столовых ложек: он брал их между пальцев и бил ими себя по надутым щекам, по животу, перебирая пальцами, ударял ложками друг о друга получался аккомпанемент речитативу куплетов, которые он сам же слагал. Если эта музыка была мало приятна, так зато она требовала от исполнителя ловкости фокусника; ловкость же во всех видах ценилась публикой улицы.

И вот однажды Каин наткнулся на группу людей, среди которой Жених, вооружённый своими ложками, бойко говорил:

- Эй, господа честные, арестанты запасные! Играю свежую песню, только что испёк, - горячий кусок! Давай по копейке с рыла, а у кого рожа - с того дороже! Начинаю!

Влезет солнышко в окошко

Люди ему рады!

А вот если влезу я...

- Это слыхали! - воскликнул кто-то из публики.

- Знаем, что слыхали! Да я тебе пирога прежде хлеба даром-то не дам! объявил Жених, стукая ложками и продолжая напевать:

Ой, горько мне живётся!

Плохо я удался.

Тятьку с братом повесили,

А я оборвался!..

- Жаль! - заявила публика.

Но копейки Жениху сыпали, ибо знали, что это добросовестный человек, и если он обещал новую песню, так уж даст её.

- Вот она новая, дубина еловая!

И ложки затрещали частой задорной дробью:

По-ознакомился бык с пауком,

Познакомился жид с дураком,

На хвосте носит бык паука,

Продаёт бабам жид дурака.

Эй вы, тётки...

- Стоп машина! Господину Каину почтение колом по шее! Изволили слушать песню, купец? Не для вас сложена - проходите вашим путём!

Каин рассыпал перед артистом свои улыбки и ушёл прочь от него, предчувствуя что-то.

Ценил он эти дни и боялся за них. Каждое утро он приходил в улицу, твёрдо уверенный, что сегодня у него никто не посмеет отнять его копеек. Глаза его стали немножко светлее и покойнее. Артёма он видел каждый день, но если силач не звал его, Каин не подходил к нему.

Артём же редко подзывал его, а подозвав, спрашивал:

- Ну что - живёшь?

- О, да! Живу... и благодарю вам! - радостно блестя глазами, говорил Каин.

- Не трогают?

- Разве они могут против вас! - со страхом восклицал еврей.

- Ну - то-то!.. А коли что - скажи.

Он угрюмыми глазами измерял фигурку еврея и отпускал его.

- Иди, - торгуй!

Каин быстро отходил прочь от своего защитника, всегда ловя на себе насмешливые и злые взгляды публики, взгляды, пугавшие его.

Однажды под вечер, когда Каин уже хотел идти домой, он встретил Артёма. Красавец, кивнув ему головой, поманил к себе пальцем. Каин быстро подбежал к нему и увидал, что Артём мрачен и хмур, как осенняя туча.

- Кончил торговать-то? - спросил он.

- Уже хотел уходить домой...

- Погоди, - пойдём-ка, поговорю я тебе что-то! - глухо сказал Артём.

И двинулся вперёд, громадный, тяжёлый, а Каин пошёл сзади него.

Они вышли из улицы, повернули к реке, где Артём нашёл укромное место под обрывом у самых волн.

- Садись, - сказал он Каину.

Тот сел, искоса, боязливо поглядывая на своего защитника. Артём согнул спину и стал медленно крутить папиросу, а Каин смотрел на небо, на лес мачт у берега, на спокойные, застывшие в тишине вечера волны и соображал, о чём будет говорить силач.

- Ну что, - спросил Артём, - живёшь?

- Живу, о! я теперь не боюсь...

- Погоди! - сказал Артём.

Он долго и тяжко молчал, попыхивая папиросой, тогда как еврей ждал его речи, полный смутных и боязливых предчувствий.

- Н-да... Ничего, не обижают?

- О, они боятся вас! Они все - как собаки, а вы - как лев! И я теперь...

- Погоди!

- Н-ну? И что вы хотите мне сказать? - с трепетом спросил Каин.

- Сказать-то? Это не просто.

- Что же оно такое?

- А!.. видишь ты - будем говорить прямо. Сразу и - всё!

- Ага!

- И я тебе должен сказать, что больше я - не могу...

- Что? Что не можете?

- Ничего! Не могу! Противно мне... Не моё это дело... - вздохнув, сказал Артём.

- Что же? Не ваше дело - что?

- Всё, это... ты и - всё!.. Не хочу я больше тебя знать, потому - не моё это дело.

Каин съёжился, точно его ударили.

- И, ежели тебя обидят, ты ко мне не иди и не жалуйся мне... я в защиту не пойду. Понимаешь? Нельзя мне это...

Каин молчал, как мёртвый.

Артём, выговорив свои слова, свободно вздохнул и продолжал яснее и более связно:

- За то, что ты меня тогда пожалел, я могу тебе заплатить. Сколько надо? Скажи - и получи. А жалеть тебя я не могу. Нет во мне этого... я только ломал себя, - притворялся. Думал - жалею, ан выходит - так это, один обман. Совсем я не могу жалеть.

- Потому что я - жид? - тихо спросил Каин.

Артём сбоку посмотрел на него и сказал:

- Что - жид? Мы все - жиды пред господом...

- Так почему? - тихо спросил Каин.

- Да не могу! Понимаешь, нет у меня жалости к тебе... Ни к кому нет... Ты это пойми... Другому бы я и не сказал этого, а просто бы р-раз ему по башке! А тебе говорю...

- "Кто восстанет за меня против злобствующих? Кто постоит за меня против лиходеев?" - тихо спросил еврей словами псалма.

- Я -- не могу! - отрицательно мотнул головой Артём. - Не жаль мне тебя... А за то - я лучше заплачу деньги...

- "О, мстящий боже! Предвечный бог возмездий, воссияй, вознесись, судия земли..." - молился Каин, съёжившись в маленький комок.

Летний вечер был тих и тёпел. Грустно и ласково отражала вода реки лучи заката. С обрыва на Каина и Артёма упала тень.

- Ты подумай, - убедительно и грустно говорил Артём, - какая моя задача теперь? Ты вот этого не понимаешь... а я - я должен за себя стать... они меня как избили? Помнишь?

Он скрипнул зубами и завозился на песке, а потом лёг на спину, протянув ноги к воде и закинув руки за голову.

- Я теперь всех их знаю...

- Всех? - спросил Каин убито.

- Всех! Теперь я начну с ними расчёт... И ты мне мешаешь...

- Чем я могу мешать? - воскликнул еврей.

- Не то, чтобы мешать, а такое дело - озлобился я против всех людей. Вот оно что... Ну и, стало быть, ты мне теперь - лишний. Понял?

- Нет! - кротко объявил еврей и тряхнул головой.

- Не понимаешь? Экой ты какой! Тебя жалеть надо - так? Ну, а я теперь не могу жалеть никого... Нет у меня жалости...

И, толкнув в бок еврея, он добавил:

- Совсем нет. Понял?

Наступило долгое молчание. Вокруг собеседников, в тёплом и пахучем воздухе, плавали всплески волн и какие-то глухие, охающие звуки, приносившиеся издалека, с реки, сонной и тёмной.

- Что же мне теперь делать? - спросил, наконец, Каин, но ответа не дождался, потому что Артём задремал или задумался о чём-то. - Как я буду жить без вас? - громко сказал еврей.

Артём, глядя на небо, ответил ему:

- А уж ты это сам подумай...

- Боже мой, боже мой!..

- Ведь это тоже не скажешь сразу - как жить, - лениво говорил Артём.

Сказав то, что хотел, он сразу стал ясен и спокоен.

- А ведь я знал это!.. Ещё тогда, когда шёл к вам, избитому, то уж знал, что не можете вы заступаться за меня долго...

Еврей умоляющими глазами посмотрел на Артёма, но не встретил его глаз.

- Вы, может быть, потому, что смеются они над вами за меня? - спросил Каин осторожно и чуть не шёпотом.

- Они-то? А что мне - они? - открыв глаза, усмехнулся Артём. - Ежели бы я захотел, то посадил бы тебя на плечи, да и носил по улице. Пускай смеются... А только ни к чему это... Надо всё делать по правде... Чего в душе нет - так уже нет... И мне, брат, прямо скажу, - противно, что ты такой... Вот как выходит.

- Ах!.. Верно! Ну и что я теперь?! уходить?

- Иди, пока светло... Не тронут ещё пока! Ведь нашего разговора никто не знает...