Мои сны глазами очевидцев (СИ)

Бодрствование 13

Мы встречались около недели. Я была зрителем, необходимым человеку истерического типа. С рыдал, тушил папиросы о собственную ладонь, в тех кафешках, куда я его приглашала, в его руках лопались бокалы.

Он взял три отгула и поехал в ее город. С приближался к ее дому, когда она выходила оттуда под руку с мужем. С утверждает, что если бы она прошла мимо, не взглянув на него, он умер бы от разрыва сердца. Но они подошли к нему, лучезарно улыбаясь. Они приняли его как гостя, и за столом С почувствовал себя униженным светской беседой жены и снисходительными подтруниваниями мужа, которого считал подлецом. С решил напиться и устроить драку. Драки он не помнит, - очнулся в постели, посреди ночи, голова болела, язык присыхал к нёбу. С запомнил запах чистого белья, запах чужого дома и струю воздуха теплой осени, лившуюся в форточку. Он лежал и принюхивался в темноте, стесняясь встать и отправиться на поиски воды.

И пришла она. По мере того, как она медленно раздевалась, усиливалось сияние ее наготы. С не догадывался, что у нее могут быть свои счеты с мужем. Он думал, что произошло чудо, и она полюбила его. Он думал, что они уедут вместе, но она вернулась в спальню к мужу, и запах прелюбодеяния до утра душил плачущего С.

Сон 14

Стихия Сильвия

История Сильвии приснилась мне в виде очередной серии фильма о жизни на Диком Западе.

Род Сильвии Кин прибыл из Ирландии. Сильвия решила беречь руки и устроилась барменшей в салун. Когда она брала с полки бутылку виски, то представляла, что держит в руках слиток золота, а глядя на жилистую струю напитка, врастающую в стакан, воображала себя плавильщицей металла. За стойкой сидел дед Сильвии с потертым кольтом и брал на мушку всех, кого обслуживала его внучка. Грудь Сильвии вздыхала и покачивалась за синей шелковой стенкой ее платья. Сильвия была из тех, кто из разряда детей переходит сразу в разряд женщин. У нее были глаза с очерком жемчуженосной ракушки. И губы как дольки красного мандарина. И родинка у основания груди. И потная толпа ухажеров, воняющих кожей, спиртом и нагретым металлом. Сильвии нравился один. Казалось, что вместо глаз у него пули, а штаны вот-вот лопнут в области гульфика. Однажды он расплатился с Сильвией запиской, накарябанной на долларовой бумажке. По почерку и орфографии Сильвия поняла, что Ковбой малограмотен. Но она пошла на свидание. Она вылезла в окно и побежала на огороды, задыхаясь от жесткой свежести запаха травы и росы. Луна маячила в лаковых задниках ее туфелек. В первое свидание Ковбой не удостоил Сильвию беседы. Он схватил ее сзади и повалил на грядки латука. В дальнейшем Сильвия не скрывала своих чувств. Она устраивала сцены ревности в общественных местах. Она закатывала пощечины девкам из публички. Она прилюдно бросалась Ковбою на грудь и всем рассказывала о том, что шьет приданое. Ковбой решил жениться на блондинке из протестантской семьи, с головкой гладкой, как луковица. Когда Ковбой и Луковица объявили о своей помолвке, Сильвию заперли в доме. Сильвия этого не заметила - она и не собиралась выходить. Сильвия кое-что придумала. Она собрала свою волю в кулак и до самой свадьбы Ковбоя и Луковицы вела себя прилично. Поздравила невесту, подарила ей букетик полевых цветов, и все такое. На свадьбу был приглашен весь Таунвиль. Столы поставили в платановой роще, чтобы гулять днем и не страдать от жары - это была идея Сильвии. Сильвия помогала сопернице готовиться к свадьбе, выбрала место в роще, куда лучше посадить молодых. Ей бы очень хотелось повеселиться на бракосочетании Луковицы и Ковбоя, но, к сожалению - мигрень, от которой Сильвия буквально на дерево лезет. Сильвия объявила, что останется в постели. Ее не трогали, ей обещали принести кусочек свадебного торта. Пока все были в церкви, Сильвия в синем платье забралась на верхушку того самого платана, под которым суждено было сидеть молодоженам. В шипении ветра небесного ей слышалась ее судьба. Сильвия выйдет за золотоискателя и уедет с ним на прииски. Сначала она будет кухарить для старателей, потом ее муж найдет золото. Сильвия сбежит с тем, кто убьет ее мужа, потом с тем, кто убьет его, с тем, кто того, и с тем, кто этого. С кем-нибудь она доберется до Большого Города... Сильвия верила, что так оно и будет, но все это показалось ей таким пустяком по сравнению с великой природой, ее ветром, землей, водой, древами и травами. Стихия вошла в Сильвию тысячей живых духов. Сильвия никогда раньше не чувствовала себя такой живой. Но жизнь знает, к чему стремится, и Сильвия без малейших колебаний исполнила свой план. Она спрыгнула с платана и упала прямо на пиршественный стол, пред очи молодых. Она сломала шею и билась в предсмертных конвульсиях среди разбитой посуды. Свадебный сливочный торт разлетелся в клочья. Кровь Сильвии смешивалась на скатерти с разлитым вином. В глазах у нее застыли широкие пыльные улицы и дома, на крышах которых лежали облака. Луковица упала в обморок и не видела, как Ковбоя стошнило. Свадьба была расстроена. Ковбой бросил молодую жену и уехал на прииски. Таунвиль был переименован в Сильвия-Сити, за последующие пятьдесят лет разросся и стал Большим Городом, который презрела летящая с дерева Сильвия.

Бодрствование 14

Утром она проводила его на поезд, а муж не вышел проститься. День был почти летний, жухлые листья наводили на мысль о засухе. Она сказала, что приедет, что надо ждать, и ни в коем случае не писать, не приезжать самому.

С был обескуражен. Он боялся ослушаться, боялся, что она обманет. Он пил и не расставался с телефоном, ожидая звонка с вокзала. Она приехала раз, и второй, и третий. Он встречал ее и сажал на поезд, более - ничего. Дарил цветы и надеялся. Краснел, целуя в щеку, и как о мечте вспоминал о той ночи. Так было полгода. Жена ушла от С к сослуживцу. Он остался один, тосковал по возлюбленной и по ребенку, спивался. Любовь стала для него культом. С увеличивал и обрамлял фотокарточки любимой, развешивая их по всей запущенной квартире, купил и повесил на стену карту ее города. Он ел то, что когда-то ел с ней, ходил там, где когда-то ходил с ней, стал поклонником того певца, одну песенку которого она как-то одобрила. Он покупал новую одежду, но ходил в обносках, чтобы предстать нарядным перед возлюбленной. Если она долго не приезжала, С встречал все поезда, на которых она могла приехать. С считал себя очень занятым и очень несчастным человеком, тогда как все это время был счастливым бездельником. Я не знала, встретила ли я единственного на земле мужчину, посвятившего жизнь любви, или эгоиста, спрятавшего под красивой маской свое инфантильное нежелание участвовать в делах этого мира.

В ее отношениях с мужем наступил очередной кризис, и она приехала. Весь апрель С был счастлив. Они целовались на улице, как подростки. Кормили голубей у Прудов, и голуби вспрыгивали им на руки и клювами щипали ладони, чего никогда больше у С не бывало. Она научила его таким вещам, о которых с женой он даже заговаривать не смел. Они мыли и целовали друг другу ноги. Ей нравилось, чтобы он привязывал ее к кровати, и так любил.

Приехал муж и увез ее. Конечно, она этого ждала, но для С это было неожиданностью. Он нашел записку и убранную квартиру без женских вещей. Квартиру, из которой убрали счастье. Некоторое время он преследовал их. Жил как бомж в их подъезде, пряча за пазухой нож с выкидным лезвием. С хотел, чтобы муж возлюбленной ударил его ножом и сел в тюрьму. Муж опасался, что С зарежет его или его жену. Все закончилось арестом С. Мать вызволила его и определила в клинику. Там С отучили желать смерти себе или кому бы то ни было. С тех пор он вот уже почти год ходит на Пруды, кормит голубей и пишет стихи. Я попросила показать - что там у него на мятых листочках, перепачканных сигаретным пеплом. "Не при людях" - сказал С. И я пригласила его к тебе. Он успел показать только одно стихотворение - "Симон Киринеянин" Вот оно.

Звездной иглою глаз мой маня

В чаще сияя

Чаша сия

Смертно страшила меня.