Чувствую себя виноватым по отношению к существующей в России власти

Данное решение Петроградской губернской Чрезвычайной комиссии в отношении Н.С. Гумилева подлежит отмене, а дело - прекращению по следующим основаниям.

Как утверждается в заключении по делу со ссылкой на показания Таганцева, Гумилев говорил курьеру финской контрразведки Герману, что он, Гумилев, связан с группой интеллигентов и может ею распоряжаться, а сама группа готова выйти на улицу для активной борьбы с большевиками, но для технических надобностей ему необходима некоторая сумма денег. Для проверкинадежности Гумилева организация Таганцева направила к нему своего члена гр-на Шведова. Гумилев взял на себя обязательства оказать активное содействие борьбе с большевиками и в составлении прокламаций контрреволюционного характера. На расходы Гумилеву было выдано 200 000 рублей* советскими деньгами и лента для пишущей машинки.

Президиум Петроградской губернской Чрезвычайной комиссии на этом основании сделал вывод о том, что Гумилев являлся участником Петроградскойбоевой контрреволюционной организации, активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организациейв момент восстаниягруппу интеллигентов, кадровых офицеров, которые примут активное участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности.

Из показаний Гумилева от 9 августа 1921 года явствует, что он отказался разговаривать с неизвестным ему человеком о какой-либо контрреволюционной деятельности. На вторичном допросе 18 августа 1921 года Гумилев вновь утверждал, что он дважды отказывался сообщать сведения шпионского характера. При этом он согласился на выступление с кучкой прохожих, пользуясь общим оппозиционным настроением. Во время третьей встречи с Вячеславским взял у него 200 000 на всякий случай и держал их в столе, ожидая или событий, то есть восстания в городе, или прихода Вячеславского, чтобы вернуть их. После падения Кронштадта он, Гумилев, резко изменил свое отношение к Советской власти и все дело предал забвению. Подтверждая факт разговора с Вячеславским о том, что он, Гумилев, может собрать активную группу из своих товарищей, бывших офицеров, Гумилев пояснил: это заявление было легкомысленным, потому что он встречался с ними случайно и исполнить обещанное ему было крайне затруднительно.

По словам Таганцева Гумилев оставлял за собой право отказаться от тем, отвечающих его далеко не правым взглядам. Как утверждает Таганцев, Гумилев был близок к советской ориентации. Про свою группу Гумилев дал уклончивый ответ, сказав, что для организации ему нужно время. Через несколько дней, говорил Таганцев, Гумилев далеко отошел от контрреволюционных взглядов, к нему больше никто не обращался и никаких поэтических прокламаций от него не поступало.

Что касается 200 000 рублей, полученных Гумилевым, то из них 23 июля 1921 года он 50 тысяч передал М. Шагинян, а 16 тысяч рублей у него изъяли при обыске, судьба остальных денег не установлена.

Говоря об умысле Гумилева, нельзя пройти мимо показаний, данных им 23 августа 1921 года: "Никаких фамилий, могущих принести какую-нибудь пользу организации Таганцева путем установления между ними связей, я не знаю и поэтому назвать не могу. Чувствую себя виноватым по отношению к существующей в России власти в том, что в дни Кронштадского восстания был готов принять участие в восстании, если бы оно перекинулось в Петроград, и вел по этому поводу переговоры с Вячеславским".

В 1921 году в защиту Гумилева выступила литературная общественность во главе с М. Горьким, но ее ходатайство осталось без ответа.

Приведенные данные свидетельствуют, что Н.С. Гумилев не являлся участником Петроградской боевой контрреволюционной организации и не предпринимал никаких шагов по оказанию ей содействия, а полученные им 200 000 рублей были ничем иным, как колебанием интеллегента, и эти деньги не использовались в ущерб интересам советского государства. Н.С. Гумилев не был врагом народа и рабоче-крестьянской революции.

На основании изложенного и руководствуясь ст. 35 Закона о Прокуратуре СССР

Прошу

Решение Президиума Петроградской губернской Чрезвычайной комиссии от 24 августа 1921 года в отношении Гумилева Николая Степановича отменить и дело о нем прекратить за отсутствием в его действиях состава преступления.

Генеральный пркурор Союза СССРА. Сухарев

На этом протесте до сих пор нет ни даты, ни подписи Сухарева.

И уже никогда не будет. По странной иронии судьбы Сухарев был снят с работы в тот самый день, когда умерла Одоевцева, единственный человек, кто был против реабилитации, утверждавшей в качестве свидетеля, что Гумилев был участником заговора.

Неужели построение правового государства обернется результатом, сходным с пестованием "экономной экономики"? Говорю об этом потому, что не могу без восторга воспринять справедливое и правильное уголовно-процессуальное законодательство и статью 342 УПК РСФСР, где дан исчерпывающий перечень оснований к отмене или изменению приговора, а именно:

1) односторонность и неполнота дознания, предварительного или судебного следствия;

2) несоответствие выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам дела;

3) существенное нарушение уголовно-процессуального закона;

4) неправильное применение уголовного закона;

5) несоответствие назначенного судом наказания тяжести преступления и личности осужденного.

Все эти пункты подходят для реабилитации. Но когда же они там наверху раскачаются?

XIV.Эпилог

Сегодня уже трудно встретить писателя, который бы не намекал на то, что имеет отношение к реабилитации Гумилева.

А те, которых встретить легко, удивляются: а разве Гумилев не реабилитирован? Не может быть. Вы что-то путаете.

Гумилеву пошел сто пятый год.

И вдруг, о чудо! 30 сентября, в день Ангела матушки я узнаю, что нашему протесту дан ход.

Генеральный прокурор СССР Н.С.Трубин все-таки использовал этот правовой документ по назначению.

И более того, уже имеется результат.

Пришлось писать статью в ту же "Юридическую газету".

XV. В день Веры

30 сентября 1991 года в день Веры, Надежды, Любови и матери их Софьи состоялось заседание Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР. Председательствовал на нем П. Луканов, а его сотоварищами были О. Полетаев и К. Гаврилин.

"Коллегия Верховного суда РСФСР рассмотрела протест Генерального прокурора СССР (см. "Юридическая газета", в"-- 10, 1991) на постановление Президиума Петроградской губернской чрезвычайной комиссии от 24 августа 1921 года, которым

Гумилев Николай Степанович, 1886 года рождения, русский, член коллегии издательства "Всемирная литература", председатель Петроградского Всероссийского союза поэтов без указания Закона (С.Л. - !) подвергнут высшей мере наказания - расстрелу".

Так, спустя семьдесят лет один месяц и восемь дней правда начала торжествовать: дело Н.С. Гумилева стало впервые предметом рассмотрения суда. Настораживала лишь ссылка на "постановление", ибо такового в природе не существовало.

В связи с этим стоит, пожалуй, обратиться к 104-му листу дела Н.С. Гумилева, где содержится выписка из протокола заседания Президиума Петроградского губчека. Там было написано: "Гумилев Николай Степанович, 35 лет, бывший дворянин, филолог, член коллегии издательства "Всемирная литература", участник Петроградской боевой контрреволюционной организации, активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания интеллигентов, кадровых офицеров, которые примут активное участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности".

И чуть правее сделана приписка: "Приговорить к высшей мере наказания расстрелу" (цит. по: Лукницкая В.К.Николай Гумилев...Л., Лениздат, 1990, с. 295).

Никакого "постановления", мало-мальски коллегиального решения не было. Оказывается, протокольная запись стала вполне достаточной, чтобы безоговорочно решить судьбу одного из крупнейших русских поэтов.