Скитники

Наводнение унесло баню, но больше всего огорчило то, что смыло часть пашни с уже налившимися колосьями ржи. Однако эти потери, в сравнении с последовавшими через два года событиями, показались пустячными…

Налетела беда на скит нежданно-негаданно. Удалой люд разведал в окрестных горах на галечных косах студеных речушек богатые россыпи золота, и тихий, благодатный край в однолетье охватила золотая лихорадка*.

Потянулся сюда разношерстный лихой люд. Кто мыть золото, кто скупать, кто, собравшись в ватаги, грабить и тех и других. По ручьям росли, как грибы после дождя, стихийные поселения. Следом для проведения описи и сбора налогов пришли и государевы чины. Неспокойно стало в дремавшей прежде округе.

Добрались казаки в начале апреля, по прелому снегу перед Пасхой и до скита.

- Отворяй ворота, ревизия, по приказу генерал-губернатора, - зычно проревел подъехавший на санях в новехоньком мундире, перетянутом скрипучими ремнями, молодой есаул.

За ограду вышли Маркел, Никодим и трое из братии.

- Ты уж прости, чуж-человек. К нам в скит не можно. Мы с миром дел не имеем. Над нами одна власть - Божья! - степенно и твердо заявил Маркел.

- Я тебе покажу, чертова образина, “не можно”! - заорал разъярившийся чин и приставил остро заточенную саблю к шее ослушника. - Бунтовать вздумал? Прочь с дороги! На каторгу захотел?

Стоявший сбоку Колода, детина медвежьей силы, не стерпев прилюдного оскорбления наставника, так хватил увесистым кулаком обидчика по голове, что свернул тому шею. Есаул рухнул на снег замертво. Перепуганные казаки подхватили тело начальника и повернули обратно.

- Еще пожалеете, двоеперстцы треклятые, отродье недобитое, - прокричал один из них, удаляясь.

Маркел, осознав весь ужас и нелепость происшедшего, наградил Колоду полновесным подзатыльником. Верзила воспринял внушение как должное, не посмев даже рта открыть.

Никто не заметил, как во время этой стычки с дальних грузовых саней скатился на снег и заполз под разлапистую ель связанный мужик. Когда ржание коней и гиканье казаков стихли, беглец несмело подал голос:

- Эй! Почтенные!

Все еще топтавшиеся у ворот скитники невольно вздрогнули:

- Спаси Исусе и помилуй! Кто здесь? - прогудел Колода.

- Лешак я - казачий пленник. Развяжите, благодетели!

Колода с Никодимом опасливо приблизились и, перекрестившись, сняли путы с рук лежащего.

Со снега поднялся крепкотелый, простоватый с виду мужик, в вонючем коричневом зипуне, в грязных чунях и онучах**. Весь квадратный с короткими, словно обрубленными, руками, с торчащими, черными от въевшейся грязи пальцами. На загорелый лоб из-под плотно надетой шапки выбивались немытые вихры густых темно-рыжих волос. Взъерошенная бородища, медно поблескивая в лучах заходящего солнца, укрывала широкую грудь. Из-под мохнатых бровей хитровато бурили скитников прищуренные глазенки. Судя по повадкам, человек бывалый и ухватистый.

- Воистину лешак! Кто таков и откель будешь?

- Вольный я человек, без роду и племени. В старателях счастья пытаю.

- И давно промышляешь?

- Да где уж - мне от роду-то всего двадцать три.

Мужики удивленно переглянулись: на вид бродяге было за тридцать.

- За что ж повязали?

- Да золотишка чуток намыл. Хозяин питейного заведения прознал про то, не погнушался, пройдоха, и по бражному делу обобрал, а утром, шельма, сам же и указал на меня, яко на беглого колодника с Ангары реки, холера ему в дышло. Правды-то в этих чащобах не сыщешь - поди дятлу жалуйся. Но Господь милостив - вас, спасителей, послал. Благодарствую вам, люди добрые! - Лешак отвесил обступившей его братии низкий земной поклон, - А есаула ты, дядя, крепко огрел! Силен! - уважительно добавил он, обращаясь к Колоде, - Только вот что я скажу: теперича оне от вас не отвяжутся. Одно слово - бунт! Как пить дать вышлют карательную команду. Иха власть велика! Надоть уходить вам отсель, покуда не поздно. Иначе не миновать смертной казни зачинщикам, да и остальных в кандалы и на каторгу. А скит в разор пустят.

- Спору нет, грех свершен великий, да ведь ненароком, не по злому умыслу - не впускать же шепотников в скит. Молитвами и покаянием искупим его. А казаки вряд ли скоро явятся: через пять-шесть дней пути не станет - распутица, до уезда же только в один конец неделя ходу. Но что верно, то верно: оставаться нам здесь не след - житья проклятые кукишники теперь тем паче не дадут, - рассудил Маркел.

После совета на сходе решено было по речке выйти на Лену и там, забравшись подальше, искать своих.

По распоряжению наставника братия не мешкая отправилась готовить лес для лодок. Никодим, выбирая подходящие для роспуска на доски деревья, заметил Лешака, кружившего неподалеку.

- Дозволь, почтенный, слово молвить, - вместо приветствия выпалил старатель, поспешно стянув с головы шапку. - Может, негоже мне в ваши дела соваться, да помочь ведь могу. Прибился к нашему прииску схимник, вашего староверческого роду-племени, человек души ангельской. Так вот, сказывал он мне однажды, что ведом ему на севере скит потаенный, Господом хранимый… Я что подумал: ежели хотите, могу доставить того схимника к вам для расспроса, тока с условием, что коли столкуетесь, то и меня в те края прихватите. Авось золота самородного там сыщу. Мне тамошние места слегка знакомы: с казаками из Алдана в острог ходил, а скит тот сокровенный где-то в тех краях.

- Надо с братией обсудить, - сдержанно ответствовал Никодим.

Вечером скитники долго ломали головы над предложением Лешака, взвешивая все “за” и “против”. Сошлись на том, что все же не лишним будет встретиться с тем монахом: вдруг он и вправду скажет что дельное.

Поутру вышли к уже стоявшему у ворот Лешаку.

- Вези своего знакомца, послушаем его самого. Только вот как ты его доставишь? Снег-то поплыл, того и гляди вода верхом хлынет!

- Пустячное дело! До нашего прииска напрямки не так уж и далеко. Коли дадите коня и хлеба, то мигом обернусь.

Через день Лешак действительно привез худого высокого человека неопределенного возраста с голубыми, прямо-таки лучащимися добром и любопытством глазами на прозрачном, кротком, точно у херувима, лице, в драной рясе из мешковины и длиннополой домотканой сибирке.

После обмена приветствиями “Здорово живешь!”, принятого у староверов, мужики зашли к Маркелу и долго, дотошно пытали монаха:

- Правда ли, что есть на севере потаенный староверческий скит? Бывал ли ты сам в нем? Далеко ли до него? Крепко ли то место? И верно ли, что беспоповцы там живут?

- Святая правда, есть такой беспоповский скит. Живал там - я ведь тоже беспоповец, только бегунского толка*. Сторона та гожая. Отселя верст, поди, девятьсот до скита будет. Дорогу я вам обскажу в подробностях, но прежде хотел бы потолковать очи на очи. - При этом схимник указал на Никодима и вышел из избы.

Отсутствовали они не очень долго. О чем беседовали - неведомо. Вернувшись, схимник принялся рисовать карту, давая по ходу подробные пояснения к ней.

- А сам скит-то где будет?

- Вот здесь, во впадине… Только нет к нему иного пути, акромя водного. Поторапливайтесь. Даже до прииска слух дошел, что как вода спадет, к вам карательный отряд из уезда вышлют.

Монах отвесил поясной поклон и со словами “Храни вас Бог, братушки” уехал обратно на Никодимовой лошади.

Покамест мужики мастерили лодки-дощанки, конопатили, смолили бока, крепили мачты, женщины паковали скарб, сшивали для парусов куски полотна, собирали провиант в дорогу. Лошадей и коров пустили под нож, а нарезанное тонкими ремнями мясо прокоптили, навялили в дорогу.

Как только проплыли крупные льдины, снесли приготовленное к реке. Дружно волоком подтянули к ней и суденышки.

Наконец все было готово к отплытию. Уже и бабы, с тепло одетой ребятней, собрались на покрытом галькой берегу.

Никодим с Маркелом покидали скит последними. Они окинули прощальным взором скит, горестно переглянулись: Эх, жаль предавать огню такое ухоженное хозяйство, но не оставлять же его христопродавцам! Запалили избы и скрылись в лесной чаще…