Скитники

Возбужденным путникам не спалось. Лежали молча, в ожидании чего-то сверхъестественного: каждый сознавал, что здесь, в поднебесье, он намного ближе к Богу. Но все было, как всегда: высыпали те же звезды с Большой Медведицей во главе, медовая луна, недолго поскитавшись между них, скрылась за горой. Сразу стало темно - хоть выколи глаз, а над головой зажглось узорчатое сито новых звезд.

Под утро край неба на востоке, еще не начав светлеть, стал как бы подмокать кровью, но солнце еще долго не покидало своих невидимых покоев. Наконец проклюнулась пунцовая капля, и от нее брызнули пока не жаркие лучи. Капля на глазах наливалась слепящим свечением и в какое-то неуловимое мгновение она оторвалась от обугленной кромки горизонта и, на ходу раскаляясь до бела, поплыла, пробуждая мир, погруженный в томную, сонную тишину. Только гнусавый крик высоко пролетавшего ворона потревожил царящий в горах покой.

Отстоявшийся и процеженный за ночь густой хвоей воздух стал настолько прозрачным, что утратил вечернюю, густеющую вдали сизую дымчатость, и путникам удалось обозреть восточные земли на много верст далее, чем давеча. Но и там простиралась все та же зеленая равнина без конца и края, без края и конца.

Сознание того, что до самого Тихого океана многие тысячи верст дикой, почти безлюдной, тайги - будоражило и волновало воображение. Все понимали, что здесь граница, черта, отделяющая их от прежней жизни. На западе от нее хоть и привычный, но враждебный мир, на востоке же - неведомая, пугающе бескрайняя, страна Сибирская, в которой не мудрено сгинуть.

Маркел достал аккуратно завернутую в холстину икону Семистрельной Божьей Матери, которая хранила их в дороге, и поставил ее на камень. После обязательной утренней молитвы путники еще долго стояли на коленях, думая каждый о своем.

Когда, через несколько дней, спустились с гор, то остановились у подножья далеко вышедшего на равнину отрога, на высоком берегу излучины безвестного притока Сосьвы. Внизу на перекате тихонько постукивала по дну мелкая галька, трепетно играли, скользили по воде солнечные блики, между которыми сновали бойкие пеструшки*. Небольшие волны мягкими кулачками то и дело окатывали песчаную косу. Братия, оглядевшись, единодушно решила, что это место, защищенное отрогом от северных ветров, идеально подходит для зимовки.

У самого подола отрога путники вырыли под землянки обширные ямы. Закрыли их накатником, завалили сухой травой и листвой, а сверху еще и толстыми пластами дерна. Земляные стены, что бы не осыпались, укрепили толстыми жердями. У дверей с обеих сторон оставили маленькие оконца. В центре из камня и глины сложили печи.

Завершалась унылая осень: дождь, хмарь, утренние заморозки. Но успевшая наладить свой быт братия не тужила и занималась последними приготовлениями к зимовке. В один из промозглых вечеров их всполошил нарастающий гул. Люди повыскакивали из землянок. Чуть выше лагеря, с грохотом прыгая по скальным уступам, разрушаясь на части, летели с гребня отрога крупные глыбы.

- Всем на песчаную косу! - скомандовал Маркел.

Когда камнепад стих, с опаской вернулись к лагерю. К великой радости староверов краем осыпи завалило лишь навес из корья, под которым вялилась рыба. Разглядывая утром широкое полукружье скатившихся камней, люди невольно содрогнулись: окажись землянки на саженей двадцать ближе к осыпи, вряд ли бы кто из них уцелел.

- Бес нас пугает, но Господь хранит и призывает к осторожности и многотерпению, - истолковал происшедшее Маркел.

Впоследствии даже перед кратким привалом мужики всегда придирчиво посматривали на скалы и кручи, стараясь располагаться на безопасном удалении от них.

За Каменным поясом кое-где имелись разрозненные обители раскольников-старообрядцев. Но Маркел, исполняя завещание князя, должен был вести братию еще несколько тысяч верст, за озеро Байкал. И потому весной староверы вновь тронулись в путь, через чащобы немереные, через топи, мхами покрытые, через реки полноводные, рыбой богатые.

Провидение и непрестанные охранные молитвы святого старца Варлаама помогали им в пути, а местные жители указывали верную дорогу.

Сколько уж поколений русских людей входит в эту Сибирскую страну, а все пустынна она - до того необъятны и велики ее пределы. Но как дружны, добры люди, ее населяющие.

Сибирская отзывчивость и взаимовыручка! Эти качества следует отметить особо. Терпишь бедствие - все бросятся спасать тебя. Голоден - чуть ли не каждый разделит с тобой последний ломоть хлеба. Взаимовыручка - непреложный закон этих суровых таежных мест - иначе не выжить! И неудивительно, что в душах сибиряков столько сострадания и сердечности!

Останавливались у единоверцев на зимовки и ветлужцы.

Весной братия снова трогалась, продвигаясь все дальше и дальше на восток, навстречу солнцу, начинающему новый день с неведомых пока им окраин великого Российского государства.

Местные староверческие общины принимали пришлых как своих и делились всем, что сами имели, но и ветлужцы усердно помогали хозяевам чем только могли: справляли конскую упряжь, плели чуни - сибирские лапти, гнули сани, мастерили телеги, валили лес. Осенью били кедровые орехи - в Сибири мелкосемянная сосна сменяется кедром, родящим шишки с вкусными, питательными семенами.

В Чулымском скиту два брата - Глеб и Кирилл за зиму крепко сдружились с ветлужцами и особенно с Никодимом. В их глазах странники были подвижниками, отважными хранителями чистого православия. Весной, немало удивив родню, братья ушли вместе с ними, не убоявшись неизвестности и тягот дальнего перехода.

Следуя уставу, на каждой зимовке один, а то двое или трое обзаводились семьями. И что любопытно, первым женился самый молодой - Никодим. Женился он на юной, с милоовальным лицом девице Пелагее - быстроглазой дочери Феофана, настоятеля беспоповской общины, приютившего их в зиму 1871 года на берегу Убинского озера. Еще в дороге она родила ему сразу двойню: сына Елисея и дочку Анастасию.

Забайкальский скит

Путникам не единожды пришлось сменить изъезженных коней и волокуши, прежде чем добрались они наконец к исходу четвертого лета до стрельчатых гор Байкальского края, с давних пор облюбованного раскольниками. Миновали они по утомительному бездорожью многие сотни верст монотонности равнинного пространства и переплыли на плотах немало могучих рек, кипящих водоворотами так, словно в их глубинах беспрестанно ворочаются гигантские чудища.

Натерпелась братия в дороге лишений с избытком. Те, кто послабже, остались лежать под могильными холмиками. К счастью, в пути не померла ни одна из десяти молодух - супружниц переселенцев и ни одно народившееся в дороге дите. Видно, сам Господь заботился о преумножении их общины. Из самих ветлужцев дошло пятнадцать самых крепких духом и телом.

Только достигнув цели, путники осознали, сколь рискованное и тяжелое странствие они завершили. Ведь на немереных и нетронутых просторах дикой Сибирской стороны могут разместиться десятки иноземных государств! А раскольники с Божьей помощью одолели эти невообразимые пространства.

Место для поселения нашлось как-то само собой. Пройдя между нагромождений исполинских валунов и обломков скал, закрывавших вход в широкое лесистое ущелье, они увидели среди насупленного ельника чистый пригожий березняк. На беловатых ветвях там и сям чинно восседали тетерева. Люди, утомленные угрюмостью байкальской тайги, невольно заулыбались, оживились. Тут же текла речушка с прозрачной водой. Вдоль берега тянулась поля янтарно-пламенной морошки, едва ли не самой вкусной и сочной, просто тающей во рту, ягоды, совмещающей в себе вкус спелой дыни с тонким привкусом земляники.

Новопоселенцам предстояла большая и тяжелая работа по устройству скита, но все понимали, что как на голом камне трава не растет, так и без труда жизнь не налаживается.

Выбрав для строительства скита пологий увал, неподалеку от речушки, Маркел объявил, - “Не гоже нам, православным, ютиться в сырых землянках. Избы будем ставить добротные, дабы потомство наше вольное крепчало. Зимы здешние суровей расейских, потому и готовиться надобно основательно. Рыбы в достатке ловить, мясо вялить, орехи колотить, дрова готовить, коренья копать. Хорошо потрудимся - выживем, послабу себе дадим - пропадем!”