История моей матери. Роман-биография (СИ)

- Они обещали мне его вызвать. Через первого, кто придет.

Хозяин покачал головой:

- Ну и ну! На что только любовь не идет? У тебя наша кровь - южная. Ладно. Пока что я тебя хоть не с ними, не в хлеву этом, поселю, а на этаже, где у меня приличная публика ночует. Только ты уж извини, утром я тебя с ними выпровожу. Потому как в самом деле нельзя. У меня здесь не полиция даже, а военная администрация. С теми все ясно: деньги берут, а эти - как найдет на них, упрутся иной раз, как ослы. Уже и деньги не нужны, до того заупрямятся. Сколько ни имею дела с военными - что им надо, понять не могу.

- Проституток пускают, а невест нет,- в тон ему пожаловалась она.

- Это-то как раз понятно! - возразил он.- От невест они тосковать начинают, в петлю лезут, а от девок им только веселей служится.

Ее покоробила эта мужская логика, но она не подала виду.

- Сколько я вам должна? За номер.

- Да ничего ты не должна. Буду я с любовников деньги брать? Жене бы тебя показать, да, видно, в другой раз. Когда снова приедешь. Я тебя тогда у себя в Алжире поселю. У меня там квартира, а не как здесь - бордель армейский...

Гостиница, как все типичные арабские дома, состояла из двора, окруженного со всех сторон двухэтажным, квадратным в плане строением. На первом этаже ("ре д'шоссе" по-французски) были вспомогательные помещения и удобства - туда и попали наши веселые девушки; на втором - галерея из более приличных комнат, соединенных между собой коридором, обнесенным деревянною решеткой. Хозяин дал ей чистую ухоженную комнатку в конце коридора (чтоб не маячила у всех на виду) с видом на три серебристых оливковых дерева под окнами: других деревьев здесь не сажали. Она села и стала смотреть в окно. Одна из девушек с первого этажа вошла к ней, забралась без стеснения с ногами в плетеное кресло, и Рене, по-крестьянски чопорная, отметила это про себя с неодобрением. Алжирка хорошо говорила по-французски: поэтому ее к ней и прислали.

- Хорошо у тебя как. Будто ждешь полковника.

- Я жениха жду,- сказала Рене ей в отместку.

- Да я знаю. Поэтому и пришла. Тебе придется дать. Там три франка на выходе платят и пять франков сержанту. Он столько же, сколько я, получает.-Рене, не говоря ни слова, полезла в туфлю, в которой держала сбережения.- В туфле держишь? Это правильно: мы тоже так. Только туфли другие надо - чтоб не соскакивали,- и оглядела Рене с головы до ног.- Это ты в таком виде приехала? И на пароходе так ночевала? - На Рене была белая, сильно помятая блузка и длинная черная юбка.- Кто тебя провожал сюда вообще?

- Никто. Сама.- Тут Рене сказала правду: Шая до таких мелочей не опускался. Она подала требуемые деньги. Девушка спрятала их во внутреннем кармане шаровар.

- Завтра на рынок пойдешь и такие же, как у меня, шальвары купишь. И красную кофточку: чтоб не пачкалась.

- Да я вообще, боюсь, отсюда не уеду.- Рене решила, что одно дело сделано,- надо думать о следующем.

- Это почему?

- Я несовершеннолетняя, мне в Марселе билет дали только до Тулона. А дальше зайцем ехала.

- Дадут! - уверенно пообещала та.- Нам это тоже говорят, а мы им: кому там нужны совершеннолетние? Деньги надо сунуть, короче говоря.

- Сколько?

- Десятки хватит. Надо только тебя подкрасить будет. А то ты на какую-то институтку похожа. Хочешь, сейчас размалюю? Хотя у тебя жених: еще выгонит. Как его найти, кстати говоря? Я первого ж пошлю, кто с меня слезет.

- Бернар Бегу.

- Как он выглядит хоть? Этот Бернар Бегу твой!

Рене замешкалась: ей забыли сказать, как выглядит жених.

- В первом батальоне. Высокий.

- Ну а еще что? Кроме того, что высокий.

- Красивый. Что я тебе еще могу сказать. Курчавый.

- Курчавым он дома был - здесь обрили. Ладно. По фамилии найдем. Когда мазаться будем? Сразу, как уйдет?

- Завтра. Надо еще с хозяином распрощаться. Он обещал в следующий раз к себе взять.

- Да уж: если покрашу, не захочет.

- В машине,- решила Рене.- Я с вами отсюда поеду. Рано утром.

- В машине трясти будет, не знаю, что получится. Как хоть звать тебя?

- Марией.

- Магдалиной? Ладно. Занятно с тобой. Какая-то ты необычная,- и, сделав это проницательное заключение, девушка легко соскочила с кресла и сбежала вниз, где ждали вечерних посетителей...

Бернар Бегу оказался невысоким - ниже не бывает,- наголо обритым парнем, с вытаращенными глазами и с обиженной физиономией. Он кипел от злости на начальство, на судьбу, отправившую его в это пекло, и на сержанта, который взял с него пять франков за свидание с невестой.

- Он же не знал, что я невеста? - вступилась за сержанта Рене: она и здесь стояла за справедливость.

- Ну да не знал! Весь полк в курсе! Невеста под видом шлюхи приехала! Засмеют теперь. Я ему говорю: какие ж деньги, когда своя приехала,- а он мне: а мне какое дело? Я, говорит, твою кралю в окошке видел! Вот гад! На тут чертежи, ценные очень. Мы танк ремонтировали: меня в ремонтные мастерские сунули, потому что я, видишь ли, им строй порчу. Не той ногой хожу, и глаза из шеренги вываливаются. Вот я им и покажу, как у меня глаза вываливаются! Новые чертежи охраняют, как сокровище какое, а что в ремонт идет, им уже и не нужно. Идиоты!

Рене испугалась чрезмерного шума: он был слишком громогласен.

- Говори шепотом... Если проверять будут, меня Марией звать. Родом из Тарба. Ты, кстати, откуда?

- Из Лиона. Кто тебя проверять здесь будет?.. И как это я с тобой познакомиться мог, в Тарбе этом?

- Так уж вышло.

- Никто в наших местах на стороне не женится.

- Ну сделай для меня исключение,- пошутила она, а он понял ее превратно, по-своему, и недоверчиво на нее уставился:

- Прямо здесь?

Она опешила от такой дерзости.

- Нет, потом когда-нибудь. Когда из армии вернешься... Сейчас я думать буду, куда твои чертежи деть. В чем ты их принес?

- В рукав засунул.

- И я тоже так сделаю,- и заложила чертежи в рукава кофты.

Он все медлил и мешкал.

- Слушай, но как же так? Я пять франков заплатил, у меня все кипит внутри... Дай хоть денег, я к этим пойду.

- Прямо от меня?

- А что? Наши так делают. Не хотят своих девок портить. Дашь?

- Дам. Сколько?

- Десять, наверно.

- Они говорили, пять.

- Ну пять. Хотя чертежи больше стоят... Я думал, может, сразу двоих взять...

Она дала ему десять франков и вписала их в тетрадь: чтоб не запутаться в расчетах...

Утром в машине над ней потешались:

- Высокий! Ты что, лежала только с ним, что не разглядела? И красивый! Страшнее не бывает. Глаза как вылупит! - Одна из девушек узнала его лучше других и смеялась поэтому громче прочих. Впрочем, ее веселость не заражала подруг: девушки больше всего на свете хотели спать и мужчины не только не интересовали их, но, полагали они, лучше бы их вообще на свете не было.

- Давай я тебе макияж сделаю,- сказала та, что приходила вечером: она была бойчее и наблюдательнее прочих.- А то, гляжу, совсем закисла. Поругалась со своим, что он сразу к Зулейке побежал?

- Поругалась,- честно призналась Рене.

- Из-за чего?

- Все из-за того же. Столько не виделись, а ему только это и надо.

- Врешь ты все,- сказала она,- а зачем, не знаю. Кто из-за таких пустяков ссорится? И разве так ссору с женихом переживают? Ладно, давай я тебя разукрашу, чтоб к тебе вопросов больше не было,- и достав из глубоких карманов румяна и белила, начала приводить лицо Рене в соответствие с правилами ее новой профессии. Машину трясло, рука гримерши дрожала - вышло в итоге нечто похожее на павлиний глаз или на разрисованного боевыми красками индейца.- Вот теперь порядок,- сказала она.- Теперь к тебе никто приставать не будет.

Девушки дали ей из своих запасов старые шаровары и кофточку - так что не пришлось даже заезжать на рынок - и заставили водителя довезти ее до порта, а там передали знакомым, направлявшимся во Францию. Ее приняли, не задавая лишних вопросов и не отягощая себя лишними о ней заботами. Одна из девушек взяла билеты на всех: она знала кассира и зашла к нему с заднего входа - потом все гуськом, провожаемые игривыми взглядами членов команды, проследовали на пароход и расположились в зоне для эмигрантов, вдоль борта, где было удобнее спать и где никто не наступал на тебя, отправляясь на прогулку к местам общего пользования. Во время плавания девушки вели себя безупречно, и когда кто-нибудь заигрывал с ними, отвечали примерно так: