Утро

Печалью сердце сожжено, счастливое когда-то сердце.

Свободой гордое вчера, заботами объято сердце.

Тетушка Селимназ отперла дверь.

- Заходи, сынок, заходи, - тихо сказала она. - Мешадибек давно тебя дожидается.

Азизбеков, в расстегнутой косоворотке и с засученными по локоть рукавами, обмахиваясь газетой, как веером, прохаживался по комнате, окна которой выходили во двор. На столе стоял недопитый стакан чаю и лежало несколько листков, исписанных крупным, размашистым почерком.

Пожимая Аслану руку, Азизбеков сказал:

- Как ты ни утомлен, я не приглашу тебя сесть и не предложу стакан чаю. Сейчас дорога каждая минута. Выслушай меня внимательно. В Биби-Эйбате убили нашего друга Ханлара...

Тетушка Селимназ, стоявшая в дверях, не могла сдержаться и всплеснула руками.

- Нашего Ханлара, сынок? Этого красивого парня? Какое горе! Как же это случилось?

- Мама, я тебе все расскажу, только позже... - чуть нахмурившись, перебил ее расспросы сын.

Опечаленная Селимназ прошла в другую комнату. Все еще не выпуская руки Аслана из своей, Азизбе-ков продолжал:

- Об этом надо будет сообщить сегодня же ночью, если не всем рабочим, то по крайней мере членам партийной организации. А те, в свою очередь, пусть сообщат остальным. - Азизбеков подошел к столу, взял исписанные листки и, просматривая и перебирая их, продолжал: - А вот эти листочки надо вручить наборщику Гусейнкули. Во что бы то ни стало. Передашь на словах, чтобы этой же ночью отпечатал экземпляров шестьсот - семьсот. Рано утром они должны быть расклеены на улицах. Если Гусейнкули не окажется в типографии, забежишь к нему на дом. Отдать нужно лично ему в руки. Надо, чтобы к четырем-пяти утра были обязательно готовы. Иначе не поспеть расклеить и доставить на заводы, фабрики и промысла.

Аслан снял папаху, вложил в нее аккуратно сложенные листки и, снова нахлобучив ее на голову, заторопился к выходу.

- Не сомневайтесь, дядя Мешади, - сказал он уже на ходу. - Все будет выполнено.

Спустя несколько минут после ухода Аслана в комнате показался Рашид.

- Братец, - начал он прямо с порога, - я знаю, что ты устал. Я знаю, что не даю тебе отдохнуть. Но я вынужден...

Пошатываясь, он нетвердыми шагами подошел к двоюродному брату. Из-под разорванной шелковой рубахи виднелось голое тело. Густые волосы на голове были взлохмачены. На лице выделялись кровоподтеки.

Мешадибек подумал сначала, что Рашид, по обыкновению, пьян, но что-то такое горькое и недоумевающее было в его блуждающем взгляде, что Мешади порывисто шагнул к нему.

- Что с тобой, Рашид? Кто это так тебя разукрасил?

Рашид всхлипнул и, разом обессилев, как мешок, опустился в кресло.

Мешади ласково наклонился к нему.

- Что это, мой дорогой? Неужели тебя избили?

Рашид все еще не мог прийти в себя. То, что стряслось с ним часа два-три назад, представлялось ему кошмаром.

- Нет, не могу поверить, что это было на самом деле, с горечью говорил он. - Ужасно! Ужасно! Для чего же рождается на свет человек? Для того ли только, чтобы делать гадости, убивать, губить себе подобных? Ты всегда говорил, брат, что человек - украшение земли. Какое же это украшение? Я влюбился в девушку. Ее отец армянин. Но неужели от этого она стала хуже? И чем можно доказать, что религия Магомета лучше других религий? В чем ее преимущество?

Рашид облизал пересохшие губы. Он весь горел. Содрогаясь, он навалился грудью на стол.

- Но что случилось? - нетерпеливо спросил Мешадибек. - Кто довел тебя до такого состояния?

- Сейчас, сейчас расскажу...

Рашид с трудом приподнялся, налил из графина воды и выпил залпом весь стакан до последней капли.

- Сегодня я с утра был у нас на даче. Вдруг приезжают братья моей невесты, вваливаются в комнату, уверяют, что мой отказ жениться на их сестре даже вот на-столечко их не обидел, - Рашид показал кончик ногтя. - Будто они и сами против брака по принуждению. Словом, наговорили столько, что я в конце концов поверил и решил, что они и вправду хотят сохранить со мной добрые отношения.

Мы пообедали, выпили вина, поцеловались. Под вечер они начали уговаривать меня идти купаться. Ну и пошли... Ты помнишь, там есть у берега высокие скалы? Вот там мы и расположились. Гюльбала, старший брат, сразу разделся и бросился в море. Уплыл далеко-далеко. Только когда на берегу стало совсем пусто, Гюльбала приплыл назад. Солнце уже садилось. Я сидел на скале и ждал, пока оденется Гюльбала, чтобы вместе вернуться на дачу.

И вдруг братья набросились на меня. Зажали мне рот, поволокли к воде. Я понял, что они решили утопить меня, рвался, метался, но вырваться из их рук не мог. Кого-то из них, кажется Гюльбалу, я укусил за руку. Он даже не вскрикнул. Видно, не хотел подымать шум. Тут они повалили меня на песок, стали связывать, чтобы связанного бросить в море. Не знаю, как это мне удалось, но я вдруг вырвался и пустился бежать. Они за мной. Я схватил камень. "Подойдете хоть на шаг, - кричу, - размозжу вам головы!" - а сам бегу. Бегу и оглядываюсь. На крики из ближних дач высыпали люди. Я уж не помню, как они отстали от меня, и не знаю, куда эти негодяи делись...

Мешадибек молча слушал его, потом сказал:

- Рашид, брат мой, я же предупреждал тебя. Говорил, что это опасные люди, надо быть осторожнее с ними, держаться от них подальше! Ты чудом избежал смерти от рук этих закоснелых фанатиков.

- Верно, ты предупреждал меня. Но ведь они пришли в гости... Пришли, как мужчины...

- Гм... мужчины... Рыцари с открытым забралом... и Мешадибек насмешливо улыбнулся. - Наивный ты человек, Рашид. Хороший, но наивный. Сейчас люди придерживаются иных правил. Твой отец, например, не гнушается доносить полиции. А как он защищает свои капиталы! Ханлар мешал Мухтарову и компании грабить рабочих - Ханлара убивают из-за угла. И это теперь считается в порядке вещей. Человеческое достоинство и право втоптаны в грязь. Власти сами поощряют тех, кто режет, убивает и вешает людей.

- А что ты посоветуешь мне, братец, как мне быть? Подать жалобу?

- Кому ты будешь жаловаться? Где ты найдешь правосудие? Полиция заодно с такими негодяями. Вряд ли там забыли о тайных собраниях, которые мы устраивали у тебя на квартире, о том, что ты долгое время путал им все карты.