Утро

Тот же голос еще раз прорезал тишину:

- Э... гей!..

Это рабочие, привлеченные шумом выстрелов, громко переговариваясь, приближались к месту происшествия. Они шли наугад, подавая изредка голоса и прислушиваясь к ночной тишине.

В уже затуманившемся сознании Ханлара блеснул луч надежды. Собрав угасающие силы, он чуть приподнял голову и, теряя сознание, крикнул:

- Сюда!.. Сюда!...

Один из подбежавших рабочих чиркнул спичкой и нагнулся над окровавленным Ханларом. Двое осторожно перевернули его лицом кверху, а третий зажег еще одну спичку.

- Ханлар! Это Ханлар!

- Он жив еще, - шопотом сказал один из рабочих, приложив ухо к груди раненого и вслушиваясь в слабое биение сердца. - Давайте, ребята, скорее...

- Ух, подлецы! - с ненавистью произнес рабочий, прибежавший впопыхах в одном белье. - В темноте

убивают из-за угла, подлецы! Ну, Абузарбек, попил рабочей крови, как бы не захлебнулся ею!..

Товарищи осторожно подняли Ханлара. Не прошло и получаса, как все в поселке узнали о том, что Ханлар ранен. Встревоженные рабочие толпами устремились к больнице. Вскоре стало известно, что, очнувшись, Ханлар назвал имя одного из злодеев.

- Джафар! Я узнал его. Остальных не разглядел. Очень темно было...

Азизбеков узнал о происшествии на следующее утро и сейчас же приехал в больницу.

- Раненого обязательно нужно спасти, во что бы то ни стало! взволнованно сказал он врачу.

Тот беспомощно развел руками.

- Господин Азизбеков, порой и медицина бывает бессильна. Можно только удивляться исключительной живучести натуры... Другой на его месте давно лежал бы в гробу.

Азизбеков долго стоял у больничной койки, смотрел на неподвижного Ханлара и вспоминал, каким веселым он был вчера, когда они расставались после спектакля.

Ханлар еле пошевелил губами.

- Жаль... - медленно проговорил он, - приходится расставаться с вами... - И попросил: - Пожалуйста, вызовите отца из деревни. Давно не видал старика.

Азизбеков все еще не терял надежды на выздоровление Ханлара.

- Ты будешь жить, дружище! Мы еще поработаем с тобой... - Нагнувшись, он поцеловал Ханлара в побледневшие губы и, чтобы скрыть волнение, отвернулся. Медленным шагом вышел из палаты.

Азизбеков застал Алешу Джапаридзе в столовой биби-эйбатского нефтяного общества. Никогда еще он не видел Алешу таким пасмурным и угрюмым.

- Послал человека в больницу узнать, как Ханлар, - с трудом, как бы нехотя выговаривая слова, сказал Алеша и взглянул на часы. - Скоро должен вернуться.

- Я был у него утром, - сообщил Азизбеков. - Очень большая потеря крови.

Столовая помещалась в низеньком и невзрачной одноэтажном здании. Все три окна" длинного зала с цементным полом выходили на улицу. От табачного дыма и толстого слоя насевшей уличной пыли шторы выглядели рыжевато-серыми. Пол был усеян окурками и клочками бумаги. Но чисто вытертая голубая клеенка, покрывавшая маленькие квадратные столики, блестела. Посуда тоже содержалась в образцовой чистоте. Тарелки мылись в горячей воде и тщательно вытирались, потускневшие вилки и ножи были начищены песком.

Избалованные конторщики и инженеры, обычно ездившие обедать в город, а тем более завсегдатаи роскошных ресторанов и кафе никогда не ступали сюда ногой. Посторонних здесь не бывало, и никто не стремился их сюда приманить. Все было рассчитано на самого непритязательного посетителя.

В этом помещении проводились рабочие собрания. Полиция это знала. Она знала и о том, что именно здесь встречаются члены подпольной большевистской организации, но сыщикам ни разу не удалось кого-нибудь накрыть. Рабочие умело вели наблюдение за прилегающими улицами. У них была четкая сигнализация.

Обычно, - если в столовой назначалась какая-нибудь встреча, наблюдатели, заняв посты в трех-четырех местах, свободно обозревали всю округу на расстояние почти километра от входа в столовую. Они подавали знаки зажженными папиросами, или носовыми платками, или нарочитым покашливанием, и, как бы ни торопились полицейские, подпольщики всегда успевали скрыться через черный ход в лабиринт глухих переулков рабочего поселка. Полицию встречали недоумевающие взгляды рабочих, потягивающих пиво, усиленно дымящих самокрутками и покрикивающих на нерасторопного буфетчика.

Азизбеков вошел со двора. Вместе с Алешей Джапаридзе они подошли к столу, стоявшему в углу, и Азизбеков сразу же попросил бутылку лимонаду.

- Только холодного, - сказал он. - Жара на улице адская.

Буфетчик торопливо ответил:

- Лимонад холодный, с утра на льду, - и движением бровей указал на русского рабочего, сидевшего у крайнего окна и сосредоточенно смотревшего на улицу. - Одну минутку. Садитесь, пожалуйста.

Азизбеков уселся напротив Джапаридзе. Буфетчик подал бутылку и два стакана. Рабочий, сидевший в конце зала, должен был все время смотреть в окно. Не отрываясь, он следил за наблюдателем, который прохаживался на улице. В случае опасности этот рабочий должен был обернуться лицом к залу, и это означало бы, что приближается полиция.

- Неужели у тебя только одна бутылка лимонаду? - спросил буфетчика Азизбеков.

- Нет, что вы, более чем достаточно. Сегодня четверг, и я жду много посетителей.

Значит, наблюдателей выставлено много, и Азизбеков мог спокойно беседовать с Джапаридзе. Он налил лимонаду себе и Алеше.

Стоявший за стойкой толстый буфетчик с бычьей шеей не прислушивался к их беседе. Как будто безразличный ко всему, он делал вид, что страшно утомлен, часто зевал, а на самом деле зорко следил за случайными посетителями, спрашивал, что им надо, и, чтобы скорее отвязаться от них, всем отвечал одно и то же: "Нету, пиво только что кончилось. Будет завтра!"

Улучив минуту, когда, кроме своих, в столовой никого не осталось, буфетчик на том же условном языке сообщил Азизбекову и Джапаридзе:

- Вчера вечером в поселке безобразничали хулиганы. Здорово избили двоих.

- Кого?

- Оба нафталановцы.

Азизбеков и Джапаридзе нахмурились. Услышанное ими означало, что арестовано двое из активных забастовщиков.

- Подойди поближе, - сказал Джапаридзе. - Ты узнал фамилии?