Орлица Кавказа (Книга 2)

- Карапет! Карапе-е-ет! - тянула кафанка.

- Господи, что еще случилось, Айкануш? Не конец же света!

- Он спрашивает, что случилось. Нет, посмотрите на этого султана! Он развалился так, как будто и впрямь большой начальник. Может, станцевать перед тобой?

- Замолчи, женщина! - пытался поднять голос Карапет.- Я все-таки хозяин в доме и господин твой. В конце концов, я золото в дом приношу.

- Вах! Золото! У тебя язык поворачивается говорить о золоте, на которое можно купить только зеленое лоби и кувшин вина. Золото! У того, кто действительно имеет золото, огород прополот, полит... Ну, хватит валяться, поднимайся.

Ключник кряхтя поднимался и, тупо уставившись в лицо жены, уныло спрашивал:

- Ну, что теперь делать?

- Ты меня спрашиваешь, что делать? Вон лопата в углу. Надеюсь, не забыл, как работают на огороде?

- Вот баба! Ты мне дашь хоть раз передохнуть?

- Зачем отдыхать? - Айкануш картинно взмахивала руками.- Ты что, ночью ключи носишь в своей грязной тюрьме или камни таскаешь? Небось, дрыхнешь всю ночь, потом приходишь сюда и вид делаешь, что устал.

Карапет поднимался, делал несколько глотков родниковой воды прямо из глиняного кувшина и снова садился.

- Глупая ты,- говорил он вяло.- Кто же даст мне уснуть, если Гачаг Наби, говорят, идет сюда с тысячью всадников и готовится напасть на тюрьму.

Айкануш насторожилась, она проявляла непонятный для Карапета интерес к Гачагу Наби и любую подробность о нем выспрашивала с жадностью.

- Тысяча всадников, говоришь! А что такое тысяча всадников! Зангезур переполнен солдатами и казаками. Твои тысяча всадников - это всё равно что комары - хлоп - и нет их...

- Во-первых, не мои всадники это, а Гачага,- говорил назидательно и многозначительно Карапет, почувствовав превосходство своего мужского ума,во-вторых, если ты не проболтаешься, могу сказать, что еще десять тысяч его людей расположились по всей дороге Гёрус - Шуша до самой крепости Аскеран.

Карапет и сам не знал, откуда он взял эти десять тысяч, но, выдумав, сразу же поверил в них. Ему хотелось, чтобы у Наби было десять тысяч всадников, и чтобы они шли сюда. Довольный собой и, видя, что Айкануш забыла про огород, он снова растянулся на тюфяке.

- Подумать только, десять тысяч! Откуда столько народа собралось,удивленно восклицала кафанка и принималась разжигать очаг, чтобы приготовить завтрак.

- За ним весь простой люд, грузины с ним, армяне, есть и русские...

- Да, я понимаю, он настоящий мужчина, Наби. Не то что ты...

- А я что? - отозвался Карапет обиженно.

- Ты бы из-за своей жены столько народу не собрал. Он ведь сюда идет, чтобы спасать свою Хаджар. Так? Я это чувствую, он ее в беде не оставит, не то что ты... А она красивая, эта "кавказская орлица"?

Разговор приобретал опасную для Карапета направленность.

- Как тебе сказать,- тянул он.- Не так, чтобы очень уж красивая, а потом ведь я и не приглядываюсь.

- Так и не приглядываешься! Отвечай: красивая или нет?

Айкануш от природы отличалась бодрым характером, решительным, почти мужским умом, но логика у неё была женская: принимаясь рассуждать о Хаджар, жене Наби, она так запутывала дело, что непонятно было - всерьез ли она говорит. Ну почему ждать Наби? Раз Хаджар - такая славная женщина, почему им самим не освободить пленницу? Ключи от камеры у Карапета? Нет, это трудно, там офицер какой-то, ее специально стережет! Нет, не получится! А чача? Чача на что? Споить его надо, этого офицеришку! Чача, как болото: ступи ногой - весь увязнешь. Вначале стаканчик, потом другой и голова кругом! Пить он, правда, с ключником не станет! А если...

Кафанка быстро подошла к тюфяку, ногой придвинула к нему спиленный дубовый пень и села рядом.

- А что если его пригласить к нам в дом? - заговорила она горячо.Пригласим его в дом, угостим лоби, свеженькой свининой.

- Послушай, женщина, что ты мелешь языком,- испугался Карапет.- Его только нам здесь не хватало. Ты знаешь, как его называют даже начальники? "Оком государевым" и боятся его, как черную кошку, перебежавшую дорогу. А ты пригласить в дом! Или ты сама этого хочешь? Он женщин любит, говорят.

-- Та-ак! - протяжно сказала Айкануш.- Значит, он бабник. Та-ак, и что ты этим хочешь сказать. Ага, ничего не хочешь сказать. А ну-ка, вставай! Бери лопату и иди копать огород. Кому я сказала!

Карапет встал на этот раз быстро. Ему надоела перебранка, и он почувствовал, что на огороде отдохнет лучше.

- Куда это ты так спешишь? Я тебе разве велела идти на огород? Когда я тебе это сказала? Нет, послушайте его, добрые люди, когда я тебе это сказала, чтобы ты шел на огород?

- О господи,- застонал Карапет, снова усаживаясь.- Ты меня могилу сведешь.

- Правильно, на что ты такой, раз даже Хаджар, этой бедной пленнице, помочь не можешь.

- Да помогаю я ей, помогаю, - взмолился Карапет.

- Помогаешь? Видишь, а говоришь, что не знаешь - красивая она или нет. Значит, красивая, и ты ей помогаешь.

- Отстань,- рассердился вконец Карапет.- Тьфу, чертова баба! - Он лег и уткнулся лицом в тюфяк. Лицо кафанки расплылось в нежной улыбке. Она подсела рядом и стала гладить его жесткие волосы.

- Карапет ты мой, Карапет. Глупый... На что ты обижаешься? Разве я сказала тебе что плохое? Или ты меня ревнуешь к этому продавцу зелени, вдовцу Айрапету?

"Этот ещё откуда взялся?" - вздохнул, чуть не плача, Карапет.

- Ты ведь знаешь, кто до меня дотронется, кроме мужа, хоть пальцем, сразу на месте прибью. Как муху, прихлопну. Ты ведь знаешь.

Карапет таял, но молчал.

- Ты же знаешь, кто до меня дотронется, кроме мужа, хоть тебя? Ты ведь у меня герой, такой же, как Гачаг. Так?

- Герой, - проворчал Карапет, млея от ласки жены.- В тюрьме- ключник, здесь - огородник.

- Ну какой ты огородник. Пропади он пропадом, этот огород. Поднимайся, завтрак готов. Выпьем с тобой немного чачи. Потом ляжем отдохнуть...

Карапет поднимался, и примерно на час в хижине устанавливалась мирная, спокойная тишина, дружба и ласка. До тех пор, пока Айкануш не вспоминала про Хаджар, огород, Наби, про то, как перед самой свадьбой Карапет заглядывался на крестьянку из соседнего села, как за нее сватался богатый кузнец, а она связала жизнь с таким бедным и никчемным человеком, и далее - в таком же духе...

Зная что у его двоюродного брата с женой и минуты не проходит, чтобы они не перечили друг другу, Томас решил ни в коем случае не говорить сразу с обоими. Можно было испортить все дело. Томас решительно поднялся, растолкал Аллахверди и шепнул ему, что вернется часа через два. Спустившись вниз до самой реки, Томас раздвинул ветви граба и дуба, тесно переплетенные между собой, и вгляделся в темноту. Вскоре его глаза различили темное пятно хижины Карапета. Кругом не было ни души. Ключник, наверное, в тюрьме, кафанка спит. А что, если они не живут уже здесь? Или у них квартируется казак или солдат? Надо бы вернуться, взять пистолет. Нет, с ним, пожалуй, еще хуже. Напугать кафанку до смерти. Бед наворотишь, все дело провалишь.

Томас крадучись подобрался к покосившейся хижине и, передохнув осторожно постучался в дверь, вначале чуть слышно, потом погромче.

- Кто? - спросила Айкануш сонно.

- Самый красивый юноша в долине Арарата,- изменив голос, сказал Томас, напоминая кафанке ее же слова, сказанные лет пять назад.

- Ты что, от Томаса? - засуетилась Айкануш.- Сейчас, погоди. Она накинула на себя легкое одеяние, скрипнула дверью. Томас почувствовал на своем запястье железную руку кафанки и, не успев опомниться, очутился в хижине...

Глава четвертая

В роскошном кабинете особняка наместника, где он принимал особо дорогих гостей и высокопоставленных чиновников, почти всю боковую стену занимал портрет императора. Художник, его выполнивший, был, несомненно, даровитым человеком; как он ни старался изобразить величие, но его насмешливый глаз был острым. Император был грозен, красив, но в глазах его, чистом и строгом лице проглядывала жестокость, ограниченность и напыщенность фельдфебеля.