Палата No 7

Иванов посмотрел на Ивана Федоровича. А тот все никак не мог понять зачем нужно Иванову доказать свою правоту ему, Монахову? Чтобы он признал его доводы - верными и согласился с ними? И признал, наконец, что он, Монахов - дурак? И тогда, выходит, Иванов кругом прав - и с тем, что присвоил его сорт, и когда подписывал письмо, сыгравшее в его, Монахова, жизни роковую роль, и когда держал в лаборантах. Во всем - во всем. И права жена Иванова, а не Надя, с трудом поднявшая детей и несшая с ним крест его жизни. И правы его, Иванова, дети, занявшие высокие места в жизни (и еще выше пойдут - биографии такие хорошие и у них, и у родителей. Не надо отвечать на вопрос анкеты, кто был репрессирован и за что). А у него сын получил квартиру после того, как оттарабанил на одном предприятии двадцать лет. У дочери дела - и того хуже. Живут они впятером в трехкомнатной квартире - не очень уж и свободно - внуки взрослые. А у детей Иванова - на каждого, наверное, метров по пятнадцать, если не по двадцать. Но дело не в метрах. Как быть с Ивановыми в жизни, как бороться, как распознать, как победить, наконец? Выхода он не видел. Написать статью в какую-нибудь газету? Но разве толком расскажет в статье обо всем, что он пережил? И кто будет клеймить Иванова? Нужно создавать комиссию, которая будет работать месяцы и придет к выводу: Иванов сделал много чего полезного. Единственное, что он может сделать - это не общаться с Ивановым и как можно скорее избавиться от его общества.

...Монахов улетел за три дня до окончания срока пребывания в санатории, сославшись на дела: мол, книга по генетике выходит в издательстве, надо самому посмотреть гранки. Врач, которая принимала его, то ли на самом деле искренне, то ли опять из соображений служебной дипломатии вздохнула с сожалением: "Ох, уж эти персональные пенсионеры! Вечно в хлопотах, в заботах. Вот и ваш сосед, Петр Апполинарьевич, уже два раза с лекциями выступал о прошлом. О борьбе за хлопковую независимость СССР. О генетике. Сколько знает интересного! И в каких условиях приходилось работать! Кругом враги, чуть ли не лично сражался с басмачами! Одним словом, сразу видно недаром стал академиком. Вам повезло целых двадцать дней прожить с таким человеком в одной палате". И она почти искренним, счастливым взглядом посмотрела на него.

_____________

Иван Федорович Монахом умер осенью восемьдесят второго

года, а Петр Апполинарьевич - четыре года спустя. Если вы будете в нашем городе на кладбище, расположенном на холмах, то памятник Иванову увидите обязательно: он похоронен справа от входа, рядом от центральной аллеи, там, где лежит много заслуженных людей - министров, партийных работников и других. Семья в тот же год поставила ему памятник. Величественная голова П.А. Иванова с мудрым выражением лица, как и положено академику, заметна издалека.

А Иван Федорович Монахов лежит на вершине одного из холмов, куда неудержимо ползет кладбище. Лежит среди простого народа, за скромной оградой, с трафаретным кладбищенским памятнику ком из мраморной черно-белой крошки. Отсюда хорошо виден город, а за ним - долина, в которой до сих пор растет его хлопок. Правда, долина от огромного количества чадящих заводов в столице и от транспортной гари все время словно в тумане - и плохо различимы отдельные поселки, кишлаки, поля, а сама линия горизонта и вовсе не видна. Но что поделаешь - дыму и гари теперь везде много. И никто, видно, не знает, как избавиться от них. Хорошо хоть, что над могильными холмами постоянно дует с гор легкий свежий ветерок, не давая чаду и гари ложиться грязным вязким слоем на последний приют тех, кто здесь лежит.

12-17/1-87 г.