Том 5. Женитьба. Драматические отрывки и сцены

Стр. 28. Восстанавливаем по рукописи слова Жевакина: «Покажешь бывало эдак на бутылку или стакан, — ну, тотчас и знает, что это значит выпить; приставишь эдак кулак ко рту и скажешь только губами: паф, паф — знает: трубку выкурить». У Прокоповича глагольные окончания второго и третьего лица спутаны, вследствие нечеткого их написания в рукописи. В «Женихах»: «Покажешь… ну тотчас и знает, приставишь… сделаешь губами… значит хочешь…» В писарской копии — «Покажет… ну тотчас и знаешь… приставит… скажет… знаешь…»

Стр. 31. Восстанавливаем по рукописи — «объявляют»; у Прокоповича ошибочно — «объявление». [37]

Стр. 35. Восстанавливаем по рукописи — «А что ж, пойдем и мы»; у Прокоповича ошибочно — «А чего ждем и мы». [38]

Стр. 43. Восстанавливаем по рукописи — «флигеля» (ср. стр. 12, 25, 35, где говорится о двух флигелях); у Прокоповича — «флигель».

Стр. 44. Восстанавливаем по рукописи — «расходился». У Прокоповича ошибочно — «рассердился» [39]

Стр. 56. Восстанавливаем по рукописи — «тихо»; у Прокоповича ошибочно — «живо». [40]

Стр. 61. В московской рукописи неразборчивое слово, которое Тихонравов читал «сватаного» и отнес в примечания. В основном тексте он печатает, как у Прокоповича: «свадебного». Мы читаем «сватского».

Сценический текст «Женитьбы» известен нам по двум московским театральным рукописям, хранящимся в Государственном Малом театре в Москве. Это суфлерский и режиссерский экземпляры комедии, из которых авторитетным является только суфлерский, списанный, очевидно, в сороковых годах непосредственно с первоначального цензурного экземпляра, который до нас не дошел. Именно суфлерским экземпляром, по-видимому, и пользовался Тихонравов при установлении вариантов сценического текста комедии. Этот экземпляр переписан чисто, без индивидуальных ошибок писца, выработанным почерком. Заглавный лист и список действующих лиц оторваны. На первый и последней страницах рисунки: Подколесин выпрыгивает из окна, фигура в халате, фигура в кресле. В разных местах карандашом обозначены исполнители (Садовский — Подколесин, Щепкин — Кочкарев, Кавалерова — Фекла, П. Степанов — Яичница и т. д.). Указание на Садовского, как на исполнителя роли Подколесина, свидетельствует о том, что эти карандашные заметки относятся не ранее, чем к пятидесятым годам. Второй, режиссерский экземпляр не представляет интереса: он переписан небрежно, разными почерками и переполнен грамматическими ошибками. Очевидно, это копия с первого, суфлерского экземпляра, сделанная в позднейшее время (но не позднее пятидесятых годов, так как в числе исполнителей обозначен Щепкин в роли Кочкарева).

Сценический текст «Женитьбы», независимо от печатной цензуры, рассматривался отдельно театральной цензурой, т. е. Гедеоновым, и в нем сделаны были следующие вымарки и перемены:

1. Фамилия «Анучкин», образованная от «онучей» (в «Женихах» — «Онучкин»), была найдена Гедеоновым неприличной для дворянина и офицера и заменена фамилией «Ходилкин»; в Петербурге Анучкин был переименован в «Хожалкина». [41]

2. Были исключены некоторые фразы и выражения, в непочтительной форме касавшиеся чинов, должностей, дворянского звания и религии: «и прочей мелюзге» (о чиновниках, стр. 10), «вот-те Христос» (стр. 13), «уж он титулярный советник» (в связи с тем, что выпивает; стр. 23), «все святые говорили по-русски» (стр. 44), «Видно только на пакости да на мошенничества у вас хватает дворянства!» (стр. 61).

3. Смягчены были некоторые фразы и выражения: слова «надворный советник, экспедитор или там начальник какой, бог тебя ведает; а тогда, вообрази, около тебя экспедиторчонки» (стр. 18), были заменены словами: «чиновник; а тогда вообрази около тебя чиновнички»; слова не «свинья ли ты, не подлец ли ты» (стр. 19) — словами: «не шут ли ты».

«Женитьба» была поставлена в Петербурге на Александринском театре, 9 декабря 1842 г., в бенефис Сосницкого, вместе с двухактной французской мелодрамой «Помешанный» (которая шла до «Женитьбы») и одноактным водевилем «Гусарская стоянка» (который шел в конце спектакля). Комедия Гоголя оказалась непонятной актерам, привыкшим к подвижности водевиля и к водевильным чисто внешним ситуациям. Они не могли сладить ни с бытовой характерностью гоголевских героев, ни с внутренней, психологической мотивировкой их поведения. За исключением А. Е. Мартынова — Подколесина, Сосницкой — Агафьи Тихоновны и Е. И. Гусевой — Феклы, все играли очень дурно. Сосницкий в роли Кочкарева был, по словам А. Вольфа, «какою-то мямлею и суетою». Яичница (Григорьев 2-й) и Жевакин (Григорьев 1-й) были «слишком карикатурны, но не смешны». [42] О неудаче Сосницкого говорит и артистка. А. И. Шуберт: «Он имел аристократические манеры и был прекрасен в ролях старых бар, но Кочкарева сыграл плохо». [43] Вследствие этого пьеса, как пишет Шуберт, показалась «скучной» и провалилась в первое представление. Помимо плохой игры, причина этого заключалась и в том, что комедия Гоголя слишком резко отличалась от обычного репертуара. На фоне заполнявших репертуар водевилей и мелодрам, большей частью переводных или переделанных с иностранного, она не могла не производить странного впечатления. В ней, на первый взгляд, не было ни сюжета, ни драматического движения, ни нормальной развязки. По словам Вольфа, многие считали пьесу неконченной, так как в ней не было финальной свадьбы. Действующие лица казались карикатурными, положения неправдоподобными. После окончания пьесы, как сообщает Вольф, раздалось даже «легкое шиканье». [44] Белинский писал Боткину 9 декабря 1842 г., тотчас после спектакля: «Я сейчас из театра. Женитьба пала и ошикана. Играна была гнусно и подло. Сосницкий не знал даже роли. Превосходна играла Сосницкая (невеста) и очень, очень был недурен Мартынов (Подколесин); [45] остальное все — верх гнусности. Теперь враги Гоголя пируют».

Мнение большинства зрителей нашло себе поддержку в отзывах «Северной Пчелы» и «Репертуара и Пантеона». «Ни завязки, ни развязки, ни характера, ни острот, ни даже веселости — и это комедия» — писал рецензент «Северной Пчелы». «Это, что называют французы, des scènes à tiroirs». [46] «Сцены эти, набросанные кое-как, без достаточной завязки и развязки, невозможно назвать комедией», говорилось в «Репертуаре и Пантеоне». «Для комедии, сверх того, требуется правдоподобие, а в Женитьбе нет ни того ни другого». [47] Нападая на «Женитьбу» с художественной и драматургической точки зрения, враждебная Гоголю критика имела, однако, в виду главным образом общее сатирическое и реалистическое направление его творчества, столь резко выразившееся в «Мертвых душах», которые составляли еще свежую новость. В «Репертуаре и Пантеоне» писали: «Отвратительной природы никому не придет охоты смотреть на сцене, и если она кажется привлекательною… приверженцам г. Гоголя, то они могут перечитать Мертвые души… Пишите, что хотите, барды г. Гоголя! Возгласы ваши не изменят единодушного приговора, произнесенного целою публикою, не дозволившею по окончании пьесы ни одного одобрительного хлопка». [48] При этом подчеркивалось оскорбительное изображение офицерства и чиновничества у Гоголя. Рецензент «Репертуара и Пантеона» указывал, в частности, на Жевакина: «Изображать такими красками морских офицеров, отличающихся у нас вообще образованностью, знакомых с правилами чести и общежития, ей-ей, недостойно писателя, слывущего нравоописательным». [49] В том же духе писала и «Библиотека для Чтения», назвавшая гоголевскую комедию «напряженной малороссийской сатирой против великороссийских чиновников». [50] Всё это было повторением того, что раньше говорилось по поводу «Ревизора». [51]