Смерть Вазир-Мухтара

ись. - Упадешь, Фаддей, - крикнул серьезно Грибоедов. Фаддей уже был под ними. - Наблюдаю нравы, - булькнул Фаддей где-то в воздухе. Стало необыкновенно приятно, что Фаддей здесь и Катя... - Катя, дурочка, - говорил он и гладил ее руку. Лучше женщины, право, не отыскать. Простая, и молодая, и разнообразная, даже штучки от театральной школы его умиляли. А изменяла она... по доброте. Все же ему стало неприятно, и он отнял руку от Кати. Потом они гуляли. Вдруг кто-то крикнул "караул" и толпа завернулась воронкой внутрь; у маленького человека из крепко стиснутой руки выбивали кошелек, и тотчас, как по команде, на примятую в картузе голову опустились три или четыре кулака. Воришку держал за шиворот квартальный и устало толкал его тесаком в спину. Грибоедов забыл о Кате и о Фаддее. Он проталкивался, и люди с раскрытыми ртами молча давали ему дорогу. Так он очутился в самой воронке. Двое сидельцев молотили, молча и раскрасневшись, воришку по голове, а он, тоже молча, как бы нарочно, оседал в грязь, и осел бы совсем, если б его не держал за шивороток квартальный. Квартальный держал его правой рукой, а левой редко бил тесаком по спине. Низ воришкина лица был в красной слякоти, воришка без всякого выражения опускался в грязь. - Руки прочь, - сказал тихо Грибоедов. Сидельцы в это время опускали кулаки. - Руки прочь, дураки, - сказал Грибоедов с особенным спокойствием, которое всегда чувствовал на улице, в толпе. Сидельцы на него поглядели искоса. Кулаки их опустились. Тогда Грибоедов, не торопясь, полез в карман и вынул пистолет. Тонкое, длинное дуло поднял он вверх. Вся толпа заворошилась и подалась, послышался женский визг, не то с качелей, не то из толпы. - Ты, болван, тесак отставь, - сказал радостно Грибоедов квартальному. Квартальный уже давно оставил тесак и отдавал левой рукой ему честь. - Веди, - сказал Грибоедов. Толпа молчала. Теперь она смотрела неподвижно, не смущаясь, на Грибоедова. Она раздалась, кольцо стало шире, но квартальному с воришкой податься было некуда. Как обычно, решали те, кто стоял в безопасности, в задних рядах. - Этот откуда выскочил? - женским голосом прокричал оттуда хлипкий молодец. - Барин куражится, - сказал ядовитый старичок, приказная строка. И снова кольцо стало уже вокруг Грибоедова и квартального. Воришка поматывался. Грибоедов знал: сейчас крикнет кто-нибудь сзади: бей. Тогда начнется. Он ничего не говорил, ждал. Тут была десятая минуты, он не хотел действовать раньше. Все решалось не в кабинетах с акварельками, а в жидкой грязи, на бульваре. Вдруг он медленно направил дуло на одного сидельца. - Взять, - сказал он квартальному, - двоих, что били. И сиделец медленно подался назад. Он постоял в кольце и вдруг юркнул в толпу. Люди молчали. - Держи его! - закричал вдруг старичок-приказный, - он бил! - Держи! - кричала толпа. Сидельца схватили, поволокли; он шел покорно, слегка упираясь. Грибоедов спрятал пистолет в карман. Квартальный вел, крепко держа за шивороток, повисшего воришку. Перед ним шли понуро двое сидельцев.