Лариса Мондрус

ЭГИЛ (берет инициативу в свои руки). У Ларисиной мамы целый комплекс развился по поводу нашего отъезда. Лейтмотив: я украл ее дочь! Сначала забрал ее в Москву, а теперь увожу неизвестно куда.

Когда дело дошло до оформления документов, мы ее родителям говорили только одно: "Вы же первые подали нам эту идею". Особенно Гарри кокетничал: "Вот вы поедете в Израиль, и, если там будет хорошо, мы тоже вслед за вами..." А в Шонау нас постигло глубокое разочарование: настоящая лагерная атмосфера. Никто нас, как Солженицына, не встречал с распростертыми объятиями. И первую ночь эмигранты переночевали в одном большом зале.

На следующий день наш сосед по столу, некто Лев Ройтман, за завтраком возмущался: "Что за бодяга, развели тут религиозность..." Он вышел во двор покурить, а ему говорят: "В шабад нельзя зажигать огня". Он психанул: "Что?! Кто-то мне будет запрещать курить?! Это называется свобода! Да на черта мне ваш Израиль! Поеду лучше в Америку!"

Я в принципе с самого начала не собирался в Израиль, но боялся об этом сразу сказать Ларе. Потому что тогда получалось, что я свою маму забрал, а ее как бы лишил родителей.

После завтрака я разыскал руководителей и заявил, что мы артисты: я музыкант, моя жена - известная певица Лариса Мондрус, и нас не устраивают их условия. Всем этим табором в Шонау заправляла одна семейная пара, и они сразу как-то прониклись, увезли нас к себе домой, накормили обедом. Потом так тихо, интеллигентно принялись обрабатывать нас, описывая все прелести жизни в Израиле: и страна, мол, красивая, и культура древняя, и артисты там нужны, и жилье нам сразу предоставят, большой заем дадут, чтобы оплатить первый взнос...

Из Шонау нас перевели в отдельную квартиру. Но в понедельник, когда требовалось окончательно определиться с ответом на вопрос "куда вы поедете?", Лариса однозначно заявила: "Не хочу ни в какой Израиль". Я облегченно вздохнул.

Как только мы отказались от Израиля, нас тут же машиной отправили в другой пансионат, где эмигрантами занимался ХИАС. Обстановка еще хуже, чем в замке Шонау. В зале полумрак, сырость, холодина. Все помещение обогревалось небольшой печуркой, которую топили угольными брикетами.

Появился солидный "герр", представившиеся Генрихом Деймом. Говорил он немножко с польским акцентом. К нам отнесся с особой вежливостью: "Господин Шварц... Лариса Мондрус... Много слышал о вас..." Я обрадовался: слава богу, молва о нас дошла сюда, и мы кому-то нужны. Сейчас начнут пихать на радио, устраивать интервью, встречи с продуцентами (продюсерами.- Авт.). Но Дейм оказался не тем важным "герром", за которого мы его поначалу приняли. Он промышлял антиквариатом, имел магазинчик, скупал у эмигрантов по дешевке все, что можно скупить. Дейм полагал: раз мы известные люди, значит, есть чем поживиться. И проявил активное к нам внимание: устроил экскурсию по Вене, пригласил к себе домой, вообще показал себя довольно милым и тактичным человеком. К сожалению, предложить ему мы ничего не смогли и вскоре так же интеллигентно с ним расстались. Он все понял, но на прощанье даже подарил нам фарфоровую розочку. "Эти два щита,- показал он на заводскую эмблемку безделушки,- даже лучше, чем Мейснер".

Ночью нас поездом отправили в Италию. И надо же, в вагоне я нос к носу столкнулся с Ефимом Салгаником, с которым познакомился на Ярославском вокзале в Москве. Он тоже отказался от Израиля, рассчитывал попасть в Соединенные Штаты.

В Риме эмигрантов разместили в пансионате "Ла Мармора". Паршивенький такой пансионат, больше похожий на советское общежитие, но кормили три раза в день. Там мы тоже не задержались. Получили каждый денежное небольшое пособие и общий приказ: ехать электричкой до Остии Лидо и обратиться там в бюро по найму жилой площади... Лара, ну давай, ты продолжай.

ЛАРИСА. Эгил, ты так хорошо рассказываешь... Послушайте, а у нас вино не прокиснет?

Шварц пошел за штопором. Заодно прихватил и бутылку минеральной. Выпили кто что, съели по конфетке.

АВТОР. Что есть Остия Лидо?

ЛАРИСА. Большой пригород, предназначенный для летнего отдыха. Римляне, имевшие там квартиры вроде русских дач, наловчились постоянно сдавать их нашим эмигрантам.

В "Ла Марморе" мы познакомились с еврейской парочкой Мишей и Мифой Вайнерами - они жили в Москве в доме композиторов, были знакомы с известными музыкантами, например, с Ростроповичем, поэтому их немножко тянуло к нам - и договорились, что пополам снимем квартиру. Выбрали трехкомнатную, в самом центре Остии Лидо, с мраморными полами. Хотелось сразу приобщиться к цивилизации. Но там тоже было как-то холодно, промозгло, я даже звонила в Ригу, чтобы мама прислала шерстяные носки. Приехали, называется, на юг, а мерзнем, как суслики. Правда, пока посылка дошла, стало тепло, носки так и не понадобились.

ЭГИЛ. Нам в Москве поменяли по сто долларов каждому. Так что у нас имелось триста баксов. Тут же на толкучке продали иконы за пятьсот - деньги были нужны. Во-первых, нас возили в город на курсы английского языка. Евреи брали машину сразу на несколько человек, в складчину. Мы тоже к кому-то подсаживались и платили свою долю за бензин. Потом это надоело и я купил, не торгуясь за четыреста долларов маленький, хорошо подержанный "опель-кадет". Ему красная цена - сто пятьдесят. Другие покупали авто за двести-триста долларов в основном у молодых американских туристов. Те, приехав в Европу, брали подержанные машины с германскими номерами и, накатавшись по югу, опять сбагривали их и улетали. Наши фарцовщики гоняли с этими номерами по всей Италии, без документов, ставили машины где попало, и никто их не штрафовал. А я такой умный, что сразу требовал у продавца документы на автомобиль. "Зачем? Здесь их никто не спрашивает". Но я не мог себе позволить ездить без документов. И вот попался этот "опель" с итальянским номером. Хозяин привез меня в какой-то автоклуб, там оформили бумаги. И я, наивный, был счастлив: может быть, переплатил, но зато у меня все в порядке. Напрасно. Недолго фраер ликовал. Стоило мне раз сделать неправильную остановку, как через две недели меня нашли - хотя я не имел никакого паспорта, только израильскую визу! - и содрали штраф. Вот какой я был "умный".

Во-вторых, деньги требовались на еду. Половина суммы, что мы получали, уходила на оплату квартиры, оставалось всего ничего. Так что расслабляться не приходилось.

ЛАРИСА. Все вначале оказалось сложнее, чем представлялось. Я попросту испытывала постоянный шок, потому что с самого "верха" в Союзе, где мы были относительно богаты и признаны, пришлось скатиться за бугром в какую-то яму и окунуться в самую нищету. И вокруг меня опять те же нахальные русские морды, с большими связями (нам в СССР казалось, что это крамола - иметь связь с заграницей), с пачками денег, на "мерседесах", с кутежами в дорогих кабаках. А мы с Эгилом позволяли себе лишь тоненькие бутербродики, в нашем холодильнике было почти пусто. Только изредка покупали капуччино, без всяких булочек. Потому что хотелось не только кушать, но купить розовые пуловерчики, чтобы отправить в Ригу маме и брату. Какие-то маечки, на которых можно было напечатать имя сына брата, Даниэля. Короче, в этой Остии Лидо мы с Эгилом сразу очень сильно похудели.

ЭГИЛ. Итальянцы резали колбасу, как сыр,- она просвечивала, а сыр как бумагу. Так что, когда мы уходили на день, то брали бутерброды из дома.

ЛАРИСА. Что мне у них нравилось - везде бары, "капуччино", "эспрессо". Вокруг нашего дома - сплошные магазинчики, ресторанчики, пиццерии, отовсюду шла такая "арома", что слюнки текли. А мы голодные-голодные...

ЭГИЛ. Да... Нас сразу предупредили: "Теперь запасайтесь терпением, учите язык. Может, через месяц, а может, и через полгода вы получите разрешение". Там по линии ХИАСа искался "гарант", который должен был нас принять в Америке и опекать. И мы занимались английским и тупо ждали своей участи.

ЛАРИСА. Пока учили язык, Эгил меня все подзуживал: "Ну давай, говори же по-итальянски, ты же столько песен спела на их языке, должна помнить слова..." Петь-то я пела, да не задумывалась зад смыслом. Теперь - ушки на макушке, начала прислушиваться: где одно слово узнала из моих песен, где другое поняла... Стала потихонечку соображать, о чем речь.