Каменная баба (СИ)

Они лежали на грубо сколоченном топчане - иногда без покрывала: настолько было жарко - и вели неторопливые разговоры: спешить им было некуда, никто не нарушал их уединения. Жена Ивана Александровича догадывалась, какое употребление нашел он своему детищу, но здесь - в это время года во всяком случае - не появлялась: может быть, разделила уже мысленно их сообща нажитое имущество и отдала ему дачу взамен квартиры в Петровском, а ближайший сосед, живший в километре отсюда, как и другие деревенские жители, лишней любознательностью не отличался.

-За что ты хотел Ивана Герасимыча выгнать?..

Странное дело - расстояние. Отсюда и больница казалась меньше и ее заботы проще: так пассажиры, уходя в плавание, иными глазами смотрят с борта парохода на отдаляющийся берег и на уменьшающихся в размерах людей и постройки.

-Надоел нотациями... Подумаешь - праведник! Сам был хорош - когда в силе был, а как вышел из употребления, так, видишь ли, одумался. Причислился к лику святых...- Он поглядел сбоку.- Я понимаю, ты его любишь - за что, не знаю только. Доктор-то он средний - не знаю, делал ли когда-нибудь резекции. В лучшем случае - общий хирург со стажем. Толку от него немного. Держим, чтоб ставку не отобрали. И потому еще, что Сорокин всех жалеет.

-Вот молодец какой. Хорошо к людям относится. А ты свою больницу любишь?

Он повернулся к ней грудью, покрытой рыжеватой, с сединою, растительностью.

-За что ее любить? Больница как больница, на двести коек, каких в стране тысячи... Оказываем, однако, помощь населению. Иногда даже такие вот светлые головы,- он коснулся ее лба,- как ты, к нам приклоняются.

-Когда до меня была последняя?

-Не помню уже. Давно, наверно... Я, конечно, не для того себя готовил наукой хотел заниматься, да не вышло, а теперь и сам бы туда не пошел... Я в Томске начинал: хорошие профессора были, а сейчас там сын учится - смотрю: все не то, хуже стало. Но все равно - в клинике побывать надо...- и снова наклонился над ней, раздумывая, приступиться ли к ней сразу или поберечь силы: они уезжали поздно, машина их стояла во дворе у соседа; весной сюда на легковушке было не проехать - нужны были грузовик или трактор.- Тебе школа нужна. Без нее врач не врач: хоть семи пядей во лбу - будешь, как Иван Герасимыч, велосипед изобретать и в собственном соку вариться...- Он лег на спину, согнул голову, стал разглядывать подшерсток на груди, тоже находя в нем седые подпалины, но, в отличие от нее, оставляя их без внимания.-Пристань к кому-нибудь, прилипни, как ракушка к днищу, и плыви с ним хоть в Америку.

-Вот я и прилипла уже - к своему кораблику.

-Одного недостаточно. Надо нескольких учителей брать. Чтоб как пчелка с цветка - с одного, с другого, с третьего...

-На что вы меня толкаете, Иван Александрович?

-На то и толкаю, на что жизнь подталкивает...- и, посчитав разговор затянувшимся, привалился к ней и умолк на время соития. В любви он был азартен, ненасытен и вынослив, но всякий раз нем и сосредоточен на своих ощущениях, так что к нему приходилось подлаживаться. Но Ирина Сергеевна не тяготилась и не смущалась этим: напротив, незаботливость и почти звериная бесчувственность любовника в эти деликатные минуты устраивала ее, оставляла ей душевную свободу и самостоятельность...

-Далеко мы забрались. Сюда не доберутся. Хорошо, что я дачу выстроил, верно?.. Тишина мертвая...

-А это кто стучит?- Она и здесь умудрялась прислушиваться. Кто-то, в самом деле, бил где-то рядом, над головой, по деревянному: будто не мог до них достучаться.

-Дятел... Долбит мои елки...

Тишина здесь была редкая: с одной стороны, мертвая людьми, с другой исполненная постоянной жизнью природы: скрипом деревьев, шорохами ветра, птичьими голосами и их отдаленными отголосками...

-Я сегодня снегирей видела.

-Синички, наверно?

-Нет, снегири - с красными брюшками... Вроде твоего.

-У меня красное разве?.. Если натер только,- и поглядел на всякий случай.

-Я не цвет имею в виду.

-А брюхо? Оно есть у каждого... Что делать нам с тобой, Ирина Сергевна? Не знаешь?

-Нет.

-И я тоже... Это и в медицине так. Как что попроще, так все знают, а как посложнее, так десять профессоров не разберутся...

Ни одна идиллия, однако, не длится вечно, и всякая идея несет с собой свое опровержение.

Тезис в данном случае заключался в отдаленности Тарасовки, антитезис в вытекающих из нее трудностях сообщения. Хорошо жить в большом городе, где можно спрятаться от всех на соседней улице, а на дальнюю вас доставит автобус или троллейбус. В Тарасовку автобусы не ходили - да если бы и курсировали, ими нельзя было бы воспользоваться: они насквозь просвечивались любопытными. Обычно Иван Александрович сам вез ее из Петровского, заставляя окна громоздкими предметами и занавешивая их чем попало (благо всегда было что вывезти на дачу из дому) - совсем как в правительственном лимузине: чтоб не видели, кто с кем едет. Но так было не всегда: иногда они съезжались из разных мест, и не раз выходило так, что ее после вызовов по району подвозил Иван Лукьянов. Она добиралась с ним до Тарасовки, потом отпускала, говоря, что у нее здесь частный клиент, который на своей машине отвозит ее до дому. Иван давно знал правду, которую нетрудно было вычислить: в деревне он был знаком со всеми владельцами машин - их было раз-два и обчелся, и среди них не было подходящего, с детьми, для Ирины Сергеевны. Она и не пыталась выдумать что-нибудь более убедительное: рассчитывала на его деликатность и мужское попустительство. Расчет был верен два дня, на третий споткнулся о строптивый норов водителя.

-Что это вы в Тарасовку зачастили?- насмешливо спросил он, заранее отвергая ее выдумку.- Все сюда и сюда, будто других мест нету?..- Он был в этот день не в духе: сорвался не то куш, не то какая-то сделка - она так и не поняла из его неохотных и коротких объяснений.

Она решила не ломать комедию, а поставить его на место:

-Хочу и езжу... Завидно?

Он не сразу ответил: думал, пропустить мимо ушей или оскорбиться.

-Чему завидовать?.. Этого добра много - было бы желание...- и вопреки себе же похвастал:- У меня много вашего брата было... Не считая супружницы... С высшим образованием, я имею в виду. Одна даже пианистка. В настоящих концертах участвовала.

-Есть какая-нибудь разница? С высшим или низшим?

-Болтать больше приходится. Турусы на колесах разводить... Про вас, правда, этого не скажешь: своя в доску...- и сдерзил:- Не понятно поэтому, зачем сюда ездите...

Она осерчала:

-Я же сказала: хочу и езжу... Вам какое дело?

Ее настроение передалось ему - гнев вообще заразителен.

-Возить вас сюда я не обязан - вот что, а остальное, точно, меня не касается.

-Не обязан - дай выйду... Останови машину!..

Он заколебался, пожалел, что сказал лишнее, но на попятную не пошел: затормозил и открыл перед ней дверцу - как прощальный знак внимания, дань последнего уважения...Она доехала до Тарасовки на попутке, проковыляла километр по скользкой, обледенелой и подтаявшей, дороге, разозлилась еще больше и не нашла ничего лучше как рассказать о своих злоключениях Ивану Александровичу. Он внимательно ее выслушал, в заключение бледно усмехнулся и сказал то, что ей никогда бы не пришло в голову:

-Это они заранее приход Егора Иваныча празднуют... Хорошо, я учту это. Приму к сведению...

Несмотря на то, что он произнес эти слова самым уравновешенным и почти нейтральным тоном, она насторожилась и едва не испугалась.

-И что теперь делать будешь?..- но вопрос ее повис в воздухе: наученный опытом с Иваном Герасимычем, он если и держал камень за пазухой, то на сей раз предпочел его не показывать. Ее разобрали сомнения:

-Он и в самом деле не должен был везти меня сюда? Что по этому поводу говорит трудовое законодательство?

Иван Александрович глянул неодобрительно и ответил формально:

-Водитель обязан доставить врача домой после вызова.