Населенный пункт

А вот там, где я сейчас живу, душа - развалины, перемещаемые и переносимые за спиной, передаваемые из рук в руки, изо рта в рот. Купил "Киндер-сюрприз" - съел, а в яйце - кусочек крепостной стены, башенка и королева, надрывно плачущая о прежних временах счастья. Но люди не тушуются. Приведу пример.

У нас в деревне живет дурик. Не в том понимании, что он больной человек, а в том, что он не осознает тех мотивов, которые бросают его на нормальные, с точки зрения любимых Вами, по крайней мере словесно, деревенских жителей, действия, но абсолютно не поддающиеся дешифровке и реконструкции с точки зрения не любимых мной интеллигентных размыслитей.

Он трудится в районной газете "Из Искры возгорится пламя" в качестве ответственного секретаря. В облике проскальзывает что-то нордическое: белокур, подбородок утюжком и выступает твердо вперед. Ему за тридцать. Женат третьим браком на шестнадцатилетней девочке, подхваченной им со школьной скамьи.

Любит, можно сказать, это его страсть, посещать в выходные сельскую дискотеку.

Причем начал ходить в народ с младенческого, как и все сверстники (мои и его), возраста.

Слегка отвлекусь. Вы знаете ли что-то подобное деревенским дискотекам, особливо в их исторической протяженности?... Я - нет, это нечто не поддающееся рациональному вникновению и чувственному охвату. Скорее оно похоже на первобытные ритуальные танцы, в сочетании с глобальностью американских президентских выборов, немедленно брачующихся пар. И мой, наш, ответственный секретарь раз в месяц, на спор, любители находятся всегда, раздевается догола и гордо шествует на дискотеку, традиционно производя неописуемый фурор. Сделав своеобразный круг почета, он возвращается на улицу, одевается и с чувством выполненного долга, тут же, вместе с противником по спору, выпивает из горлышка бутылку водки. Кстати, в газете на правах энтузиаста он ведет еженедельную рубрику "НАШИ ЦЕННОСТИ"...

В конце добавить ключевую фразу: "Да, а на что я жалуюсь? На то, что меня не понимают? Или на то. что я не понимаю?".

Глава 2

Деревня и окрестности Большие самолеты, да даже и "кукурузники" сельхозавиации, над деревней не летали. Как-то не стремились к ней и птичьи стаи, не соблазняемые, как обычно, человеческим жильем и возможностью быстрой добычи корма. Ежедневно кружил над домами лишь ярко-черный, самодельный дельтаплан кого-то из местных жителей.

Никто никогда не видел взлета, но тем не менее черный парус регулярно появлялся в деревенском небе в 13. 00, а через час плавно снижался к западному углу Подпольного.

Так вот, если взглянуть на деревню с высоты полета этого дельтаплана, то можно обнаружить, что построена она неведомыми строителями с каким-то определенным, не расшифрованным смыслом. Хотя вполне вероятно, что умысла не было, и строили, кто во что горазд, но бессознательно получилась шифровка. Ведь взлетя и достаточно долго находясь в воздухе и пристально вглядываясь вниз, на хозяйственные постройки и избы, обнаруживаешь, что строения складываются в слово "НЕТ", причем поперечная перекладинка буквы "Н" не прерывается, а осознанно-плавно переходит в среднюю палочку буквы "Е". А перекладина буквы "Т" смыкается с верхушкой, опять же, буквы "Е". И смастерился таким образом какой-то непонятный, слегка невразумительный иероглиф, который, с одной стороны, можно и прочитать по-русски, а, с другой стороны, особенно, когда закладываешь вираж и плоскость искривляется и уничтожается до сплошной линии, видишь что-то неземное, не наше, чужеродное, проникнувшее в самое сердце России.

Этот рассказ, в дальнейшем повторяемый слово в слово, Никодимов в первый раз услышал где-то через месяц после своего появления в деревне. Он сидел за деревянным расхлябанным барьерчиком, ощущая спиной мощь и поддержку стоящей на стеллажах русской классической литературы, и не спеша листал подшивку местной районной газеты "Из Искры возгорится пламя" (как ему сказала по поводу названия газеты заведующая Домом культуры - редакция не хочет менять принципы и переименовываться так резко и быстро, как проистекают исторические перемены в нашей великой, конечно же, державе. Непристойно это!), внимательно присматриваясь к аляповатым и размытым снимкам передовиков капиталистического производства разных акционерных обществ закрытого типа и старательно размышляя над заданием руководства - оформить стенд о достижениях новой жизни на селе в период после октября 1993 года. Руководство милостиво разрешило пользоваться и областной газетой "Коммуна", но не злоупотреблять и постараться ограничиться местными материалами. Старинные часы с амурчиками показывали полтретьего.

Скрипнула дверь, и вошел потрепанный, с громадными пылезащитными очками для сельскохозяйственных работ на лбу, в белой русской расшитой рубашке и лоснящихся джинсах опять же областного пошива, мужичонка лет эдак под 50. Он молча прошагал к барьеру, облокотился, деревяшки застонали (Юра в первый раз подумал о том, что надо бы соорудить нечто покрепче), и, представившись поклонником Сократа, страстно поведал о непонятном иероглифе, запечатленном под крылом дельтаплана на теле Родины. Никодимов молча выслушал. Мужичонка потоптался и попросил почитать Эсхила "Прометей прикованный". В имевшемся формуляре у него оказалась и фамилия, и имя, и отчество, а место работы было обозначено, как понял Юра, собственноручно: скотник. "Прометей" был записан, молча вручен, и мужичонка отбыл, чтобы через неделю вновь появиться у барьерчика и, рассказав о слове "НЕТ", попросить Ленина "Материализм и эмпириокритицизм". Ради любопытства Никодимов после второго посещения заглянул на иные странички в его формуляре и разочарованно отметил, что "Материализм" и "Прометей" чередовались по неделям. Когда Юра поинтересовался у доморощенного летчика, почему именно эти две книги так волнуют крылатого читателя, то мужичонка обиделся, буркнул: надо повышать свой образовательный уровень, и не появлялся в библиотеке недели три. Заведующая, узнав откуда-то об этом вопросе, сделала Никодимову замечание, попросив в дальнейшем не проявлять бестактности и не отпугивать от кладезей мудрости жаждущих.

Вообще-то, в библиотеку ходили редко, и, как заметил Юра, только взрослые, детей в деревне не имелось. Однажды он спросил у Евдокии о данном феномене и получил неприятный ответ: мы боимся детей. Первая реакция Юры была удивленной:

- Почему ? - Она нахмурилась и не стала отвечать, а на ночь ему было постелено не рядом, как обычно, а в углу у окна, где он спал первую неделю жизни у нее.

Второй вопрос вылупился из Юриного опыта следователя: а кто это мы? Она пожала неопределенно плечами и посоветовала узнать больше о жителях Подпольного, и очень многие вопросы отпадут сами собой. Никодимов начал с нее.

Однажды, улучив часок, он отпросился с работы и пошел на место жительства.

Ключ небрежно лежал в уголке под крыльцом. Юра отпер дверь и замер на пороге.

Сени: лавка с тремя ведрами воды, короткий полынный веник, зачуханный печной совок, тряпка перед входом в горницу. Прошелся, потоптал по доскам, вроде пустоты под ними не чувствуется. Пожал плечами, постарался зайти в комнаты как в новое место. Постоял - осмотрелся: печка, слева вместительный кухонный стол, на стене отрывной календарик и зеркало, пара стульев, у окна лежанка, на подоконнике радиоприемник, у стены этажерка со старыми, года за три-четыре, газетами и журналами. Нормальное, как говорят французы, aitres. Снял ботинки и прошел во вторую комнату с двуспальной кроватью, трельяжем, трехстворчатым платяным шкафом и еще двумя стульями. Подставил один рядом со шкафом, взгромоздился, заглянул сверху - пыль, паутина, мелочь медная советская валяется. Сел и стал вспоминать, что обычно, когда не знают человека, но хотят установить более близкие отношения, ему предлагают: поужинать, выпить, но разговор не получается - значит, припомнил Никодимов примерно подобную ситуацию с ним же в Воронеже, предлагают посмотреть фотографии. Ему Евдокия предлагала? Нет, ни в первый вечер, ни в последующие, она в основном расспрашивала его, а он с охоткой рассказывал, стараясь выглядеть получше, чтоб, значит, не выгнала на улицу. Что ж, попробуем сейчас найти. Раскрыл створки шкафа и стал методически перебирать белье: верх - нет, середина - нет, открыл среднее отделение - пальто, плащ, зимние сапоги, тапочки, так - толстая картонная коробка из-под, времен тридцатых годов, набора первоклассника.