Ключ дома твоего

- Варвар, - обиженно отвернулась Ида, хотя в душе она ликовала. Она снова добилась своего, он ревновал ее, значит любил, и ради этого она готова была хоть всю жизнь просидеть в заточении; только бы ключи от темницы были в руках ее Фархадика.

- Если это называется варварством, то я за варварство.

- Прекрати, тебе это не подходит.

- Зато твое платье тебе очень к лицу, вон еще один стоит пришибленный, - указал Фархад на стоявшего невдалеке толстяка, снявшего с совершенно голой головы панаму и обмахиваясь ею, нагло разглядывал Иду. Он забыл о присутствии Фархада, и когда заметил, как грозно он повернулся в его сторону и даже сделал в его сторону шаг, толстяк, покраснев, резко нахлобучив шляпу, растворился в толпе.

- Фархад, возьми себя в руки, я и не знала, что ты такой дикарь.

- В этом вопросе я эволюционировать не собираюсь, - сказал Фархад, не громко, но веско, глядя прямо в глаза Иды. - Прошу это запомнить и больше не напоминать о моем диком прошлом.

- Прости Фархадик, я не хотела тебя обидеть, - замурлыкала Ида, прижимаясь к руке молодого человека и щекоча своими коготками его грудь. От этой игры, которую они придумали, приятная дрожь пробежала по телу Фархада, и они оба весело засмеялись.

- Я знала, что ты рассердишься, - призналась вдруг Ида, - ну не сердись, я платок с собой принесла, смотри какой широкий, - и она открыв сумочку, вытащила оттуда большой, яркий платок и накинула ее на плечи.

Платок действительно был широким, но такой необыкновенной расцветки и так контрастировал с ее платьем, что теперь на нее оглядывались уже и женщины. На этот раз Фархад промолчал, поняв, что спорить по этому вопросу с женщиной бесполезно. Мужчина одеваясь, чувствует себя комфортно, когда его одежду отмечают, но не замечают, а для женщин невнимание к наряду равносильно пощечине. И не простит она равнодушного взгляда кавалера, брошенного на результат ее бессонных ночей, труд ее страданий, грез и надежд. Только когда купив ей мороженого и стакан сиропа, они присели за столик, Фархад смущаясь сказал:

- Ида, я хотел тебе сказать...

- Почему Ида, а не Идочка?

- Идочка, я...

- Ты меня любишь, я знаю, - снова капризно перебила она его слова.

- Я тебя обожаю. Ты мое небо, солнце, но я должен уехать, - вдруг выпалил он и вздохнул, словно гора свалилась с плеч и он наконец смог ей сказать то, о чем не мог сказать уже давно.

- Уехать? - Ида была ошарашена, этого она не ожидала. -Куда уехать?

- Этого я сказать не могу. Пока. - И видя, как вскочила на ноги Ида, вся красная, гневная и от того еще больше прекрасная, Фархад поспешил добавить: - Ты меня не поняла. Я уезжаю не от тебя, нет. Да что я такое говорю! Куда я могу уехать от тебя? Ты в моем сердце, навсегда и никто не сможет отнять тебя у меня. Никто. Просто меня отправляют по работе. Пойми меня, я все говорить не могу.

- Я поеду с тобой.

- Нет.

- Значит, ты меня бросаешь?

- Ты о чем? Пойми, туда я тебя взять не могу.

- Туда? - тихо выдохнула Ида, с ужасом в глазах.

- Что?

- Ты сказал туда? Я правильно поняла? Ты едешь Т у д а ? -выделила она это слово.

Оба они хорошо понимали, что означало это "туда", хотя Фархад и не сказал, куда.

Война в Испании была в самом разгаре, и время от времени они слышали, что кто-то уехал, куда неизвестно, потом одни возвращались, о других, приходила горькая весть, но всем казалось, что это что-то далекое, нереальное, хотя и страшное. Все говорили об этой войне, но осязаемо близко ее Ида почувствовала только сейчас, холодом обдало ее и задрожала она от страха, прильнув к груди Фархада. Как так, он, ее Фархадик, уедет далеко, где опасно, где его могут убить?.. Нет, о чем это она подумала, с ним ничего случиться не может, иначе зачем все это? Зачем тогда жить, если это может случиться?..

Фархад не знал, что говорить в таких случаях. Он стоял растерянный, не ожидал он от нее такой реакции.

- Ну, что ты сразу и вовсе не туда... Просто меня долго не будет. Пойми меня, - говорил он, гладя ее по плечам, голове, не обращая внимания на людей, которые с любопытством оглядывались на них. Он говорил, но ни он сам, ни она не верили в это. Оба хорошо понимали все. Если бы это было просто поездка на учебу или по работе, он сказал бы об этом сразу, не скрывал бы столь долго и взял бы Иду с собой. И она бы поехала, они оба это знали.

Теперь она стояла пораженная; еще минуту назад мир был у ее ног, она парила над всей вселенной, а теперь она маленькой девчонкой некрасиво рыдала на груди своего героя, и ей было все равно, как она выглядит в этот момент. Только бы он не уезжал от нее... Но она знала, что разлука неизбежна, иначе Фархад не сказал бы так.

- Когда?

- Что когда? - Фархад сделал вид, что не понял, ему хотелось еще на несколько мгновений оттянуть время.

- Когда уезжаешь?

- В четверг.

- В четверг, через три дня? Так скоро?

- Все уже готово. Есть приказ.

- Но почему именно ты?

- Ида, пойми, так надо.

- А как же я? Ты подумал обо мне?

- Я скоро вернусь. Все будет хорошо. Поверь мне.

- Я боюсь за тебя, Фархад. Я боюсь за нас с тобой!

- С нами ничего не случится, Ида. Я знаю это.

- Ну почему, почему?.. Мне было так хорошо, а теперь мне страшно, - и Ида снова зарыдала.

Потом они долго бродили по набережной, затем, выйдя к старому парку, бакинцы называли его Губернаторским, они немного посидели на скамейке в тени огромных деревьев. Ида крепко держала Фархада за руку, словно боялась, что он сейчас исчезнет. Фархад что-то говорил, спрашивал, Ида на что-то отвечала, что-то сама говорила, но все это как-то сразу улетучилось из ее памяти. Не помнила она, о чем был разговор, да и какое это все имеет значения, она слушала мелодию голоса своего любимого и не могла насытиться им. Вечер они провели на танцах в Доме офицеров, кружась под звуки духового оркестра.

- Здравствуй, Фархад, - вдруг услышали они и вздрогнули. С удивлением оглянулись они, словно очнувшись ото сна, поняв что они не одни. Рядом с ними стоял худощавый, с большим крючковатым носом на узком лице человек среднего роста. Худая шея его, выпирающая из-за воротника, черные, блестящие глаза с нездоровыми мутными белками, свидетельствующие о беспокойном сне и нервное подергивание производили на собеседника гнетущее впечатление.

- Здравствуйте, товарищ капитан, - кивнул Гургену Ашотовичу Фархад и представил его Иде. - Капитан Саркисян, мой сослуживец. Ида, моя невеста, вдруг внезапно и неожиданно для Иды сказал он, от чего она вся покрылась красными веснушками. Но слышать это ей было приятно, и она пожала протянутую к ней тонкую кисть с кривыми, чуть дрожавшими пальцами. Ладони Гургена были потными, и когда они коснулись Иды, ее передернуло, хотя внешне это она постаралась это скрыть.

- Очень приятно, очень приятно, - дважды повторил Гурген, пристально вглядываясь в лицо Иды, - учитесь, работаете?

- Она студентка консерватории.

- На пианино играет, что ли?

- На фортепиано, - уточнил Фархад, ему не хотелось с кем-либо говорить об Иде, тем более с Гургеном. На работе у них никогда не было особо дружеских отношений, так, общались по долгу службы, но не более.

- На пианино, на фортепиано, - какая разница, - и Гурген захохотал, словно сказал какую умную, удачную шутку. - Нам главное что? А чтобы музыка играла. - Затем уже более серьезным тоном, повернувшись к Иде, добавил: - На концерт, надеюсь, позвать не забудете?..

Когда он отошел, по телу Иды прошла дрожь, это почувствовал и Фархад.

- Тебе что, холодно?

- Нет, просто этот человек мне неприятен.

- Гурген? Да забудь его. Он всем неприятен. Не думай о нем.

- Пошли отсюда?

- Пошли.

Они снова долго ходили по ночному городу, и словно заново показывали друг другу знакомые улицы, дома, памятники. Укутанные покровом таинственности, они по-новому предстали перед их взором. Они шли и ноги сами отстукивали им в ночи музыку, которая пела в их душах.