Полынья

- Coy...

Он спал, его разбудили. Катя, переживая, что сорвалась, сидела молча. Потом перебралась к мужу. Леха не удивился ей: был придурен зыбью. Но когда разобрался, обнял. Все смотрели на них.

- Залезайте под брезент, чего там...

- Юра, лучше помолчи.

- Я насчет брызг...

- Coy-coy.

14

На "Кольской Земле", когда привезли Катю, случился небольшой праздник. Не из-за нее, из-за Юрки. Девчонки с криком: "Отелло!" - готовы были от радости прыгать в море. Наконец-то Ильин был вознагражден! Он был в Арктике самый знаменитый водолаз, а Суденко с Ковшеваровым считались вроде пешек при нем. Потому что на осмотрах нельзя просто так - спустился в воду и работай. Это сразу вызовет подозрения: чего там засел? Да и вообще: где ты? На осмотрах надо часто всплывать, брать много ин струмента. Там работаешь, как зверь в цирке. Обычно Ильин показывал фокусы, отвлекал внимание на себя. А кто-либо незаметно делал дело. В общем, задержались из-за него. Но и выиграли время: решили кофты не развозить. Оставили, чтоб передали.

Катя вдруг расплакалась.

- Спасайтесь, ребята! - закричала она. - Не пропадите!

А девки заголосили:

- Живите!..

И под эту симфонию двинулись к "Сакко и Ванцетти", за Вовяном. Внезапно им пересек дорогу "Полярник", просвечиваясь прорезями крошечных, как в бане, окошек. Пока Суденко решал, как ему быть и что кому объяснить, случилась еще одна неожиданность. Как раз обходили какой-то темный пароход (Величко просто чудом не врезался в него), и он на момент вспыхнул огнями, застав врасплох нескольких девиц, которые поднимались по штормовому трапу, придерживая юбки, как с приспущенными флагами. Они застыли, ослепленные светом, как совы на ветке. На одной юбка была голубая, и Суденко увидел, как к ней протянулись руки, мелькнули белые колени - и все пропало.

Опомнился, когда подошли к "Ванцетти".

Вовян издали заметил их, стал прощаться со своей девушкой. Трап был ярко освещен, девушку можно было рассмотреть. Длинноногая, идеальной формы, ноги прямо от шеи. Стояла, как зеркало, опушенная мглой. Небольшой, полноватый Вовян как будто ей не подходил. Но именно такие Вовяна любили. Сходили по нему с ума. Пока пробивались среди лодок, Суденко спросил у Юрки: как вел себя Вовян в инциденте? Ведь теплоход еще недавно был его... Юрка отозвался одобрительно: если б не Вовян, им бы пришлось туго. Вначале так двигал руками, что делал просветы на танцевальном круге. А потом - как заплакал! - что все опупели. И остался у них. Видно, эти "жучки" прощали Вовяну все.

- Люсенька, не забывай! - Вовян прыгнул к ним.

- Вовчик, милый!

- Кенди! Конфетка...

Утирая слезы, Вовян показал, куда ехать: к корме теплохода, под заднюю дверь ресторана. Там их ожидал человек, опустив на штерте большую кастрюлю... Бифштексы! Вот это добытчик, думающий о коллективе человек.

- Рома, - представил официанта Вовян. - Подрабатывал раньше на "Алле"* стюардом, теперь здесь.

* "Алла Тарасова", пассажирский теплоход.

- Продукты есть, - попробовал вмешаться Данилыч.

- Батя, посиди, - сразу утихомирил его моторист. - Не обеднеют.

Официант пожелал им счастливой дороги. "Сакко и Ванцетти" тоже уходил, опять за границу, где обслуживал иностранных пассажиров.

- Леху взяли?

- Спит.

Вовян сразу повеселел. Он вскрыл красную пачку английских сигарет с портретом знаменитого гонщика Эмерсена Фетинальди и угостил всех.

Теперь Величко выжимал из двигателя все, не боясь потревожить Леху. Подходила полночь, время выхода по SOS. Был порядок, которому они не изменяли: уходить точно по часам. Но если для Величко главным была скорость, то для Суденко не все заключалось в ней. Он знал, что завтра, когда придут на точку, отпадут всякие колебания. А с ними, быть может, отпадет и этот поселок, все будет в прошлом. Но все-таки всегда, непременно что-то остается. А потом окажется, что упустил важное. Это важное сейчас могло быть в том, от чего он убегал, случайно или намеренно, - от встречи с Машей. Если ждала, если ехала из-за него куда-то, то он обязан встретиться с ней. Просто не имеет права уйти, не простившись. Пока не увидит Машу, они в море не отойдут.

Прикуривая у Вовяна, он заметил, что Величко вильнул в сторону, а потом выровнял шлюпку. Куда-то хотел свернуть, но передумал.

- Миша, что?

- "Полярник". - Он кивнул, усмехнувшись: - Вон, ходит...

"Полярник" ходил в трех шагах, нащупывая приливную струю.

- Миша, к нему!

- На шлюпке нам спорней: мы его на полшага обставляем.

- Миша, надо!

- Жора, не могу...

- Ладно, не обращай! Делай, как знаешь.

Величко вильнул опять и опять выровнялся: сейчас он боролся с собой, со своим долгом. "Полярник", заметив их, взял левее моря и выполз на струю. Прошли его, оставили по корме. И тут Величко так крутнул рулем, что едва не выпали за борт.

- Данилыч, кидай "яшку"! На "Полярник"...

- Вперед! Не стоять!

- Бросай крюк! Надо.

Все смотрели: кому надо?

- Старшине...

Если Величко отвечал за скорость, то Данилыч - за это. Бросить конец должен был он. И он, размахнувшись, бросил. Подтянулись к ограждению палубы, и Суденко перелез. Открыл дверь в салон: портовые служащие с портфелями... Маши нет!..

- Я видел, как вы зацепились, - сказал рулевой. Он был без волос, но с плотной щетиной на щеках, и, когда говорил, смотрел прямо в лицо, не моргая. - Ну^ и скорость сбавил, чтоб нагнали.

- Девчонка с вами ехала?

- Как же! Ну эта, помешанная. В салоне она.

- Ты в этом уверен?

- Старшина только что проверял.

- А где старшина?

- В каюте лежит, с "мотором"...

Обошел все проходы, даже глянул за борт... Снова обвел глазами салон. Сознание отметило: нет ее... Пробираясь среди потертых кресел, уловил какое-то оживление среди чиновников. Посмотрел, куда смотрели они: на простенок с концевиком магистрали, с ящиком для песка. Этот пожарный угол, когда входишь, закрываешь дверью. Поэтому он и не увидел Маши, которая сидела там, улыбаясь, рассматривая свое отражение в темном стекле. Была она в нарядной кофточке (кажется, видел на Насте), в туфлях, неожиданно красивая, что он смотрел на нее, не решаясь подойти. Такой Маши он не знал и не предполагал встретить. Но хоть она и выглядела так, было в ее уединении, в этом рассматривании себя, похожем на детскую игру, что-то такое, что ее выделяло, привлекая взгляды.

Вывести, чтоб не смотрели.

Как только дотронулся, сразу поднялась. Вышли неудачно, когда катер наклонило. Съехали по палубе к стойке с огоньком, где он ее задержал. Маша все никак не могла отойти от состояния, в которое была погружена, и молча, в каком-то забытьи, делала беспорядочные движения, пытаясь до чего-то добраться и от чего-то себя освободить. Придерживая ее, он видел, как она начала вынимать заколки из волос, распуская их. Ее волосы, неожиданно густые, рассыпавшись по плечам, обдали знакомым запахом дыма, который его взволновал. Маша то хваталась за него, то отталкивала от себя, не понимая, где она и кто с ней. А он все никак не мог избавиться от смущения, от какой-то робости перед ней, отчего руки были как деревянные.

Вдруг сделала такое долгое глотательное движение, что он испугался, что она сейчас задохнется.

- Маша, что с тобой?

- Ой, плохо...

В этот момент "Полярник" круто повернул, и они упали на бухту тросов, расплескав лужу на брезенте.

Встряхнул ее, как градусник:

- Маша, очнись!

- Ты, Жора... ты?

- Быстренько... - Катер приближался к пристани, и он хотел вывести ее раньше, чем соберутся у трапа пассажиры. - Маша, поднимайся!

У слипа, когда вошли под прикрытие берега, стало темно. Открыв калитку, глянул влево, боясь ошибиться, на сторожевой пост. Караульный, как назло, отвернул прожектор с вышки. Помогли ребята, посветив со шлюпки. Толкнул на причал Машу, выскочил сам. Прямо в глаза ударил свет какой-то машины, и Маша бросилась бежать. Кинулся за ней, слыша, как под ее ногами осыпается галька. Просто был поражен, что она бежала так быстро. Догнал ее наверху, на угольной дороге, когда она в испуге побежала обратно. Какие-то фигуры появились в темноте: черные лица с белыми волосами, разговаривающие на незнакомом языке. Так отупел, что не сразу понял, что это угольщики. Прошли распахнутые, без шапок, отхаркиваясь пылью, с голяками и лопатами.