Мосты

3

Ветер шевелил оконную занавеску, и бахрома щекотала мне лицо. Воображение разыгралось... Чудилось, что бужор*, росший под нашим окном, расцвел огромный-преогромный, на весь двор. А я, опершись на локоть, лежу в сердцевине цветка, и лепестки ласкают меня...

_______________

* Б у ж о р - разновидность пиона.

Чередой проходили передо мной школьные приятельницы, "француженки" из Цынцарен - Мариуца Лесничиха, дочь Кибиря с мыльной пеной на лице, дочь Грумана, вечно пачкавшая мне тетради своими пирожными... Я ее терпеть не мог. Что же она приходит в мои мечты?

Только Вики нет как нет. Словно она и не жила на свете.

- Красный бужор, размером не меньше двора?

У мамы дрожали губы, как всегда, когда она что-то подсчитывала в уме или напряженно думала.

- Будет погожий, солнечный день... Если приснится огонь или красные цветы... Хорошо!..

- Эй, выйдите кто-нибудь во двор! Аника давно дерет горло, никак не докличется.

- Пусть войдет в дом...

- Она Тоадера зовет.

Я наспех сполоснул лицо, чтобы согнать сон, не кошкам же меня облизывать, как говорит дед. Во весь дух побежал к воротам.

Аника щурила глаза и поджимала губы, всем видом показывая, что должна сообщить важный секрет.

- Тебя приглашает Вика. Хочет быть с тобой... Сегодня праздник Ивана Купалы... Девушки остаются наедине с парнями.

Ну и ну! Недаром говорят, молдаванин задним умом крепок... Все на свете я знал - сколько весит яйцо страуса, как извлекать квадратный корень, каков возраст Земли, мог перечислить всех египетских фараонов... Но вот остаться наедине с девушкой... И у кого спросить, что в таких случаях делают? Да разве спросишь?

- Придешь, нет? Что передать?

- Времена переменились, бабы ловят мужиков! - неуклюже попытался я пошутить, чтобы показать: не такой я уж простак!

- Тогда передам, что придешь.

- А что же еще?

- Да-а... город портит человека! - Аника снова поджала губы и неторопливо ушла. Ей не понравился мой тон. Женщины из Чулука не любят шуток и вольностей.

Но не следовало забывать и о Митре. Этот сорвиголова мог придумать для меня какой-нибудь розыгрыш.

Это пришло мне в голову, когда Аника снаружи заперла двери на замок и ушла на хоровод. Хорошенькое дельце! В доме - ни души. Лишь сверчок стрекочет в запечье... Я - за главного в чужом доме. Из-за садов доносится музыка, обжигающая сердце печалью. Неужели Митря решил водить меня за нос?

Только я собрался обшарить углы комнаты, прикидывая, где спрятался мой приятель, припасший бутылку вина, вдруг с печи спускается невеста. Идет ко мне мягкой походкой, точно дедушкин кот, когда утащит со сковородки мясо. Не то что шагов не слышно - дыхания. Вика поеживалась, скрестив руки на груди, словно с моим приходом в доме стало холодней. Вся ее фигура выражала покорность и мольбу, просила пощады, снисхождения. И лишь в зрачках таился таинственный огонь. И не обычная улыбка на лице, к которой я привык, а какое-то затаенно-лукавое выражение...

- Сиди смирно! Не подходи ко мне!

- Да что с тобой?

- Не подходи, кричать буду!

- Разве ты не звала?

Я и не собирался приблизиться к Вике. Только шало смотрел, как она мечется из угла в угол, не находя себе места.

- Тише! Кто-то идет.

- Никто, тебе показалось...

- Шаги за домом...

- Так тебе и надо! Зачем настропалила Анику, чтобы заперла нас?

- Аника сказала, такой обычай.

- Что ж, давай по обычаю!

- Нет, не хочу!

- Я ж тебя не съем.

- Вот что, сиди на лежанке, я буду на лавке...

- Ну, если такой обычай...

- Нет, обычай не такой.

- Тогда давай, как полагается!

- Нет, лучше так - ты на лежанке, я на лавке.

- Ну, раз тебе хочется...

- Ты первый раз так сидишь?

- Первый.

- Я тоже.

- Ну?..

- Потом пойдешь на жок?

- А почему бы нет?

- Хочешь, пойдем вместе?

- Я подумаю.

- Сердишься, что не хочу сидеть рядом с тобой?

- Ужас как сержусь.

- А вдруг потом обманешь меня?

- В этом-то и весь обычай?

Сердце екнуло - вспомнилось, как говорили парни, что в девушках больше чертей, чем на мельнице мешков, и повадка у них схожая. Почти все говорят: "Ступай туда... иди сюда... сиди смирно... Нет, мне скучно..." И если будешь с ними нерешителен, из тебя же сделают посмешище.

После того как сельские молодки вручили мне на прополке картофеля тяпку, завернутую в платочек, не хватает еще, чтобы обо мне разнеслась молва, будто я недотепа. Не знаю, как я тогда выглядел. Подобно тигру, я прыгнул, и лишь сердцебиение девушки образумило меня на мгновенье. В груди у нее стучало - тук-хук-тук. Хорошо, что я опомнился. Тут как раз послышался скрежет открываемого замка, в дверях появилась Аника с широкой всепонимающей улыбкой.

Мы с Викой вылетели во двор. Я - в одну сторону, она - в другую. Точно чета Кибирей: на прополке он всегда работал в одном углу делянки, жена - в противоположном.

Мозг мой сверлила мысль: неужто из-за какого-то вздорного обычая я больше не смогу ходить в этот дом?

Вдруг Вика положила мне руку на плечо, захохотала.

- Пошли на жок. Что твое, то твое, не убудет, не прибавится.

- Смотри, пошлю тебя в сад... И ты от меня не увильнешь.

- Какой нашелся!

- Не веришь?

- Конечно, нет!

Вика так дернула платок, которым я вытирал вспотевший лоб, что он чуть не порвался. Но я не выпустил его... Так мы и шли по селу, держась за платочек, будто помолвленные.

Музыканты, завидев нас издалека, заиграли марш Кукоша. Вика понятия не имела, чем знаменит этот марш, начинавшийся тревожным пением трубы: "Будь готов, атаман, лес оцепляют жандармы! Нагружай свои подводушки, покидай своих зазнобушек!"

Я и в самом деле пыжился, как молодой петушок. Ведь у меня в гороскопе записано: если не преуспею в науках, стану известным разбойником в кодрах. Как знать, может, переплюну самого Кукоша из Деренеу! Может, и в мою честь музыканты станут слагать песни, играть их от всей души. А я отводить душу с красавицами...

Пока что я отвел Вику к подружкам и вернулся в круг парней. Мимоходом ко мне подошла Мариуца Лесничиха, сорвала шляпу с моей головы и приладила ландыш. Парни засмеялись. Как бы не поплатился я, подобно Митре: снова спрячет Мариуца подушку под юбкой, запросто придет к моей матери...