Мосты

- Иосубу так и надо! - сказал отец. - Всегда у него какие-то проделки. Потому, наверно, боится ходить открыто, посреди дороги, как честные люди. Вечно жмется к заборам... И все равно проходит год-два и кто-то обязательно проламывает ему башку!

- Не говорю "нет". Защищать его не стану, сударь.

Мы с отцом не могли угнаться за нашим собеседником. Тот одним шагом переступал тень двух дубов. Потом ждал нас, перекидывался парой слов и снова вырывался вперед.

Горя полагал, что Василе могут оштрафовать на целый рубль за то, что высыпал лопату навоза на лысину Вырлана. Уж очень строгие советские законы! А я даже обрадовался, подсчитав: продаст Василе десяток яиц, погуляет в заведении у водокачки, и у него еще останется рубль на оплату штрафа.

- Хорошо бы так. Но теперь штраф легкий, а наказание суровое. Оштрафуют тебя, скажем, на рубль, а заставят носить по копейке в Оргеев... Километров сорок пять. Но ничего, я загляну в органы, к Гончаруку... Просил меня занести список кузистов... Мы с ним и потолкуем! - понимающе усмехнулся Горя. - Мы не первый день знакомы, кое-что удастся провернуть. Каждый базарный день, как захочется хорошей папироски, наведываюсь к товарищу... Он любит с голубями возиться... С супругой меня познакомил... Культурная женщина!

Сказав это, Горя помахал нам рукой и мгновенно скрылся среди лавчонок, как иголка в стоге сена.

5

Верно сказано: человек свыкается с лихом, как цыган-коваль с искрами. Большого хлеба и арбуза, такого, что еле дотащишь с рынка, мне вполне хватало на целый день. Школьные дела шли как по маслу. Какие-то цынцаренские девушки даже делали мне комплименты на оргеевско-французском наречии... лишь бы дал им списать решение задач.

Трех рублей на арбузы и лакомства хватало на неделю. При интернате открылась столовая. Каждый из нас принес туда по десаге фасоли и столько же - картофеля, немного лука, подсолнечного масла, а воду мы приносили бадьями из придорожных колодцев близ интерната. Спали с открытыми окнами. Закрывали их только на заре, потому что назойливая буренка повадилась просовывать морду в окно и мычать: просила, чтоб подоили.

Правда, поначалу были кое-какие передряги. Но мы быстренько от них освободились: некий поповский сын выудил в тарелке с фасолью кусок портянки и в сердцах покинул интернат. Перевелся в школу в Оргеев: это, мол, гораздо ближе к его селу.

От сына чулукского дьячка мы тоже быстро и легко избавились: раза три сделали ему "почту" - всунули полоски бумаги между пальцами ног, когда спал, и подожгли. И он убрался восвояси - перешел на частную квартиру. Теперь мы могли спокойно делать уроки: остальные поповы и дьяковы сынки не имели склонности писать ноты и реветь во все горло, пробуя голос. Остался, правда, еще один, очень забавный парень. Он получал от папаши из Донбасса по два-три раза в месяц полпуда сахара и не успокаивался, покуда не выпивал его с чаем. А потом держись: так гремел по ночам, что чихали даже мы, привыкшие чистить коровники и конюшни! Пришлось выставить его кровать в коридор, ближе к девушкам. Может, постесняется и не будет дуть столько чаю!

При всем интернатском веселье меня нередко охватывала тоска по дому. Повстречаю кого-нибудь из сельчан, и кажется, будто это своего брата Никэ увидел.

Однажды наведался в гости бадя Василе. Привязал лошадей к столбу, зашел ко мне. Не с пустыми руками. Я очень обрадовался гостинцу матери.

- Здесь, значит, прячетесь от сапы?

- Здесь... А вы в город?

- Еще дальше...

- Из-за суда с Вырланом?

- С судом давно покончено. Помирились. Объяснили нам, что, если не кончим тяжбу, обоих заставят по неделе возить камень...

- Куда же вы теперь?

- Возить камень.

- Не пойму...

- А что тут понимать? Мобилизовали меня возить камень, только и всего. Дают человеку норму, а ты ее выполни хоть за один день, хотя на месяц растяни... Лишь бы норма!

- Отцу тоже норму дали?

- Конечно. Он еще на прошлой неделе поехал. Поэтому тетя Катинка попросила навестить тебя, передать угощение.

- Хорошо, что урожай собрали. Теперь можете и ехать... Мы со школой тоже каждое воскресенье помогаем строить шоссе.

- У нас теперь всякие разнарядки и нормы. Да, чтоб не забыть. Тебе письмецо от... знаешь от кого? - прервал себя бадя Василе, заметив, что ребята навострили уши. Вынул письмо из нагрудного кармана, засмеялся по-пастушески громко.

Мои приятели, "апостолы Петр и Павел", так я называл этих двух саратенских ребят, вскочили в одних трусах и подбежали взглянуть на послание. Хорошо, бадя Василе догадался выручить меня:

- Может, хочешь повидать Митрю и Вырлана? Пошли со мной, наши телеги рядом.

В эту минуту раздалось оглушительное мычание коровы. Опять забыли закрыть окно, скотина просунула голову и стала жевать брюки одного из наших ребят.

Я воспользовался заминкой, вышел проводить бадю Василе до Соборного сквера. Там я мог не спеша прочесть письмо.

Не знаю, сколько вечеров кряду писала его Вика. Но уверен, если нынешней осенью она напишет еще одно такое послание, у тетушки Ирины не останется, пожалуй, в доме ни клочка гладкой белой бумаги.

"Написано письмо 27 октября...

В первых строках могу сообщить, что люблю тебя и целую... Пусть мое маленькое письмецо застанет тебя в добром настроении и в здоровье!..

У нас осень на исходе, в селе много свадеб - скоро рождественский пост. Митря кланяется тебе и желает здоровья, оно всего дороже.

Работы в поле поубавилось. Клуб теперь открыт почти каждый вечер.

Почему не приезжаешь, Тоадер?

Ты говорил, что должен был приехать в прошлую субботу, я ждала, а ты не появился. Аника говорит, что зря я тебя жду. Ты пошел по другой дороге... И жизнь есть жизнь! Сроду так было: по мешку и заплата. Но я не верю Анике. Только дразнить меня умеет. Сколько раз ни справляют свадьбу в селе, приходит и настраивает меня - не жди... Мол, кто сиднем сидит, к тому счастье не спешит. Видела я недавно деда Тоадера. Угощал Лейбу своим вином. Боюсь, прощались они навсегда. Лейба, говорят, перебирается в Бельцы, к своей дочери.

Не знаю, интересны ли тебе эти новости. Может, скучно? Я их опишу на отдельном листке. Теперь новости у нас каждый день...