Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены)

Однако вскоре Давыдов почему-то передумал. Встретившись со мной в коридоре, спросил: "Вы еще заявление не подали? Я же должен на нем что-то написать..." Он взял у меня заявление и сказал, что идет к начальству по другим делам, а заявление мое передаст завтра. С этим я и ушла из института. Было это около часу дня.

И вдруг около шести вечера (Александр Исаевич только что ушел в церковь) - телефонный звонок:

- Мне Александра Исаевича.

- Кто просит?

- Кожевников из обкома.

- Его нет дома.

- Наталья Алексеевна?

- Да. Здравствуйте.

- Я слышал, вы заявление подали? (Вот так так: Николай Иванович только завтра собирался его передать ректору, а в обкоме о нем уже известно!..)

- Да. Очень плохо себя чувствую. Прошу длительный отпуск - не дают.

- Я хотел бы увидеть Александра Исаевича.

Я пообещала Кожевникову передать об этом Александру Исаевичу и утром позвонить. Я хочу, чтобы муж пошел в обком. Я вспоминаю свой разговор с Кожевниковым в декабре 1966 года, его удивление, что к нему обратилась я, а не сам Александр Исаевич, его готовность помочь ему. Я хочу этого тем более, что в Рязани продолжается антисолженицынская кампания: кого-то уволили с работы за то, что побывал у Солженицына; одна преподавательница основ марксизма-ленинизма радиоинститута сказала, что многие хотят, чтобы Солженицына как можно скорее изолировали; один выступавший в Рязани московский лектор сказал, что "Раковый корпус" - нагромождение ужасов, что, кто и не болен раком, - прочтя, заболеет.

Однако, когда муж услышал о звонке Кожевникова да еще о моем обещании ему позвонить,- он взорвался. "У тебя не хватает масштабности!" возмутился он.

На следующее утро его телефонный разговор с Кожевниковым все же состоялся (под магнитофон, записавший все реплики Александра Исаевича). Магнитная лента - не у меня, но суть разговора была перенесена мною в дневник. Александр Исаевич отказался прийти к Кожевникову, выставив к тому же два препятствия: 1) то несправедливое, что о нем говорят в Рязани, в том числе первый секретарь обкома; 2) все равно, ни одного связанного с ним, Солженицыным, вопроса они с Кожевниковым и вообще в Рязани не разрешат. Сказал, что предпочитает встретиться с Кожевниковым не в кабинете, а публично, в Рязанском отделении СП.

Тон, которым Солженицын говорил с Кожевниковым, был дерзок. Все это было мне крайне неприятно. Но как было мне его удержать: ведь у меня "не хватало масштабности"!..

Вскоре Александр Исаевич уехал в Москву: рвется на нашу дачку. Надеется, что там сразу почувствует себя лучше физически и будет еще успешней работать. Говорит, что, пожалуй, закончит "Р-17" 22-м годом. Всего будет четыре тома: Февральская революция, Октябрьская революция, гражданская война и выбор путей. Архитектурно все готово.

Итак, начал по-серьезному писать свой новый роман Александр Исаевич в марте 69-го в Рязани. Продолжит его в нашей Борзовке. То ощущение, которое создалось у моего мужа после посещения Виктора Луи, что наша дачка как бы осквернена, уйдет вместе с весенними водами. Весной наша Борзовка всегда затоплялась. Мимо дома мчался настоящий поток, вода даже заходила в дом, оставляя на полу тонкий слой ила. Этим смывалось все чужеродное, побывавшее там. Подобно Ноеву потопу, о котором сказано: "Господь водою потопа как будто смыл все грехи с земли, и на ней снова началась жизнь".

Глава VII

ПИШЕТСЯ "АВГУСТ ЧЕТЫРНАДЦАТОГО"

17 апреля муж позвонил мне из Москвы.

- Молоко пил?

- Да.

- Головокружение прошло?

- Да.

Это означало, что он уже побывал в Борзовке. Договорились, что через день я тоже к вечеру приеду туда на три дня.

Накануне отъезда услышала по Би-би-си, что вторая часть "Ракового корпуса" в Англии - бестселлер. Это редко бывает с переводными книгами. "Круг" в США тоже пятый месяц продолжает оставаться бестселлером!

Успев утром пройти техосмотр нашего "Дениса", днем я в Москве. Созваниваюсь с Вероникой и встречаю ее и любимицу свою Лилечку, ее младшенькую, на Киевском вокзале, откуда мы втроем едем во Внуково, чтобы посмотреть тот дом, в котором нам предлагают с Александром Исаевичем жить зимой.

От станции идем лесом. Потом начинаются дачи. Вот и красиво расположенный на склоне дом.

Хозяева очень приветливы. Нам готовы предоставить в распоряжение второй этаж. Но, увы, ключ от входа туда потерян... Это не смутило. Чтобы я посмотрела наши предполагаемые будущие апартаменты, не останавливаются перед тем, чтобы взломать замок. Комната наверху - просторная, с камином, но темноватая. Из нее - выход на огромную полукруглую веранду, с которой открывается чарующий вид.

Вечером я- в Борзовке. Рассказываю мужу о Внуковской даче. Но он встречает мой рассказ без особого энтузиазма. Это - запасной вариант. Ростропович настойчиво предлагает жить у него на даче, в Жуковке. Вот поедем туда летом, посмотрим, сравним... А пока ему даже сейчас, когда природа еще спит и из земли только начали вылезать стебли нарциссов да тюльпанов, очень хорошо в Борзовке.

В те дни, что я была там, установилась мягкая, теплая погода. Солнце то выглянет, то спрячется. Работали на участке. Гуляли по лесу. Пилили там ель. Остальное время Александр Исаевич занимался у себя наверху за любимым столом (работая над Лениным). Я же хлопотала по хозяйству.

Вернувшись в Рязань, обнаружила письмо из Нью-Йорка. Это было официальное извещение, что Солженицын избран почетным членом Академии искусств и литературы!1

1 Позже, 3 июня, мы услышим по Би-би-си, что Американская академия искусств и литературы избрала своим почетным членом в этом году русского писателя Александра Исаевича Солженицына.

Вскоре ко мне в Рязань приехала одна московская знакомая, достаточно компетентная в ведении архивных дел, которую очень интересовало содержание наших папок. Она нашла, что мое "секретарское хозяйство" очень неплохо поставлено. Ей не составило труда найти те письма и документы, которые ее более всего интересовали. Пожалуй, я впервые по-настоящему ощутила нужность и необходимость того, что я делала все эти годы, начиная с осени 62-го года, когда был напечатан "Один день Ивана Денисовича". Я дала прочесть посетительнице начало своих, как я их условно называла, "Записок", главу "Признание". Она вполне одобрила и советовала продолжать.

К 27 апреля жду мужа. В этот день год спустя мы отметим 25-летие нашего супружества. Но и к 24-летию мы получили неплохой подарок: ведь мужа избрали почетным членом Американской академии! По приезде он тотчас же написал ответ, который я сдала заказным письмом с обратным уведомлением.

28 апреля я в последний раз занимаюсь со студентами. Перед началом занятий меня вдруг окружили сотрудники и вручили прощальный подарок конфетницу-лодочку из хрусталя, чем немало меня смутили: ведь я не устраиваю проводов...

Прощай, мой институт, в котором я проработала 20 лет! Прощай навсегда! Теперь ты не будешь больше держать меня цепями в Рязани...

29 апреля без приключений мы приехали на сильно загруженном "Денисе" в Борзовку.

В Рязани Александр Исаевич был раздражителен, в пути стал добреть.

- Душа расширяется, а была сжата, - объяснил он.

После Борзовки город ему особенно невыносим...

Год назад мы приехали в Борзовку тоже 29 апреля. Тогда природа уже проснулась. Нас встретил распустившийся "царский", как я его называла, нарцисс. В этом году все позже. Но все равно хорошо! Воздух, который хочется пить!

Походили по участку, решали, что делать завтра. А позже любовались полной луной.

30 апреля было первым днем моей свободы, которую я так ждала! Погода, казалось, ликовала вместе со мной. День - сказочный! Голубое небо, ни единого облачка, легкий ветерок, теплынь, 23°! Расцвела первая красненькая маргаритка. Из земли уже заметно поднимаются стебли тюльпанов и нарциссов. Среди дня Александр Исаевич даже окунулся в нашу речушку.

Он сейчас отвлекался от основной работы. Повозившись на участке с утра, с увлечением читает за столиком у Истьи сборник "Вехи", не переставая восхищаться.