Убежище

Феликс затравленно оглянулся: "Нам надо поговорить, Таня." "Говори." "Но... не здесь же!" "Нет здесь. Тут моя мама и мой любимый сосед. Он ветеран обороны Ленинграда и нечеловечески добрый старик. Вполне достойная аудитория для нашего с тобой объяснения в любви." "Как тебе угодно... Со мной говорила моя мама..." "Серьезно?" "Не фиглярничай. Ты и так едва не свела ее в могилу." "Но не свела же пока? Или она говорила с тобой уже из могилы? Нет? Я счастлива. Хоть одна хорошая новость. Дальше."

"Дело гораздо серьезнее, чем ты думаешь. Дело не в моих или твоих родных. Дело во мне лично. Я пришел тебе сказать, что я понял мою ошибку... что я сам в тебе сейчас глубоко разочарован... Ты не просто обманула меня, ты напала на самого любимого мною человека, на мою мать... Которая, в отличие от этой вздорной особы..."

"Вон той?" -- показала я на окаменевшую на мгновение мою маму. "Естественно... которая не стоит..." "Минутку! Савелий Кузьмич, как отвечает уважающий себя офицер на оскорбление своего единственного друга?" "По морде, как же еще, - закипел ветеран, боком приближаясь к нам. -- Вот я ему как сейчас..." "Вам еще руки марать. Я сама!" Феликс отшатнулся от звонкой пощечины: "Это тебе за маму!" Вторая пощечина заглушила испуганный визг мамы: "А это за яйлу..."

"Таня! -- догадался он наконец ставить блоки моим ударам. -- Прекрати, а то я дам сдачи..."

"Если он тебя ударит, - в восторге кричал кошачий палач, - я ж его прям на месте насмерть застрелю со своего именного "вальтера"..."

"Ты пожалеешь, - тотчас ретировался мой любимый. -- Ох, как ты пожалеешь, Смирнова!.." Хлопнула дверь. "Танечка, ты настоящая ленинградка, - Савелий Кузьмич жал мне руку. -- Так их, фашистов! Мы им не беззащитные арабы, нас не запугаешь..." "Экий вы наблюдательный, - ехидно процедила я. -- Только человек вошел, а вы уже его нацию достоверно знаете. Сами-то не из добреньких." "Танюшечка, - плакала моя мама. -- Да он же ангел по сравнению с твоим... Он же только кота живьем сварил. Кота, а не живого человека!.."

***

Электричка остановилась у станции "Никольская", высадила нас с мамой и весело простучала куда-то в утренний туман. Мы спустились по лесенке и пошли к больнице имени Кащенко, где хранился без срока мой отец. Сегодня он был расконвоирован и сам ждал нас у проходной -- неестественно худой, желто-бледный, но его голубые глаза сегодня были удивительно ясные.

"Я хочу, дочурка, чтобы ты познакомилась в Гельмутом Куртовичем, сказал он сразу после первого приветствия. -- Это наш новый завотделением. Он чистокровный русский немец и умнейший человек." "Он надеется на твое выздоровление? -- выкрикнула я безумную надежду. -- Где он, я хочу с ним немедленно поговорить." "Мое выздоровление? Вряд ли он так наивен. Нет-нет, он высокий профессионал. На это он надеяться не может. Он надеется предотвратить твое повторение моей судьбы... У меня тоже начиналось точно с таких приступов, что ты маме описала в письме. Он полагает, что тебя еще можно спасти."

"Хорошо, - похолодела я. -- Не допустим наследственного безумия в нашей семье. Где твой Гельмут?" "Он ждет нас у себя дома." "В Ленинграде?" "Да нет. Тут, в Никольском. Вон там поселок врачей нашей больницы."

Гельмут Куртович был похож скорее на еврея, чем на белокурую бестию германского эпоса. Говорил он тихо, без конца покашливая и посмеиваясь. Его можно было принять за психа куда скорее, чем меня или даже папу. Разговор был на балконе с видом на ельник и озеро за ним. Нам никто не мешал -- мамой с папой занялась в квартире врача его глазастая и смешливая жена, оказавшаяся чистокровной, да еще бухарской еврейкой. Там взрывался без конца ее смех, слышалось хихикание моей мамы и скороговорка папы. А мы просто разговаривали о моей жизни.

Этот человек не зря получал свою зарплату. Как умело, тактично и ненавязчиво он выспросил абсолютно все, включая события всерашнего дня, как точно все резюмировал, какие удивительно меткие наводящие вопросы задавал! Перед ним мне было почему-то не стыдно раскрыть самые интимные подробности моих отношений с мужчинами. Наконец, он осторожно похлопал меня по колену и сказал: "Вам ровным счетом ничего не грозит из того, что случилось с вашим отцом. И знаете почему? Вы сексуально раскованы. Оставайтесь такой всегда. Его психоз начался еще на фронте из-за острой тоски по любимой жене, которой он не мог и мыслить хотя бы временную замену. К тому же, он был уверен в аморальности мастурбации, что в корне противоречит медицинским показаниям для таких страстных натур. Ведите, Таня, максимально активный образ половой жизни, не зацикливайтесь на одном патнере, если он вам недоступен. Вы потеряли вчера вашего Ф., или уверены, что потеряли. Это неважно. Не сожалейте о нем в сексуальном плане. Как можно раньше найдите ему замену. И по возможности ведите себя впредь вообще так же раскованно, как до сих пор и в деловых отношениях. Любая сдержанность, подавление любых своих эмоций вам противопоказаны. Хотя, повторяю, не больше, чем любому другому человеку. Никакой наследственной предрасположенности к психическому заболеванию я у вас не наблюдаю."

"А папа? Мы можем надеяться на облегчение, если не выздоровление?" "Как ни странно, слабая надежда есть. Если мне будет позволено главврачом провести с ним эксперимент по мелотерапии." "Какой терапии?" "Лечение музыкой. Это мое личное изобретение, но оно пока не нашло одобрения в минздраве. Недавно я докладывал этот метод на международной конференции, и швейцарский коллега меня горячо поддержал. Недавно я получил от него письмо, что он осваивает мой метод с удивительными результатами." "Вы не шутите? Какой музыкой? Классической или современной?" "Не буду вас утруждать подробностями. Пока же моя Фаина дает ему вроде бы просто уроки игры на рояле, она у меня кончила в Сибири консерваторию. Не скажу, что у Алексея Ивановича есть музыкальное дарование, но он не безнадежен. И я потихоньку, так сказать, подпольно, его готовлю к эксперименту. Конечно, мне нужна аппаратура, которой пользуются в Швейцарии, но и живой музыкой мы уже кое-чего достигаем."

"Гельмут..." "Просто Гельмут, Танечка." "Это, надеюсь не связано с вашими рекомендациями о раскованности, - прищурилась я на него. -- А то я могу и не поверить всему прочему." "Как угодно, - буравчики его черных глаз бесстрашно выдержали мой взгляд. -- Не в моих правилах уходить от пикантных приключений. Тем более с такой прекрасной женщиной, как вы. Но сейчас речь не обо мне. Вам надо поскорее найти достойную замену Ф. Вы слишком зациклились не просто на нем, а на специфике вашего с ним общения. Я отнюдь не призываю вас к распутству, но не разбивши яица не сделаешь яичницу. Пробы и ошибки, пока не достигнете результата. В этом ваш путь к выздоровлению. Психически вы и так здоровы, Таня. Вы страдаете нервным заболеванием, от которого вам прописали, на мой взгляд, оптимальное средство. Вот и все с вами, - он встал их своего старомодного плетеного кресла. -- А с папой дайте мне месяц-два. Я надеюсь на успех. Но -- ему ни слова."