Убежище

А что? Вот это идея! -- даже зажмурилась я. - Будь я поумнее и поподлее, не упустила бы своего шанса. Пошла бы на этот ужин специально, чтобы охмурить отставного полковника. Это же так просто делается. Всего то и делов -- "по рассеянности" блузку не застегнуть. А потом случайно наклониться над ним и плеснуть чем надо в глаза. Я сейчас в расцвете, в теле, формы сработали бы на убой, особенно, если такой загар еще и полоской белой кожи подчеркнуть.... Полковник тут же одуреет от неслыханной свежатинки с девчатинкой. А дальше и того проще. Я его отбиваю у, мягко говоря, недоброжелательной ко мне Казимировны, и вот этого холеного сынулю с его Диночкой лишаю кредита! Пусть живет на свои референтские сто десять в месяц. Внучке или там внуку, так и быть, отслюню тридцатку в месяц на конфеты. Софочке же мы с Арнольдычем от нашего дома с садом, естественно, грубо и веско откажем. И вообще нафиг нам дом в Севастополе! Что я там забыла? "Молодого" мужа я увожу в свое убежище. Там за стоимость севастопольского дома такой можно особняк купить на Седанке! И на яхту останется, колин бот обогнать с приветом. Вот всем сразу и отомщу. И всего-то что от меня требуется, так это во-время над ним наклониться на этом е.. пардон званном их ужине.

***

На улице моросило. Мы раскрыли зонты. Даже в костюме и плаще было зябко. Феликс долго не решался взять меня под руку. Не спрашивал, куда я его веду, не предлагал никакого маршрута. А, собственно, куда это я могла еще вести в "родном Ленинграде" любимого человека, кроме как в свою конуру среди еще четырех таких же комнат для семей граждан великого города в нашей квартире. Таких ленинградцев второго сорта две трети его населения в своих коммуналках и общагах.

Короче говоря, мы свернули на мою Дровяную и оказались в этом аду, который я, по мнению профессора Антокольского, должна считать любимым городом, а, по не менее уважаемому и очень императивному мнению такого интеллигентного до поры до времени Андрея Сергеевича -- своей единственной и любимой Родиной. За эти вот вечно закупоренные годами из-за смрада с помойки двойные рамы я должна была при случае лечь моим прекрасным телом на подходящую, с точки зрения родной партии и не менее обожаемого правительства, амбразуру, чтобы Казимировна могла меня презирать уже посмертно...

Судя по всему, однако, не только она. Эйфории Феликса хватило только до нашего жуткого двора. Он, весь дрожа, обнимает меня, целует и отстраняется. "Прости меня, Таня, но туда я не пойду. Это выше моих сил! Думай обо мне что хочешь, но я никогда не смогу еще раз пересечь этот двор!.."

"А чего тут думать, Ильич, - беру я себя в руки. -- Пообщались, вспомнили старую яркую любовь и будет с нас. Спасибо, что хоть проводил. Каждый может только то, что может. Тебе тут действительно не место." "Тебе тоже, Таня! -- горячо заговорил он. - Забирай с собой свою маму и никогда не входи сюда!" "Какой же ты заботливый, любимый. Вот уж кому спасибо, так это тебе!.. А ты бы у нее спросил. Или хоть у меня, предлагала ли я моей единственной в этом мире родственнице такой вариант. Уж так работать как в своем гастрономe, она бы смогла и во Владивостоке. Ей уже лет пятнадцать не нужен ни Эрмитаж, ни Дворцовая набережная, ни вообще это ваше Петра творенье. Вот эта достоевщина, а не респектабельный Ленинград профессора Антокольского и референта Дашковского - и есть ее родина, с маленькой буквы. До свиданья, Ильич. До понедельника. Привет жене и всем приличным людям на званном ужине."

Теперь была моя очередь стучать каблуками по нашему проклятому двору, а его -- смотреть на меня издали, пока я на захлопнула за собой дверь нашего подъезда с выцарапанным на ней лет десять назад коротким и емким словом...

Когда я выглянула сквозь грязные стекла, Феликса в проезде уже не было.

***

Мама тревожно и близоруко щурилась на меня, одеваясь у зеркала нашего шкафа -- идти на свою постылую опасную для полуслепого человека работу. "Что-нибудь случилось, Танюшечка? -- жалко спросила она. -- Тебя обидели?" "Что ты, мама! Наоборот, пригласили в аспирантуру. Сам Антокольский меня принимал в директорском кабинете, представляешь?" "А что? Почему бы не принимать? Ты инженер, талант, красивая женщина... А плакала тогда чего? Я же всегда вижу. И носик твой для меня с детства барометр. И глазки совсем потемнели. Неужели Фельку твоего встретила?" "Встретила, мамочка. От него как от смерти не уйдешь!.." "И он тебя, конечно, снова предал?" "Он не может меня уже предать. Он женатый, скоро ребеночек родится. Проводил до самого нашего милого двора и..." "Зайти побрезговал!.. Не для нас с тобой такой парень, Таня! Он совсем другой, пойми..." "Ладно, мама, - сменила я тему. -К папе нельзя в эти дни, что я здесь?" "Можно, - расцвела она. -- Как славно, деточка, что ты о нем спросила! Я все думаю, спросит -- не спросит. И про себя решила -- не спросит, так и не надо!.. В воскресенье ему дали со мной свидание." "С нами, мама! Я так рада!.."

***

Но до воскресенья еще надо было дожить с этой пятницы... Мама ушла во вторую смену. Я переоделась в домашнее, сделала уборку, вымыла окна у нас в комнате и на общей кухне под ворчание Тамары Леопольдовны. Но было светло и рано, а девать себя решительно некуда. Тем более, что опять на меня накатило...

Мой Феликс ушел от меня к своей жене. Я села на наш плюшевый диван и охватила голову руками. Все поплыло перед глазами.

"Сестренка, нет страшного на свете. Все рано или поздно решается в этом мире в ту или в другую сторону. Иди и забери его! Увези сюда к нам. Только он тебя, ей-Богу, не стоит..."

"Это подло с твоей стороны, Смирнова, и не по-комсомольски! Впрочем, я лично от тебя и не ожидала ничего другого. Иди же! Иди, если у тебя нет ни совести, ни самолюбия. Тебе же сказали, что он любит свою жену все сильнее, а после рождения ребенка вообще о тебе забудет. Иди, разрушай решившую стать счастливой семью, твори зло, потом раскаешься, но будет поздно. И он раскается и тебя же, стерва, водненавидит..."

"Танька, иди ты!.. Вот это номер... Даже не знаю, что вам и сказать, поросятам..."

"Так у тебя вообще мужика не будет в жизни! Плюнь, не сомневайся. Она тебя, а ты ее. Я именно так Коленьку моего и получила. Иди прямо туда, Таня, будь решительнее, за любимого мужика надо драться!"