Тень Курска, или Правды не узнает никто

Об обещанном Президентом повышении денежного содержания с 1 декабря на 20 процентов военнослужащие не хотят даже говорить, так как оно ровным счетом ничего не решает. Тем более, что с 1 января все категории военных уже будут облагаться подоходным налогом. Компенсация, вопрос о которой все ещё находится в стадии решения, тоже вряд ли спасет военных от нищеты. Нужно повышение денежного содержания как минимум в 2 раза, чтобы оклад офицера хотя бы сравнялся с окладом уборщицы из Центробанка... Но и это не решит основных проблем нашей армии, в которой сегодня служит 93 тысячи 700 бесквартирных кадровых офицеров..."

Еще в одном номере был помещен небольшой материал Исламовой под названием "Недокомплект", в котором академик Михаил Иванович Руденко говорил ей:

"...Есть ещё один момент, который, на мой взгляд, тоже имеет прямое отношение к трагедии в Баренцевом море. Нам говорят, что на "Курске" был опытнейший экипаж, недавно с блеском выполнивший в автономке какую-то сложную боевую задачу. Но позвольте: тот экипаж вернулся из плавания осенью прошлого года. А на момент выхода на учения картина была совершенно противоположная: командиру "Курска" Лячину пришлось выходить в море со "сборной" командой, да и ту не удалось как следует укомплектовать. Из-за этого и "плясала" в первые дни после трагедии цифра о числе погибших: то 107 человек, то 130, потом дали "среднюю арифметическую" - 118.

Дело в том, что лодка "Курск" относится к третьему поколению АПЛ с крылатыми ракетами. Существуют две модификации подобных субмарин - проект 949 и 949-А.

Комплектация экипажа проекта 949 - 107 человек, а проекта 949-А - 130. АПЛ "Курск" относится к проекту 949-А, и полный экипаж составляют, соответственно, 130 человек. Причем лишних, запасных на подводной лодке не бывает - каждый по боевому расписанию выполняет определенные обязанности на своем посту. А если в море пошло всего 118 человек, да ещё двое из них представители завода "Дагдизель" и пять человек - из штаба флота, то, выходит, что на "Курске" на момент аварии 19 боевых постов оказались без специалистов. Еще десять боевых постов были "закрыты" моряками, спешно набранными из других экипажей - скорее всего, молодыми матросами без достаточного опыта службы. Итого - 29 "дыр". В экстремальной обстановке это могло иметь решающее значение..."

- Да-а, - кивнул я, прочитав этот материал, - такие публикации руководству ВМФ, конечно, не должны были понравиться, ведь это делает виновными в гибели "Курска" не кого-нибудь, а именно их.

- Это ещё ничего матерьялец, а ты вон её интервью с Дыгало прочитай, там она на них уж совсем откровенно наезжает... - и он кивнул на лежащий передо мной номер газеты.

Машкино интервью с пресс-секретарем ВМФ Игорем Дыгало носило красноречивое название "Дно национальной безопасности" и имело подзаголовок: "Оттуда не поднимут никого". Начала она свой разговор с пресс-секретарем с рассказа о норвежском священнике Скауте, который был потрясен, узнав, что объявленные нашим руководством "погибшими в первые секунды взрыва" русские подводники оставались живыми ещё почти трое суток, и таким образом он молился за упокой души ещё живых моряков.

"- ...Скажите, легко хоронить живых? - спрашивала она, откровенно ища скандала.

- Вы задаете вопрос, который предопределен вашим уже сложившимся убеждением. Меня больше всего в этой трагедии поразил момент, когда плачущей жене Колесникова журналисты совали в лицо микрофон. Грязный прием...

- Вы приводите для справки мерзость ещё большую? Но я обращаюсь не к родственникам - к вам. Такое ощущение, что нашей власти ребята были нужны только мертвыми. Путин дал президентское слово ПОДНЯТЬ ТЕЛА, а не СПАСТИ ЖИВЫХ... Говорят, о записке Колесникова стало известно лишь потому, что из-за нелетной погоды тела не смогли переправить в охраняемый спецслужбами патолого-анатомический центр в Североморске.

- Это ваше предположение. Я же думаю, что решение приняло мое командование, поскольку в записке ценная информация, и она войдет в число материалов следственной комиссии. В вопросе вы употребляете недопустимое лично для меня слово "говорят". Опять ссылки на какие-то источники. Не надо делать из погибших подводников разменную монету в политических спорах.

- То есть для вас эта записка всего лишь документ?

- Меня поразило, что человек, находящийся в таких условиях, смог найти в себе мужество написать эту записку.

- Этот человек носил такую же форму, что и вы... Совсем недавно вы мне вполне искренне говорили, что до последнего надежда была. И вот, они были живы до последнего. Но вы даже их "SOS" назвали "техническим шумом, похожим на Морзе".

- О том, какие звуки были слышны, каков их характер, скажет в выводах правительственная комиссия. В дни трагедии журналистам предоставляли информацию непосредственно из района спасательной операции. Именно она озвучивалась в прессе и на телевидении. Сейчас не время рассуждать и строить предположения по поводу того, что содержится в записке Колесникова. Во-первых, я не специалист, во-вторых, об этом смогут сказать только те лица, которые подробно исследовали эту записку, то есть эксперты.

- Вы боитесь сказать что-либо, не согласованное с вашим командованием?

- Это не страх. Мое убеждение - информация военного ведомства не терпит отсебятины. Военное ведомство должно иметь жесткое право предоставлять информацию только такого характера, который не навредит системе безопасности.

- Судя по вашим словам, мы не можем всеми нашими гидроакустическими средствами ВМФ супердержавы отличить технический шум от морзянки?

- Это не всегда отчетливо можно услышать. Вы представьте, люди находятся в прочном корпусе. Между ними и водой целое межкорпусное пространство и легкий корпус. Соответственно, стуки должны пробить всю эту толщу.

- Безнадежно, вы хотите сказать?

- Я, как противолодочник, занимался задачами поиска и обнаружения подлодок. Я выходил в море неоднократно. Бывает так - акустик докладывает: установлен контакт с подводной лодкой, а через час мы устанавливаем, что этот контакт ложный. Какие-то шумы.