Имена

- Алло? Мила? Ты не составишь мне компанию. Я хочу поесть, но дома у меня пустой холодильник. Мясо я готовить не умею, а в кафе идти один не хочу.

Десятью минутами позже, Гоша стоял перед квартирой Милы.

- Помню, когда совсем маленький был, сильно гриппом белел. И вот все в детдоме поправились, один я остался. Лежал я отдельно от всех. Мне таблетки какие-то тогда давали три раза в день. И вот мне говорят как-то вечером: иди, принимай таблетки. У меня температура. Все перед глазами расплывается. Собравшись с силами, я встал. Прошел по коридору в кабинет медсестры. У нее на столе вместе с одной знакомой мне таблетки, лежала еще половинка другой, маленькой таблетки клафелина. Я положил их в рот и запил водой, из стоявшего рядом пластмассового стаканчика. Прошло ровно столько времени, сколько надо было, чтобы дойти обратно до кровати. Я залез под одеяло, а потом слышал отдаленные голоса, крики. Я слышал, как меня тормошили, но я уплывал. Мне было так хорошо. Потом приехали врачи. Меня обернули простыней, чтобы я не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Крепкие мужские руки подхватили меня, а женские запихнули мне в рот трубку. Не помню, как я уснул, но проснулся в больнице. Там было много света. Пришла медсестра, одела меня в чистую пижаму и разрешила играть с другими детьми, которых там было не мало. Они были намного добрее тех, с кем я жил. Я плакал, когда меня вечером на троллейбусе везли обратно в детский дом... А ты классно готовишь.

- Спасибо, - улыбнулась Мила. - У тебя красивые глаза. Красивые, грустные глаза.

- Да, нет, - смутился Гоша. - Вовсе они не грустные.

Ночные клубы, они все одинаковые. Дорогие шмотки, дорогая выпивка, дорогая любовь и не менее дорогая ненависть. За все это здесь готовы платить немалые деньги. Здесь самые красивые девушки превращаются в проституток. За бокал мартини они позволяют парням залезать к ним в трусики во время танца, а за дешевые сережки отсасывают в ближайшем подъезде. Здесь парни, брызжут слюной, выискивая самку для совокупления. Запах денег повсюду. Он впитывается в тебя почти сразу. Ты забываешь, кем ты был всего лишь пять минут назад. Все равно, что происходит вокруг. К утру ты потеряешь все: деньги, трезвость, самоуважение.

Огромный охранник, похожий на обезьяну, в черном костюме обыскивал Гошу. Обыск носил чисто формальный характер, но все равно было неприятно.

Миновав охранников, Гоша проследовал за остальными в клуб. Лучи стробоскопов ударили в лицо. Рев виниловых ритмов ворвался в сознание.

Внизу находился танцпол. Потные тела в неоновых лучах сливались в одну массу, с ревом несущуюся в пропасть. На противоположной стороне, перед танцполом, была сцена, на которой танцевали сразу две стриптизерши, каждая на отдельном шесте.

Наверху, где стоял Гоша, отдыхала совсем другая публика. Они пришли сюда не ради танцев, а для самоутверждения. Для компенсации всех унижений и неудач, случившихся в детстве. Только здесь они могут вновь почувствовать себя людьми. Ощущение того, что они замечательно провели время, надолго останется в памяти в качестве ложных воспоминаний.

Вся компания уселась в дальнем углу на кожаном диванчике.

- Я хочу мартини! - только сев, сказала Марина. - Я не могу ничего пить кроме мартини. Или вино. Хорошее. Но здесь такое вряд ли будет. Я когда в Париже была, так вот там я пила хорошее вино. Хотя я туда больше не поеду. Представляете, там на Эйфелевой башне не работают мобильные телефоны.

- Ребята, а сигареты у кого-нибудь есть? - спросила другая девушка.

На стол легла пачка.

- Ой, нет! Я такие не буду. Мне нравятся с ментолом. Надо заказать.

- Гоша, ты пить с нами будешь? - спросил Юра.

- Буду.

- Виски или коньяк?

- Водку, - ответил Гоша.

Он попросил официантку прежде, чем нести ему водку хорошенько ее остудить; а вместо стопки, принести стакан и кусок черного хлеба. Все посмотрели на Гошу, но ничего не сказали. Когда принесли его заказ, он налил полный стакан водки, а сверху накрыл его куском хлеба.

- Ты это пить собрался?

- Да, - ответил Гоша.

Подождав, пока все наполнят свои бокалы, Гоша убрал кусок хлеба со стакана и, не останавливаясь, выпил всю водку, ни чуть не поморщившись. Перевернув стакан вверх дном, он поставил его на стол.

- А хлеб зачем? - удивленно спросил Юра.

- Традиция, - ответил Гоша и откусил кусочек хлеба.

Время, как густой, липкий мед с ложки, нудно тянулось, бесследно растворяясь в вечности. Выпив бутылку водки, Гоша не чувствовал приятной расслабленности в теле, голова не кружилась, словом, ни малейшего намека на опьянение. Чего нельзя было сказать об остальных. Девушки, перебивая и споря друг с другом, рассказывали о преимуществах, никого не интересовавших из присутствующих представителях мужского пола, средствах по уходу за волосами. В коротеньких промежутках между пьяными женскими голосами, не менее пьяные мужские голоса, вставляли свои реплики, еще более тупые и бессмысленные, чем рассказы о средствах по уходу за волосами.

Подобная человеческая глупость, ярким примером которой была вся эта компания, пробуждала в Гоше бессильную злобу; по большому счету, он понимал, что над всем происходящим надо смеяться, но не мог ничего с собой поделать.

- Знаешь, Гоша, за что мы тебя любили? - спросил Леша, и сам же ответил: - За твою справедливость. Ты всегда говорил всем в глаза то, что о них думаешь.

Одна из девушек, та, которую Гоша встретил в вагоне метро, сказала:

- Скажи, Гоша, нам, что ты о нас думаешь. Мы не обидимся. Мы за справедливость.

Все рассмеялись. Гоша встал со стула, обвел всех взглядом, а потом сказал, чуть наклонившись над столом:

- Да пошли вы все на хуй, со своей справедливостью.

В этот момент алкоголь дал о себе знать расплывшейся картинкой. Несмотря на это, Гоша повернулся, и твердой походкой направился в сторону туалетов. Он понятия не имел, где они находятся, но был абсолютно уверен, что идет в правильном направлении.

Продираясь через толпу пьяных и потных тел, он дошел до двух черных дверей. На правой был нарисован простой человечек, а на левой - человечек в юбочке. Гоша толкнул дверь для обычных человечков.

В туалете у входа стоял паренек. Он наклонился к крану, набрал в рот воды, закинул в рот три таблетки и запрокинул голову назад. Таблетки упали в желудок. Парень снова прильнул к крану. Снова набрал в рот воды, и отправил в рот оставшиеся две таблетки. Проглотив и их, он запил все это водой. Не без интереса посмотрел на Гошу, а потом исчез в кабинке.

На краю раковины осталась пустая, блестящая, упаковка из-под Тригана-Д. Гоша брезгливо скинул ее на пол. Он не любил всей этой туалетной антисанитарии, особенно, когда нюхали кокаин с ободков унитаза.

Он ополоснул лицо холодной водой. Стало легче. Голова перестала кружиться, а картинка приобрела былую четкость. Для того, чтобы почувствовать себя еще более комфортно, Гоша развязал галстук и расстегнул ворот рубашки.

За дверью послышался шум. Гоша вышел из туалета. Девушка с темными кругами под глазами натолкнулась на него, а потом исчезла за дверь с человечком в юбочке. Гоша пошел за ней. Кроме их двоих в туалете никого не было.

Девушка сидела под раковиной и выкручивала пальцы рук. Он издавала протяжные сдавленные стоны. Гоша причел на корточки перед ней.

- Что с тобой? - спросил он.

- Ломает... - сквозь сжатые зубы, выдавила из себя девушка.

Гоша взял ее за запястье. Оголив мокрую от пота кофту, он увидел исколотые вены.

- Давно сидишь?

- Полгода, - ответила девушка.

В кармане у Гоши было немного героина. Может, потому что девушка была ему симпатична, он решил дать ей наркотики.

Наркоманам нельзя помочь слезть с иглы. Все, что можешь для них сделать - это либо дать им на дозу, или послать их куда подальше, а потом наблюдать, как они будут мучаться.

- Держи, - сказал Гоша.

На ладонь девушки упал маленький кусочек фольги. Она быстро сжала ладонь, а другой рукой потянулась к Гошиной ширинке.