Скитники

Лука закинул Г-образную лестницу на край обрыва. Выбравшись на плато они молча подошли к часовенке. Помолились, каждый о своем: удивительно, но здесь, несмотря на облачность, ни ветра, ни снега не было.

- Дядя Лука, может, вернетесь в скит?

- Не могу… Обет дал. Да и привык я к уединению. А главное - здесь в горах особая мыслеродительная атмосфера… Своему деду передай от меня вот это, - Лука протянул Корнею довольно увесистый комок горной смолы. - Ему для лекарственных снадобий сгодится. Скажи, что молюсь за всех вас денно и нощно: ведь от моего логова намного ближе до небесных сфер Божьей обители. Обо мне никому не сказывайте. Коли надумаешь проведать - приходи.

- Великое спасибо, дядя Лука, вам за доброту и участливость. Бог даст, наведаюсь.

Скалистые террасы, уступами спускавшиеся к лесу, вывели Корнея к знакомой тропке, ведущей к хижине деда-отшельника.

Косой

Косой почуял наступление непогоды загодя. “Не мешало бы до ненастья подкрепиться”, - решил он.

Привстав на широко опушенных задних лапах, заяц пошевелил ушами, покосил по сторонам глазами. Все спокойно. Выпрыгнув из ямки, мягкими скачками, потешно вскидывая зад, он направился по утрамбованной тропке в осинник, полакомиться сочной горьковатой корой.

Там уже кормилось немало окрестных собратьев. Обглодав с недавно поваленного ветром дерева несколько веток, сытые зайцы долго играли в догонялки, а под утро разбежались кто куда. Наш косой направился в укрытый снегом многоярусный бурелом.

Пробежав по нему несколько раз туда и обратно, сделал скидку, петлю, затем снова скидку и вдруг громадным прыжком сиганул в сторону, нырнув в снег между валежин. Одновременно сбоку звонко щелкнул промороженный ствол. Заяц хоть и привычен был к таким прострелам, все же невольно вздрогнул.

Надеясь вновь повстречаться с приглянувшейся ему в прошлом году кокетливой рысью, Лютый в эти дни частенько посещал эти места и еще издали приметил предательски торчащие из снега темные кончики ушей. Заяц лежал не шевелясь. И не беда, что идет снег. Под ним тепло. От горячего дыхания снежинки перед его носом уже растаяли и не мешают дышать. Услышав легкое похрустывание сминающихся под лапами крадущейся рыси снежинок, заяц выскочил из лунки и так припустил вниз по склону, что поднял белый шлейф снега. Кот, хотя и был сыт, повинуясь инстинкту, бросился следом.

Косой домчался до обрыва и кубарем покатился вниз. Внезапно, пронзительно вереща, он растянулся на снегу.

Налетевший Лютый занес когтистую лапу. Заяц, съежившись от ужаса, тоненько и жалобно запричитал. Кот, вспомнив, как спасали заваленную камнями лису, желая заслужить похвалу Корнея, взял горемыку в пасть и понес в скит. Беляк, оцепенев от страха, только изредка всхлипывал.

Увидев Лютого, несущего живого зайца, Корней сразу догадался, что косой нуждается в помощи. Осторожно ощупав съежившегося трусишку, скитник обнаружил у него вывих задней лапы.

- Ну ты, Лютик, молодец. Никак в лекари метишь?! - И одним движением руки вправил сустав на место. Косой даже не успел пикнуть. Он повертел головой, присел на снег и умчался со всех ног прочь от спасителей.

Кот громко заурчал. По его морде заблуждала довольная улыбка.

Этой же зимой произошло событие, заставившее скитников изрядно поволноваться. Зато благополучное завершение чуть было не грянувшей беды заметно прибавило уважения не только к Корнею, но и его верному другу - Лютому.

Началось все с безобидной вылазки ватаги ребятишек на Лысую горку. По своим старым следам детвора довольно быстро добралась до нее и с гиканьем принялась кататься на салазках, не обращая внимания на снегопад и все усиливающиеся порывы ветра. Забыв обо всем на свете, ребятня без устали взбиралась на горку и вновь и вновь скатывалась с нее, соревнуясь, кто выше взлетит на ухабах и чьи санки укатятся дальше всех.

Самый старший Егорка, желая щегольнуть перед малышней, сиганул с самого крутого откоса. Разогнавшиеся салазки взлетели так высоко, что встали дыбом, и Егорка, рухнув с них на сучкастую валежину, сильно поранил ногу.

Дети помогли парнишке подняться, но идти самостоятельно он не мог. Ребята связали двое санок и уложили на них раненого. Пока возились, пурга разыгралась в полную силу. Перепуганные дети, впрягшись в лямки, двинулись по заметаемой на глазах тропе, но впопыхах пошли не по той, что следовало. Вскоре они поняли, что заблудились, но уже совсем стемнело. Хорошо еще, что хватило ума и не стали плутать всю ночь в поисках дороги, а сразу забрались под густые лапы огромной ели и, обнявшись, дожидались там утра.

Вечером, когда никто из ребят не объявился, в скиту поняли, что они в беде. Мужики, не мешкая, разошлись на поиски, но обнаружили лишь наполовину занесенные снегом одни сломанные салазки. Поиски продолжили в той стороне, куда смотрел их передок.

Женщины и старики, оставшиеся в скиту, истово молились и отбивали без устали поклоны, прося у Господа милости и сохранения жизни их любимым чадам.

Пурга не унималась, и поэтому ель, под которой спали замерзающие дети, разыскали уже на исходе дня, и не кто иной, как Корней, правда, по подсказке Лютого. И, слава Богу, не опоздали - все были живы, хотя и пообморозились.

Перелом

Закончилась еще одна студеная, долгая зима. Бурливая, клокочущая весна быстро и незаметно сменилась размеренным летним покоем.

Теплым июньским днем неутомимый скиталец Корней отправился к озеру, затаившемуся между трех холмов в юго-восточной части Впадины. Он обнаружил его в прошлом году, в пору массового пролета птиц. В скиту весть о существовании озера вызвала изумление: “Сколько лет живем, а не ведаем!”. И в самом деле, если учесть, что водоем имел почти полверсты в поперечнике, было удивительно, как до сих пор никто не наткнулся на него. Корнею же помогла его наблюдательность: собирая перезимовавшую клюкву, он заметил, что стаи птиц то и дело исчезают и появляются из-за холма. Когда скитник поднялся на его макушку, до него стали доноситься крики множества пернатых. Внизу блеснула гладь озера с небольшим островком посередке. Корней, что бы получше разглядеть открывшийся водоем спустился ниже. Озеро кишело жизнью. Мелководье бороздили утки всех мастей: степенные кряквы, юркие чирки, горластые клоктуны. Места поглубже облюбовали важные гусаки, особняком - лебеди. Одни птицы резвились в воздухе, выделывая замысловатые пируэты, закладывая крутые виражи, другие куда-то торопливо улетали, третьи возвращались. Пернатых было такое множество, что от их криков, гогота и хлопков крыльев сам воздух казался беспрерывным, радостно-ликующим стоном. Галдеж и плеск воды не прекращались ни на минуту. Все птицы славили весну, начало нового круга жизни…

Сейчас же вода в озере с затонувшими в нем облаками блестела, как полированная: основная масса птиц улетела на север, а оставшаяся, пережив радость встречи с родиной, погрузилась в тихие заботы по высиживанию потомства - не до пений.

Корней шел по обрывистому берегу, когда прямо перед ним с шумом выпорхнула сидевшая в гнезде куропатка. Чтобы не наступить на кладку с пестренькими яичками, скитник шагнул в сторону, но, угодив в свежую медвежью лепешку, поскользнулся и, не удержав равновесия, сорвался с обрыва. Вставая, почувствовал острую боль: левая голень согнулась так, словно в ней появился дополнительный сустав. Перелом!!!

Корней лихорадочно соображал: что делать?

В надежде, что Снежок или Лютый где-то поблизости, он поулюлюкал, оглушительно посвистел, призывая друзей. Окружавшие озеро холмы ответили многократным эхом, так и не выпустив его призыв из своих объятий. Повторяя свист в течение получаса, так никого и не дождался. Рассчитывать следовало только на себя.

Дед как-то рассказывал, что одна сметливая лиса, сломав лапу, закопала ее в мягкий грунт и терпеливо лежала, дожидаясь, пока кость срастется.