В снегах

На мой взгляд, это главная причина успеха Парчака. Он не "выдумывал велосипеда". Он точно, со старанием выполнял все агрономические требования, все, что до него уже десять раз проверили и доказали многолетним опытом, наукой и практикой не на какой-нибудь, а на нашей волгоградской земле. К примеру, в первый год на парах он проводил более десяти культиваций за сезон.

Пахота ли, сев, культивация - для Парчака все важно и все главное.

- Обойду всех агрономов, - говорит Парчак, - посоветуюсь. Литературу читаю. Все выполняю в точности. У меня день уходит, чтобы войти в работу, отрегулировать агрегаты. На какой глубине идут лапка, сошник, норма высева, заделка семян в почву - все важно и все должно быть так, как положено. После пахоты, боронования, культивации, сева любой клочок моего поля можно проверить. Даю сто процентов гарантии: никаких отклонений от нормы.

И прежде, а в последние годы особенно много приходится видеть на полях наших горького. Зеленая трава стоит по колено, а убеждают: "Это - черный пар. Припоздали с культивацией, но не беда, успеем..." Успеют. Только проку от такого "черного пара" нет. Скачет сеялка за трактором, того и гляди оторвется. Пашня, считай, не бороненная. "Ничего, - машут рукой. - Дожди пройдут, все прибьется, вырастет". Конечно, вырастет, только вот что? Осот, розовый вьюнок, полевая ромашка.

За годы своей работы Парчак и Смутнев получили и реализовали три тысячи тонн зерна. Всего лишь на 400 гектарах. Иные колхозы на десяти тысячах гектаров получают зерна в два раза меньше.

Но... "от земли не будешь богатым, а будешь горбатым" - не мною придумано. Живет Парчак в том же доме, в каком жил и раньше. "Мерседесов" и даже "Жигулей" не купил. Все полученные деньги вложены в производство. Провели к своему участку дорогу из бетонных плит, построили склад для техники, семян, удобрений. Протянули электролинию, смонтировали подстанцию. Скважина, водонапорная башня, склад горюче-смазочных материалов. Государство помогало мало, а главное, с опозданием на полгода. Тогдашняя инфляция эту помощь "съедала".

Позади пять лет работы. Самой трудной, потому что это было начало. Что впереди?

- Для меня стало ясно, - говорит Парчак, - что на наших землях можно получать по сорок - пятьдесят центнеров озимой пшеницы на парах. Так я и буду работать.

Но, отработав пять трудных лет и получив около трех тысяч тонн зерна, Парчак не разбогател. Не все планы его сбылись. Он хотел на своей земле построить хороший большой дом, и, может быть, с бассейном, что при нашей жаре вовсе не роскошь. Хотел разбить сад и парк. Хотел построить свой элеватор для зерна. Не вышло. И не его в том вина. Пусть государство не выполнило свои обещания: дом для фермера и прочее. Но самое горькое - год 1993-й, когда 700 тонн пшеницы отдали государству и ждали денег за нее целый год. При тогдашней инфляции деньги обратились в дым. Год жизни. Год тяжкого труда.

И когда говорит Парчак: "Страна должна повернуться лицом к крестьянину", он имеет в виду только одно: "Честно расплачивайтесь за мою пшеницу, за мой труд. Чтобы я не ждал и не выпрашивал свои деньги месяц, два, три, а то и год. А еще - цены должны быть сообразными: за железку, за хлеб, за горючее".

Конечно же, не обошли мы в наших разговорах темы общие и насущные: колхоз и фермер.

- Поработав фермером, а потом объединившись в колхоз, я буду уже другим, сказал Парчак.

- Вы вернетесь в колхоз? - изумленно спросил я. - Зачем?

- Конечно, не в прежний, - ответил мой собеседник. - Но объединяться мы все равно будем, рано или поздно. На других принципах. Это необходимость. Потому что я зерно получил и отдал его чужому дяде, который смелет его, испечет хлеб, сделает макароны и получит доход больший, чем я. Значит, нужна своя переработка. Но в районе четыреста фермеров. Не заводить же нам четыреста пекарен, четыреста мельниц. Это - деньги на ветер. Надо объединиться. На какой основе, тут надо думать. Но объединяться все равно будем.

Мы говорили о многом. В конце разговора я спросил у него:

- У вас трудное позади. Но если бы сейчас вам предложили еще тысячу гектаров земли, такой же запущенной, джунгли, в которых кабаны и косули. Вы бы взяли?

- Взял бы. Мы бы смогли ее обработать. Подросли сыновья, племянники. Они уже работают на тракторе, на машине.

- А пять тысяч гектаров? - загорелся я. - Взять и отвечать за эту землю, чтобы и она могла по тридцать, по сорок центнеров с гектара давать? Пусть с сезонными работниками, с наемными. Но смогли бы?

- Можно, - твердо ответил Парчак.

- А десять тысяч гектаров?

- Все можно при желании.

- Но где вы возьмете людей? Ведь в колхозе работники нынче известные.

- Будут работать. Даже те, кого из колхоза выгоняют. Со мной бы работали. Им ведь "папа" нужен. Колхоз приучил к "папе". Без него не могут. Но о чем сейчас говорить, когда и нынешние двести гектаров мне не принадлежат. Я просил - не дают. А если бы я знал, что эти двести гектаров - это моя земля, моя и моих сыновей, то я бы сейчас не сидел сложа руки, я бы со всей округи навоз возил от ферм. Колхозам навоз не нужен, не до него. А я бы возил. И в следующем году получил бы по шестьдесят центнеров с гектара. Но чья эта земля?.. Непонятно.

Так вот, не больно весело, закончился наш разговор.

Возвращался я в город. Заволжье - край пустынный. Нынче - и вовсе. Вон кошара овечья, но возле нее - ни сена, ни соломы. Значит, нет и овец. Вон еще одна такая же. А там - бывший животноводческий комплекс на десять ли, на двенадцать тысяч голов. Хорошо, если сотня-другая коров в его стенах осталась. Хоть и глубокий снег, но видно, что тянется и тянется вдоль дороги непашь. Почти полтора миллиона гектаров остались в области с осени невспаханными. Почти третья часть. Это - по всей области. А здесь, в глухом Заволжье, в Быковском районе, больше половины земли не пашется. Времена нынче - трудные.

Все понимаю. Но почему работящий умелый Парчак, отец трех сыновей, не может получить эту брошенную землю? Ведь тогда на ней не бурьян будет расти, а пшеница. И урожай будет не 5 центнеров с гектара, а 30 и 40.

Почему в другом, но тоже нашем краю такие же толковые хлеборобы Чичеров и Ляпин не могут получить столько земли, сколько им по силам? Там ведь тоже сыновья уже поднялись.