Рецензии на Кромешника

А вот Голицыну не приходится притворяться аристократом - все видят, что он такой и есть. Взяв себе аристократическое имя, "князь Росен" ведет себя так, как должен вести аристократ. Сражается за восстановление порушенного катаклизмом государства, спасает бывшего самодержца ("суверена") и организует изничтожение "соратников".

И Гек, Гекатор Сулла, тоже живет под псевдонимами. Зовется ли он Тони Руссо, Тони Сордже или Стивен Ларей - не важно. Потому что его настоящее, аристократическое имя, "горькое и тяжкое", до поры не знает никто Кромешник. Гек - аристократ самой высокой пробы. "Пробами" в Бабилоне называются уголовные касты - ржавые или золотые, скуржавые, фраты, трудилы... Гек стал последним Большим Ваном. Варлак и Суббота, два чудом выживших представителя этой легендарной пробы, выкорчеванной государственной машиной подавления, перед гибелью своей назначили его преемником. "Ваны уходили в никуда, в ночь. Они смиренно понимали, что поставлен предел их земному существованию, что они последние осколки былого величия уголовного братства; но вот смириться с тем, что умрут старинные блатные традиции и принципы, что навеки канут в безвестность анналы их славного прошлого, этого Ваны не могли и не хотели". Гек получил на тело все нужные наколки, узнал все вановские примочки и секреты, запомнил легенды и песни, перенял "понятия". И остался один.

Безусловно, и Арканар, и Голуэя, и Бабилон - не более чем маски, в разной степени прозрачные. За подробным рассказом О'Санчеса об обычаях бабилонских зон угадываются реалии российских ИТУ. В произведении Стругацких отразился тогдашний реально волновавший многих конфликт между коммунистическими идеалами (в которые определенная часть общества, безусловно, искреннее верила) и реальным состоянием этого самого общества, с которым не построишь даже "один хороший социализм", как говаривал герой Искандера. У Злотникова - просто-таки перепев реалий российского большевистского переворота, даром что вместо Киева - Коев, а в бронепоезде сидит не товарищ Троцкий, а соратник Птоцкий. Все узнаваемо - и офицеры с барабанниками вместо револьверов, и мужичонки, в уста которых автор вкладывает замечательное словечко "ыбло" (применяется, например, в качестве обращения).

Чего хочет герой романа Злотникова - понятно. Он хочет переделать (в лучшую, понятно, сторону) этот мир. Вернее, тот, Голуэю. Сделать так, чтобы всякое ыбло, претендующее на управление бывшей великой страной, получило по сусалам и водворилось на подобающее ему место. Для этого надо всего ничего: спасти суверена, которого уже завели в подвал расстреливать, написать толковый устав новой армии... Организовать эту самую армию, повыполов из ее рядов тех, кто по разным причинам больше вреда приносит, чем пользы. В деле чистки своих рядов "князь Росен" непреклонен: "Бабахнул выстрел. Между глаз атамана возникла аккуратная, будто нарисованная дырочка, он уронил шашку и рухнул на пол. Несколько мгновений в комнате стояла мертвая тишина. Князь убрал барабанник и, повернувшись к полковнику, спокойно сказал:

- Позаботьтесь о теле, командующий, и назначьте нового атамана. - И после паузы добавил: - Надеюсь, это будет ПОСЛЕДНЯЯ измена". Ну, а уж противников крошить - будьте любезны, на войне как на войне.

Чего хочет герой романа Стругацких - тоже понятно. Он хочет переделать (в лучшую, понятно, сторону) этот мир. Вернее, тот - Арканар. Он приближает светлое коммунистическое послезавтра, до которого ни один из нынешних аборигенов, безусловно, не доживет. А вот с методами приближения этого послезавтра у "дона Руматы" и его друзей-коммунаров неувязочка. Даже самого злобного и исторически вредного гражданина они не могут насильственно обезвредить. Мораль-с не позволяет-с.

"Дон Гуг сказал, чуть заикаясь:

- Вы, товарищи, серьезно все это?

- Что именно? - спросил дон Кондор.

-Ну, все это?.. Убить, физически убрать... Вы что, с ума сошли?"

Действительно, товарищи, непорядок. Как известно, сторонники коммунистической идеологии не применяли к своим противникам (а уж тем более соратникам) никаких иных методов, кроме разъяснений и дружеских увещеваний. А тут - коммунары (высшая стадия развития коммунистов, надо полагать) - и вдруг убивать дона Рэбу. Нельзя. Никак не можно-с.

Чего хочет герой романа О'Санчеса - ясно не очень. Собственно, ясно, что он хочет переделать (в лучшую, понятно, сторону) этот мир. Вернее, тот Бабилон. Но вот в какую сторону... Ему ясно с чем бороться - извести наркоту, ликвидировать поборы беспредельщиков с честных граждан на воле и с "трудил" на зоне. Платить граждане и трудилы, конечно, будут, но ему, Кромешнику. И сугубо добровольно. Утопия убогонькая, но она вполне соответствует миру, в котором родилась - да и придумал ее не академик, а уголовник, пусть и весьма необычный. На пути к этому смутно видимому идеальному устройству мира Гек-Ларей-Кромешник сметает всех. Врагов, естественно, не жалеет - но и друзей не щадит, если кто-то замарался или повел себя неправильно:

"Ларей поднял пистолет - откуда успел, только что с пустыми руками сидел?.. - и выстрелил, не вставая с места. Пуля аккуратно пробила лоб и оставила в стене дырку, окруженную маленьким нимбом, составленным каплями мозгов и крови, брызнувших из растерзанного затылка. Тело бедного Китайца завалилось в одну сторону, а стул в другую".

Беда только в том, что мир откликается на гуманизм Руматы и жестокость Ларея одинаково равнодушно. Оба преобразователя мира чувствуют, что черпают море чайной ложкой. Да и Иван Голицын-то... Ну, выиграл он гражданскую войну, добился у суверена обещания, что править тот будет гораздо лучше, чтобы бунт не повторился... Книжка заканчивается, но история-то идет дальше, и неизвестно, не возникнет ли на исторической сцене через десяток лет новый отряд "соратников". Мир ироничен по отношению к желающим преобразовать его. Проявляя свойства пружины, сначала поддается, а потом - р-раз!

Для дона Руматы все закончилось неплохо - его вывезли на Землю, а что до психологической травмы, то это уже частности.