Святая Елена

Сэр Гудсон Лоу поклонился и, повернувшись к Бальмену, показал длинные зубы.

- Любезный граф, я бы советовал вам кататься подальше от Лонгвуда.

В словах губернатора не было ничего обидного, но граф оскорбился. С холодным достоинством он ответил:

- Позвольте мне вам на это заметить, сэр, что отчетом в моих поступках я обязан не вам, а русскому императору.

Губернатор поднял лорнет; от улыбки зубы его стали еще длиннее.

- Ваш ответ выдает потомка шотландских рыцарей, но, уважаемый граф, пока на острове губернатором я, вам придется считаться немного и с моим мнением. Прошу вас всех, господа, пожаловать ко мне завтра вечером для обсуждения полученных мною инструкций. Имею честь кланяться.

- Каков! - воскликнул маркиз, выходя из губернаторской передней. - Он нас принимает за мальчишек. Я буду жаловаться королю.

- А я сегодня же поеду в Лонгвуд, - отозвался граф.

- Этот невозможный тон меня прямо бесит. Мистер Лоу, кажется, думает, что нам очень приятно прозябать на этой скале, где попугаи околевают от скуки. Вы ведь знаете, мой бедный какаду в субботу издох. И потом, жить здесь, когда сено приходится выписывать с мыса Доброй Надежды! Если мне не прибавят жалованья, я выхожу в отставку. Ей-богу, я, наконец, начинаю думать, что революцию сделали умные люди.

- Понятно, раз с ними не было вас, - проворчал себе под нос барон Штюрмер.

Он был не в духе.

Лонгвуд виднелся издали, на горе меж неровных склонов; лаванда, терновник и алоэ едва оживляли расселины серых скал. Когда де-Бальмен сдержал коня перед домом Наполеона, гнев его уже успел остыть. Он хотел поворотить обратно, как вдруг увидел в окне Елену.

- Что это значит, граф? Как вы сюда попали? Или вы не боитесь сэра Гудсона Лоу?

Граф смело шагнул в переднюю.

- Я соскучился, не видя вас так долго.

- Мы виделись вчера: по-вашему, это долго?

- Для меня это вечность. Вы одна?

- Его величество на прогулке и через полчаса будет кушать кофе. Если хотите, я покажу вам императорские покои.

Елена и граф взошли в спальню Наполеона. Подле кровати с зелеными занавесками серебряный умывальник; на камине портреты Марии-Луизы и Римского короля. Далее столовая, гостиная и биллиардная с грудами книг на стенах и на полу.

- Вот в этом шкапу весь гардероб императора, здесь его серый сюртук, бывший на нем во всех походах и битвах. - говорила Елена; синие глаза сияли. - Вот его парадная шпага в черепаховых ножнах с золотыми пчелами, тут китайские шахматы, а там севрский сервиз. Здесь император читает по утрам, а до обеда пишет.

- Елена, я вас ревную к вашему императору.

- Ревнуете? По какому праву?

- По праву влюбленного. Ведь я люблю вас, Елена.

Елена ответила звонким веселым хохотом.

- Простите, граф. Не сердитесь. Я не над вами смеюсь, но если бы вы знали, ах, если бы вы знали...

Она смеялась до слез. Граф нахмурился.

- Скажите же мне...

- Постойте. - Елена задумалась, кусая губы. - Итак, вы на самом деле любите меня?

- Клянусь вам.

- Не надо. Вы мне докажете вашу любовь иначе. Завтра вы будете у губернатора, не так ли?

- Да. Как вы узнали?

- Если вы точно меня любите, не ходите туда. - Она строго глядела в глаза графу.

- Хорошо, только я не понимаю...

- Будьте дома, я приду к вам. - Елена опять задумалась. - И еще... Не гасите свечей в кабинете до моего прихода.

Граф нагнулся поцеловать ей руку. Он задыхался от счастья.

- Оставьте, сейчас придет император. Спешите. Помните, что я вам сказала.

- До завтра, дорогая.

- До завтра. Уходите же, уходите.

Они стояли на низкой террасе. Алоэ скрывало их.

Из сада послышался резкий кашель. Граф вздрогнул. Елена скользнула в дверь.

Еще не стихли подковы по каменистой дороге, как из кустов осторожно выставил голову барон Штюрмер. Он улыбался.

- Велле, - тихо окликнул барон, выходя за ограду.

Ботаник с цветами в руке уныло ждал.

- Не горюйте, мой друг. Я отыскал здесь такой цветок, что из Вены нам с вами пришлют не выговор, а награду. Все же я никак не думал, что этот русский так прост.

После бессонной ночи, истомленный грезами, граф насилу дождался вечера. В волнении ходил он по кабинету. Ярко пылал канделябр на столе; за дверью в столовой сверкали графины и вазы с фруктами. Часовая стрелка приближалась к десяти.

Став у окна, граф всматривался в необозримую пустыню темного океана. Вдруг недалеко от берега блеснул огонь. Граф затаил дыхание. Опять мигнул легкий отблеск. Внезапная мысль поразила графа: Елена просила не гасить свечей. Значит, его канделябр служит условным знаком, и пока он, граф де-Бальмен, русский уполномоченный, ждет, как мальчишка, свидания, Бонапарт успеет бежать.

Мысли эти больно кололи сердце графа, пока он торопливо гасил свечи и спускался по лестнице. Задыхаясь, бежал он к берегу; ноги его скользили. Свет на море исчез, все было спокойно. Граф начинал каяться в своей поспешности; вдруг выстрел заставил его ускорить шаг. В темноте он разглядел силуэт барона Штюрмера с пистолетом в руке. На скале у самого обрыва кто-то сидел, упираясь руками в землю.

Штюрмер направил в лицо неизвестному маленький фонарь. Граф увидел окровавленный мундир наполеоновского гвардейца. Шляпа свалилась с золотистых кудрей, широкие синие глаза медленно поднялись из-под тяжелых век.

- Елена! - в ужасе вскрикнул граф.

Раненый улыбнулся.

- Меня зовут лорд Дуглас. С детства я обожал Наполеона. Ради него я покинул семью и родину. Простите, граф, я виноват перед вами. Я хотел освободить императора, но Бог этого не хотел. Мой долг исполнен. Да здравствует император!

Синие глаза, просияв, закрылись.

- Граф, надо торопиться. Нас могут застать, - сказал Штюрмер. Помогите мне.

Де-Бальмен повернулся и пошел прочь. Губы его дрожали.

Сзади послышался глухой всплеск. В ту же минуту невысокий человек в треугольной шляпе выступил на дорогу.

- Дуглас, это вы? Готово?

В голове графа закружился вихрь.

- Ваше величество, лорд Дуглас поручил мне передать вам, что его план не удался. Он отбыл в Шотландию.

Наполеон кивнул и пошел обратно. Шатаясь, де-Бальмен глядел ему вслед. Скоро короткая тень в сюртуке и шляпе растаяла в сумраке жаркой ночи.