Зияющие высоты

На свете порядок блюдется.

Закон есть железный такой.

Всегда позади остается

Доподлинный Век Золотой.

Закон тот бетонно-железный

Бессмысленно опровергать.

Познай его. Будешь полезный

Урок для себя извлекать.

К чему прогрессивные меры?!

Терпи, пока время придет,

И век твой жестокий и серый

Потомок Златым обзовет.

Ну как, спросил Мазила у Болтуна. Каждый погибает по-своему, сказал Болтун. Одних убивают насильно. Других - незаметно для убиваемых. А третьи убивают себя сами. Здесь мне больше делать нечего. Пора. Я породил этот шизофренический мир. Я его и уничтожу. Причем, по законам самого этого мира. Я уничтожу себя. Какой кошмар, подумал Мазила. Попробовал проснуться. Но не смог. От этого кошмара не просыпаются. И слишком поздно пришла ясность.

Линии привычные чертя,

Рукам, ушам, глазам своим не веря,

Я чувствую - вопят: катись ко всем чертям! Видали мы таких! Невелика потеря!

Не велика, когда лишь горечь за душой.

Никем не сокрушен, но никому не нужен.

Когда всему и всем всегда чужой.

Когда твой путь игольной дырки уже.

В извечной слякоти не сыщешь ясных фраз.

В трясине серости не ощутишь опоры.

В который... Посчитай!.. И не последний раз

Пусты согласия, бесперспективны споры.

Порывы творчества - приманка для юнца.

Работа - боль от пяток до затылка.

Суть вдохновенья - ожидание конца.

Единственно бесспорная посылка.

Чего хочу? Какую нить я рву?

Куда иду? Какую радость рушу?

Свобода - шаг от камеры ко рву.

Бессмертье - червь, в мою ползущий душу.

Гибель гения есть не эпизод, а суть этого общества, - последнее, что пришло ему в голову.

Утром в мастерской появились строители. Они собрали пустые бутылки и на вырученные деньги купили поллитровку, которую тут же распили из горла и без закуски. Мастерскую снесли. На месте ее воздвигли величественные корпуса Института По Выявлению Талантов В Зародыше. Ибанцев наградили. Кому дали орден, кому - дачу, кому - бутерброд, кому - шиш. Младших научных сотрудников отправили копать гнилую картошку. Проверенные стукачи уехали на международный конгресс. Протянули руку братской взаимопомощи тьмутараканцам. Выразили протест. Нанесли визит. Ввели всеобщее обязательное сверхвысшее образование и утерли всем нос. Отпраздновали юбилей. Приняли постановление о подъеме всего на новую высшую ступень. Устранили недостатки. Начали борьбу с поголовным взяточничеством и пьянством. Встали в очередь и стали ждать, когда и до них доберутся. В речи по поводу успехов Заибан сказал: Ибанск теперь живет по законам красоты. Взгляните хотя бы на внешний облик ибанца, воскликнул он, показывая свое могучее рыло по частям на экранах телевизоров. Мы вывели не только новый высший тип человеческой общности, но и новый высший тип человеческой мордоличности. Любимец пенсионеров поэт Распашонка откликнулся на речь Заибана новой поэмой:

Глянь на последнего ибанского засранца!

И ты узришь в нем правильный ответ.

Ничего прекраснее, чем рыло у ибанца,

Как на том, так и на нашем свете нет.

Самое время сажать, подумал Теоретик. И т.д. И т.п. И т.д. И т.п.

Тьфу, . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . мать!!!!

ОБМЕН ОПЫТОМ

У нас исчезла преступность, сказал Заперанг. А у нас ее никогда и не было, сказал Глапоид. Как так, удивился Заперанг. Очень просто, сказал Глапоид. У нас никогда не было понятия преступности. Но встречаются же у вас случаи, когда индивиды ведут себя так, что их требуется наказывать, не унимался Заперанг. Ах, вы об этом, сказал Глапоид. Таких сколько угодно. Но какие же они преступники? Настоящие преступники всегда ловко ускользают от возмездия, а наказываемые как правило невиновны ни в чем, и подвергаются наказанию только потому, что не могут от него уклониться. Поэтому мы и не стали заводить само понятие преступности. А как вам удается избегать преступности? Очень просто, сказал Заперанг. Мы уничтожаем преступников еще до того, как они успевают совершить преступление. Профилактика! Превосходно, сказал Глапоид. Надо и нам будет перенять ваш замечательный метод.

Потом Глапоид рассказал о применяемой в Под-Ибанске системе наказания преступников. Особый интерес у ибанцев вызвало исправительное кольцо. Это замкнутый кольцеобразный коридор. Осужденный получает пищу в определенное время, и чтобы получить новую порцию пищи, должен пройти то количество кругов, на которое осужден. И делает он это непрерывно в течение всего срока, на который осужден. Например, осужденный приговаривается к мере наказания 10/5. Это значит, что он должен в течение десяти лет непрерывно преодолевать по пяти кругов, чтобы получить свою порцию пищи. Пять кругов это по ибанским мерам 50 километров. У подибанцев нет смертной казни. Ее заменяет очень гуманное наказание 100/100. А кто выносит приговор, спросил Заперанг. Народ, сказал Глапоид. Заперанг рассказал о том, какого высочайшего совершенства достигло правосудие в Ибанске. Все автоматизировано. Все делают машины. Место судей заняли ученые, разрабатывающие программы для машин. Какая мера наказания у вас является высшей, спросил Глапоид. Прочитать вслух под контролем машины полное собрание сочинений всех Заибанов, начиная с первого, сказал Заперанг. Мера в высшей степени гуманная, так как все осужденные подыхают от мучительной скуки, даже не дочитав речей самого первого Заибана. Но Глапоид этой меры не понял. Подибанцы не знали, что значит читать. А уж писать тем более. Заперанг, правда, умолчал о том, что пища осужденному выдается только после прочтения очередного тома.

ОППОЗИЦИЯ ЗА РАБОТОЙ

Оппозиционеры встали в самую длинную очередь к окошку, в котором выдавали зарплату самым низшим чинам ООН, штатным осведомителям, тайным агентам, а также низшим стукачам, революционерам, либералам, прогрессистам и т.п., зачисленным как почасовики и полставочники. Рядом стояла очередь покороче. В ней Учитель заметил Социолога, Мыслителя, Супругу и прочих. Но они виду не подали. Вообще, в кассе ООН строго соблюдалось правило: ЗДЕСЬ НИКТО НИКОГО НЕ ЗНАЕТ. И когда Хмырь обратился было к Балде на Ты, тот сказал, что он не привык к такому хамскому обращению к себе со стороны незнакомых людей. И Хмырь сник. В самой короткой очереди, в которой стояли имеющие право получать без очереди, стоял Сотрудник. И всем было скучно.