Концерт для баритона с оркестром

Сеймур некоторое время шел рядом, а потом вполголоса спросил у меня:

- Слушай, может быть, мне послышалось, что ты сегодня немного форсировал верха?..

Мы переглянулись с Адилем, Сеймур зря говорить не станет, но, с другой стороны, я то почувствовал бы. Неприятно мне стало, просто жуть! Адиль ему говорит:

- По-моему, ты ошибаешься, голос шел совершенно свободно.

- Слава богу, - Сеймур отвечает, - но ты все-таки проверь, когда утром будешь распеваться. Ты сам как чувствуешь, не очень устаешь от концертов?

- Нет,- честно отвечаю. - Ни капли не устаю.

- Это ты от суеверия все придумал? - сердито сказал Адиль.

Сеймур захихикал, все-таки ужасно зловредный тип.

- Вот люди, - говорит.- И побеспокоиться о них нельзя.- Хотя кто его знает, может быть, он и впрямь беспокоится? - Спокойной ночи!

Какая уж тут спокойная! Я как зашел в номер, сразу же бросился к роялю, начал квинты проигрывать. Тут же Давуд Балаевич голову в дверь просунул, смотрит удивленно: мол, с чего это я на ночь глядя распеваться вздумал. Но ничего не сказал, вошел, затворил за собой дверь, послушал немного, говорит:

- Прекрасно звучит голос! Ты сейчас в хорошей форме!

Тут я немного успокоился. Но не совсем. Я-то знаю, что это такое, голос сорвать, навсегда запомнил. У меня до сих пор и врага-то не было, которому можно было бы пожелать подобное удовольствие.

Тем временем Давуд Балаевич позвонил кому-то.

- Что ж ты, - говорит, - не пришел? - Тут я сразу догадался, что он с Николаем Федоровичем, своим приятелем, разговаривает. - Никаких извинений, все понял. Я бы очень хотел, чтобы ты до отъезда все-таки послушал ребят... Послезавтра мы в Доме творчества выступаем. - Давуд Балаевич заулыбался. Правильно догадался, в шефском порядке, бесплатно. Для них это значения не имеет, выступят на полном пределе. Сам услышишь!

Глава IV

Я сидел, облокотившись о край стола, и наблюдал за тем, как тетя Мензер и помогавшая ей Валида готовили сладости к весеннему празднику. Приятно пахло корицей и мускатным орехом. Тетя Мензер черпала столовой ложкой из большой стеклянной вазы мелко растертый напополам с сахарным песком и пряностями миндаль и, запаковав эту божественную на вкус смесь в приготовленные заранее кружочки из сдобного теста, передавала Валиде, а та серебряными щипчиками с мелкой насечкой покрывала тугую овальную сферу будущего пирожка замысловатым узором. Вся комната была заполнена пряным ароматом корицы, ванили и муската.

Я терпеливо ожидал минуты, когда бы тетка и Ва-дида

вышли из комнаты.

- Валида-ханум, - сказала тетка, - помоги мне, пожалуйста, вынуть противень из духовки.

За это время, что они пробыли на кухне, я успел съесть, четыре столовые ложки миндаля с сахаром. Вернувшись, тетка молча отобрала у меня ложку, брезгливо держа ее двумя пальцами, отнесла на кухню, Щеки ее мгновенно покрылись розовыми пятнами.

- Ты никогда не станешь человеком, - сказала она. - Хорошим человеком. Отправляйся в свою комнату!

Я пошел к себе в комнату.

- Представляю, -- сказала Валида-ханум, - представляю, что тебе приходится выносить!

Я делал вид, что старательно разучиваю заданный этюд, когда пришла Эльмира. Она была одета совсем по-весеннему, поверх платья только жакет. Представляю, как переглянулись ей вслед тетка и Валида, когда она проходила через гостиную.

- Ладно, ладно, - сказала Эльмира, - теперь я окончательно поверила, что ты занимаешься круглые сутки.

Как только она вошла, стало радостно и спокойно. Все-таки Эльмира ужасно хитрющая. Какую-то лапку притащила.

- Как, по-твоему, что в ней? Не знаешь? - Эльмира развязала тесемки - в папке были ноты. - Перестань морщиться! Да, это ноты. Бетховен... Кто это такой?

- Людвиг ван... Родился в... Германии родился.

- Верно, - сказала Эльвира. Она открыла обложку. - Теперь посмотри, что он сочинил!

- "Соната".

- Ты удивительно проницательный, Ушки, - сказала Эльмира. - Соната, так и есть. Осталось самое легкое, догадайся, для чего я ее несла сюда через весь город?

- Не знаю! - я только глянул на первую страницу с четырехэтажными рядами нот, щедро окропленными бессчетными диезами и бемолями, и мне сразу же расхотелось о чем-то догадываться.

- Кажется, ты догадался, - сказала Эльмира, она принесла стул и поставила его рядом с роялем, потом взяла обе мои руки в свои, и, как всегда, это оказалось удивительно приятным. - Ушки,-сказала Эльмира,--через два месяца начинаются каникулы. Ты же знаешь, что; в день окончания занятий все классы дадут концерты. Знаешь? А теперь скажи мне, что ты будешь играть?

- Этюд Гедике.

- Ты инвалид? - ласково спросила Эльмира. - Скажи, не скрывай?!. Тогда почему же ты должен играть Гедике? И вообще, почему в классе, где учится, кроме тебя, пятнадцать человек, ты должен считаться самым отстающим?

- Ничего подобного! - возмущенно сказал я. - Самые отстающие Васиф Мамедов и Гюля Алибейли!

- Возможно. Но и тебя, дружок, считают бесперспективным.

- Кто?!

- Педагоги. Поверь, я не придумала. Мальчик он неплохой, говорят, даже неглупый, но не очень способный!

Я почувствовал, что она говорит правду, и мне стало неприятно.

- А ты знаешь, что я на это ответила?.. Промолчала. Говорить-то пока нечего. Но у меня появился план. - Она разложила на пюпитре ноты, села за рояль, сыграла сонату. Окончив, повернулась ко мне.

- Понравилось?

- Здорово!

- Ты эту сонату сыграешь на концерте! Что это с ней сегодня? Я засмеялся.

- Ты представляешь? - мечтательным голосом сказала Эльмира. - Ты выходишь во фраке... Ладно, фрак отменяется, - согласилась Эльмира после того, как я хихикнул. - Все ждут. Ничего хорошего, конечно, не ждут. Все знают, что ты сейчас с грехом пополам сыграешь этюд Гедике, который ты зубришь уже два месяца... И вдруг ты подходишь к роялю, садишься и начинаешь. - Она ударила по клавишам. - Ты представляешь? Какое у всех будет лицо. У всех. - Она неприметно кивнула на дверь в соседнюю комнату.

Я смотрел на нее завороженным взглядом. Картина показалась мне прекрасной.

- Молодец! - похвалила Эльмира. - Все понял! Будешь играть?

Я еще раз поглядел на ноты.

- Нет. Я не сумею. Правда.

- Балда! - в сердцах сказала Эльмира. - Я же!.. Я же сыграла ее, когда была в пятом классе! Пятерку получила!

- В пятом! - я обрадовался. - А я-то еще в четвертом учусь.

- Иди сюда, - она снова ухватила меня за кисти рук. - Я тебе скажу одну вещь... Обещай, что никому не расскажешь! Обещаешь? Это я ее сыграла в пятом классе. Но ведь ты гораздо способнее меня. Понимаешь? Даю тебе честное слово, я тебя не обманываю. Ты гораздо способнее меня, всех своих товарищей и всех педагогов в нашей школе.

Я сразу же понял, что это педагогический прием.

- У тебя нет самолюбия, ты мне поверь, - уже сердито сказала она. - Ты удивительно музыкален, у тебя абсолютный слух, - она больно потянула в разные стороны пальцы моей правой руки, - посмотри! Ты уже берешь полную октаву...

- Почему же тогда я плохо играю?

- Потому что ты ненавидишь музыку, вернее, учебу. Не знаю, откуда это берется. Ты злой! Всех ненавидишь! Слава богу, хоть ко мне хорошо относишься.. Или я ошибаюсь? Разучим сонату?

- Я же знаю, что не сумею. Ты только посмотри, какая там левая рука, я и за два года это не разучу!

- Я думала, - сказала Эльмира, - что ты меня любишь. И захочешь сделать мне подарок. Прощальный подарок.

- Прощальный? - я переспросил, еще только смутно ощущая смысл этого слова.

- Да, Ушки, - сказала Эльмира. - В апреле мы расстанемся. Ты же знаешь, у меня есть жених, в апреле я выхожу за него замуж. Я приглашаю тебя на свадьбу, ну а ты сделаешь мне подарок. Я очень хочу, чтобы на экзамене ты выступил лучше всех!

- И ты больше не будешь со мной заниматься?

- Да тебе уже и не нужен репетитор, - сказала Эльмира.- Лишь бы ты не ленился. - Она говорила с улыбкой, а я уже не слышал ее, потому что понял одно, что она уходит.