Гори, гори, моя звезда

- Зачем? - обиделся Митька. - Добровольно!

- Как же голубей оставил? - засмеялся Аркадий.

- Какие теперь голуби! - махнул рукой Митька. - Письмо недавно из дома получил. Мать пишет, твои живы-здоровы... И Наталья Аркадьевна, и сестренка твоя...

- Большая уже, наверно... - улыбнулся Аркадий и задумался. Вспомнилась тихая их улица, яблоневые сады, Митькина голубятня...

За разговорами время прошло быстро, новостей было много, но самую главную Аркадий приберег к концу:

- Выступаем скоро. Под Тамбов. Там Антонов кулацко-эсеровский мятеж поднял!

А через несколько дней полк уже грузился в эшелон...

* * *

Такой войны Аркадий еще не знал.

Вооруженные обрезами конные кулацкие банды рыскали по глухим тамбовским лесам, открытого боя не принимали, нападали по-волчьи, а если перевес был на стороне красноармейских частей, разбегались по своим хуторам и деревням, прятали обрезы, зарывали пулеметы - и попробуй отличи, где бандит-антоновец, а где мирный крестьянин?

Аркадий предложил Шлыкову рассредоточить полк. Штаб и усиленную роту охраны оставить в Моршанске, остальных расположить в наиболее подозрительных селах и хуторах.

- Силы распыляешь! - возразил сначала Шлыков.

- Зато лишаем их возможности внезапных налетов, - доказывал Аркадий. - И весь полк с места на место не надо перебрасывать. Всегда в готовности!

- Соображаешь... - Задумался Шлыков и согласился.

Бойцы скоро поднаторели в лесной этой войне, и бандитам приходилось туго.

Однажды, когда Аркадий с ротой бойцов находился в одной из деревень, ему сообщили, что в районе Бенкендорф - Сосновка замечен неизвестный кавалерийский отряд. Аркадий поднял роту, а сам велел седлать коня и вместе с разведчиками Ковылина поскакал навстречу неизвестному соединению. Шлыкова он предупредить не успел. Тот был в Моршанске, в штабе, а посылать туда верхового Аркадий не стал. Обойдется!

Леса тамбовские черные, глухие. Дороги кочковатые, запутанные. Лога да овраги, буреломы и завалы. Медведь не пройдет, не то что лошадь! Но Аркадий скакал рядом с Ковылиным и все подгонял и подгонял коня. Успеть бы! Перехватить бандитов!

У самой Сосновки Аркадий приказал конникам перейти на шаг, а вперед послал дозорных и поехал с ними сам. У околицы деревни они спешились и незамеченными подобрались к крайней избе. Аркадий приготовил гранату, но часовой увидел тени и выстрелил в воздух, поднимая тревогу.

Засветились окна, по улицам, пригибаясь, побежали вооруженные люди, из крайней избы выскочил огромного роста человек в белой нижней рубашке, с кольтом в руке. Он бесстрашно кинулся вперед и крикнул громовым басом:

- Не стрелять!..

Потом спросил в темноту:

- Кто такие?

- А вы кто? - держа гранату наготове, переспросил из-за угла избы Аркадий.

- Дивизия Котовского! - ответили ему.

- Пятьдесят восьмой Отдельный! - отозвался Аркадий.

- А ну, зайди в избу! - приказал человек в нижней рубашке.

Аркадий шагнул вперед. Ковылин остановил его и шепнул:

- Может, врут! Мы здесь, под окнами...

- Ладно! - кивнул Аркадий, сунул гранату в карман и поднялся на крыльцо.

В избе горела на столе керосиновая лампа, а на лавке, набросив на плечи шинель, сидел огромного роста человек, с бритой наголо головой и большими черными глазами.

- Я - Котовский, - сказал он. - Соображаешь, какую кашу могли заварить?

Аркадий молчал. Что он мог ответить?

- Передайте своему командиру, чтобы наложил на вас строгое взыскание! - посверкивая глазищами, продолжал Котовский. - Мальчишество какое! В казаки-разбойники играете? Кто у вас командир?

- Я командир, - глядя в пол, сказал Аркадий.

- Я про полк спрашиваю! - рассердился Котовский.

- Полком командую я! - поднял голову Аркадий.

- Так... - Котовский провел ладонью по бритой голове. - Фамилия?

- Голиков.

- Сколько же тебе лет, Голиков? - поинтересовался Котовский.

- Семнадцать, - вздохнул Аркадий.

Котовский удивленно посмотрел на него, не нашелся что сказать, только шумно прокашлялся. Потом вдруг также шумно рассмеялся и развел ручищами:

- Ну раз так... Садись, командир.

Аркадий присел на табуретку у стола.

- Тебе разве не доложили, что мы на подходе? - спросил Котовский.

- Штаб у нас в Моршанске, - объяснил Аркадий. - А я с разведчиками в соседней деревне был. Решили, что антоновцы. Ну и...

- Да! - покачал головой Котовский. - Наделали бы мы с тобой дел!

Потом помолчал и сказал шлыковскими словами и с его же интонацией:

- Знать ты про нас должен был, командир. Прошляпил где-то... А служба у нас знаешь какая?

Аркадий кивнул. Он знал, где прошляпил. Надо было немедленно связаться со Шлыковым. А он сам, как мальчишка!..

Приехал он в штаб мрачнее тучи. Шлыков уже обо всем знал, но почему-то помалкивал. Жалел его, что ли? Или командирский авторитет оберегал? А тут еще доложили, что боец Похвалинский недосмотрел за конем, натер ему седлом холку.

- На гауптвахту! - стукнул кулаком по столу Аркадий. - На пять суток!.. - И покосился на Шлыкова. Тот курил и смотрел в потолок.

Через два дня Аркадий не выдержал и зашел в холодный чулан, где сидел под арестом Митя.

- Аркадий! - кинулся тот к нему. - За что же? Я ведь не нарочно, с пакетом торопился.

- Как обращаетесь к командиру, боец Похвалинский?! - жестко оборвал его Аркадий.

У Мити вытянулось лицо:

- Извините, товарищ командир полка, - прижал он руки к распоясанной гимнастерке. - И за коня тоже. Недоглядел.

- А надо глядеть! - все еще хмурясь, посоветовал Аркадий и, неожиданно для себя добавил: - Служба у нас такая.

- Так точно! - Стоял по стойке "смирно" Митя.

- Ну, это ты брось! - рассвирепел Аркадий. - Что это еще за "так точно"? У беляков служишь?! Садись.

Митя опустился на лавку. Аркадий присел рядом и сказал:

- Меня самого на "губу" сажать надо...

- За что? - несмело спросил Митя.

- Есть за что!.. - вздохнул Аркадий, помолчал и вдруг рассмеялся.

- Ты чего это? - удивился Митя.

- Историю одну вспомнил!.. - ответил Аркадий. - А ведь правда... Совсем я еще мальчишка! - И опять засмеялся.

КОМАНДИР ПОЛКА

Полк вошел в село на рассвете. Непоеные кони тянули шеи к колодезным журавлям и протяжно ржали. Им отвечали заливистым лаем деревенские псы. Захлопали ставни, и в каждом окне, словно грибы в лукошке, появились белые, рыжие, русые головы ребятишек. Они с восторженным удивлением смотрели на усталых всадников в краснозвездных шлемах, на пулеметные тачанки, на красное знамя в руках усатого матроса, перепоясанного пулеметными лентами, на раненых в тяжелой лазаретной фуре.

Потом головы исчезали, и через минуту толпа босоногих мальчишек месила придорожную грязь, сопровождая полк до небольшой площади перед церковью.

Уже развели по избам бойцов, забегали по улице бойкие ординарцы с котелками, остывших коней повели на водопой, а мальчишки все еще жались к церковной ограде, не спуская глаз с бывшего поповского дома, над крыльцом которого развевался красный флаг.

Быстро высохла, дыша паром, нагретая солнцем земля. Из печных труб потянулись в небо дымки, и над селом вкусно запахло свежевыпеченным хлебом.

В тишине прозрачного весеннего утра громко звучали распевные женские голоса: "Митька, иди есть!", "Санька, домой!", "Петька, батя вожжи приготовил!" Но ребята не двигались с места. Уж очень им хотелось увидеть самого главного красного командира!

Санька - цыганский паренек с быстрыми глазами, - поджав под себя покрытые цыпками ноги, с усмешкой покосился на присмиревшего Петьку:

- Вожжей испугался?

Петька шмыгнул носом и простуженно просипел:

- Батя вожжами не порется. Он ремнем.

- И ремнем никакого права не имеет! - заявил Санька. - Теперь свобода.

- Ему и свобода... - хмуро возразил Петька. - Захочет - и выпорет!