Том 10. Мертвое озеро

— Ради бога, не делайте сцены ему! — в испуге сказала Анет.

— А! вы испугались?

— Да, потому что мое положение будет смешно, когда вы потребуете отчета у него в том, в чем он вовсе не виноват. Он может подумать бог знает что обо мне.

— Вы говорите правду?

— Я никогда, кажется, не подала вам повода сомневаться в моих словах.

— Что с вами? вы как будто чего-то испугались, танцуя с Тавровский? — заметила Надежда Александровна, проходя мимо говоривших, и, не дождавшись ответа, ушла.

Mademoiselle Клара тоже подбежала к ней и пугливо, с участием спросила:

— Вам, верно, ma chere Анет, узко платье? Я вам устрою, что не будет заметно, если его расстегнуть.

— Благодарю вас. Мне платье не узко; а у меня, верно, от жару закружилась голова, но теперь уж всё прошло, — отвечала mademoiselle Анет и увидела по этому случаю, до чего за ней все следят.

Она спешила идти танцевать, чтоб прекратить толки, и по-прежнему смотрела спокойно, гордо; румянец появился у ней на щеках. Тавровский ангажировал ее на вальс, давал ей отдохнуть и снова пускался с ней кружиться. Надежда Александровна остановила их, когда они вновь хотели вальсировать, и строго сказала:

— Mademoiselle Анет, вы, кажется, совершенно забыли о детях!

— Они с мисс Бетси.

— Мисс Бетси получает одинаковую плату с вами от меня, и потому…

Mademoiselle Анет быстро оставила Тавровского, сказав ему извинение, и удалилась из залы. Надежда Александровна, торжествуя, глядела ей вслед и улыбалась. Тавровский глядел на нее и сказал:

— Вы любуетесь ею? Не правда ли, какие у ней плечи, руки, талия!

Надежда Александровна быстро повернула голову и устремила сверкающие глаза на Тавровского, который спокойно продолжал:

— Вот это женщина! она не нуждается ни в каком прикрытии своих недостатков, она вся…

— Довольно, довольно! вы наконец выведете меня из терпения! — дрожа, сказала Надежда Александровна.

— Неужели вы ревнуете ваших гувернанток к мужу? — продолжал Тавровский шутливым тоном.

— Поль! — задыхаясь и побледнев, произнесла Надежда Александровна, и, завидя mademoiselle Анет, снова появившуюся в зале, она измерила с ног до головы Тавровского и кинулась к ней навстречу; но Тавровский загородил ей дорогу, взял ее за талию и силою увлек в круг вальсирующих. Они с жаром говорили во всё время, пока танцевали.

К ужину Надежда Александровна приказала детям идти спать. Они стали упрашивать отца, который сказал:

— Надинь, я прошу тебя оставить их для меня; я хочу, чтоб они ужинали со мной.

— Помилуйте! они болтаются между нами, гувернантки вертятся, прыгают.

И Надежда Александровна гневно посмотрела на стоявшую с детьми mademoiselle Анет.

Марк Семеныч воскликнул с упреком:

— Надинь!

— Я вами очень недовольна, mademoiselle Анет, и советую вам вперед более обращать внимание, что вы в доме не гостья, а нянька моих детей! — выйдя из своей гордой роли, говорила Надежда Александровна.

— Надинь! Надежда Александровна! вы забываетесь! — с равною горячностью сказал Марк Семеныч.

— Не я, а ваши гувернантки забываются! — отвечала Надежда Александровна и вышла из комнаты.

Эта сцена происходила в столовой в присутствии лакеев, накрывавших стол, и детей. Марк Семеныч совершенно потерялся; но mademoiselle Анет была покойна, и, взяв детей за руки, она тихо сказала ему:

— Не огорчайтесь! дети пойдут спать.

— Нет! не ходите, дети: подите ко мне.

И Марк Семеныч, перецеловав их всех, сказал им:

— Уважайте и любите mademoiselle Анет: она достойна глубокого уважения за свой кроткий характер. С каждым днем мое удивление к вам увеличивается. Я горжусь, что с первой встречи понял вас…

Ужин был накрыт в разных комнатах: в одной — председала хозяйка дома, а в другой хозяин; дети сидели около него, mademoiselle Анет и Тавровский возле них, а напротив — барон и другие гости, состоящие из детей и гувернанток. К концу ужина Тавровский поднял бокал и громко сказал:

— Барон, не хотите ли выпить за здоровье дамы вашего сердца?

— Извольте!

И барон залпом выпил бокал, смотря на mademoiselle Анет, сохранявшую спокойное выражение лица.

— Кто? за чье здоровье вы пьете? — спросил Марк Семеныч, за детским шумом не слыхав тоста.

— Да вот барон воображает, что здесь есть лицо, очень похожее…

Тавровский говорил протяжно, смотря на mademoiselle Анет, которая страшно изменилась в лице и слегка толкнула локтем Тавровского.

— Ну что же?.. — с любопытством спрашивал Марк Семеныч.

Но Тавровский наклонился под столом, чтоб поднять салфетку свою, и записка очутилась в руках mademoiselle Анет.

— Я поражен сходством одной из здешних дам с одной актрисой, — сказал барон.

— С кем? на кого она похожа? — спросил Марк Семеныч.

Но когда отвечал барон, Тавровский поднял ужасный шум: он уронил свой бокал, отодвинул стул и, извиняясь перед mademoiselle Анет, что испортил ее платье, тер его салфеткой, хотя ничего на нем не было. И весь разговор барона с Марком Семенычем был покрыт говором и шумом, производимым Тавровским. Mademoiselle Анет после ужина побежала в сад и при свете шкаликов прочла следующие две строчки, написанные карандашом:

«Я должен вас видеть. Горничная ваша вам очень предана…»

Mademoiselle Анет пугливо спрятала записку на грудь, потому что mademoiselle Клара подбежала к ней и язвительно сказала:

— Ах, ma chere, что вы здесь делаете? так сыро в саду.

— Я думаю, и для вас также.

— Но о моем здоровье некому хлопотать, — отвечала mademoiselle Клара, и не успела она удалиться, как Марк Семеныч бежал по аллее и озабоченно кричал:

— Mademoiselle Анет! какое безрассудство — после жару идти на сырость!

— Я сейчас уйду.

— Мне надо с вами переговорить.

— Завтра.

— Нет, непременно сегодня.

— Помилуйте, где же! народ кругом, и я должна вести детей спать.

— Я велел это сделать мисс Бетси.

— Марк Семеныч, вы подвергаете меня…

— Да… вы правы, точно; но, боже мой, целую ночь в неизвестности!.. Это ужасно!

— Прощайте! я иду к себе.

— Одно слово! — И Марк Семеныч сделал умоляющий жест.

Mademoiselle Анет убежала бегом, сказав:

— До завтра, до завтра!

Войдя к себе в комнату, она заперлась кругом и свободно вздохнула. Стук в двери, выходившие на двор, заставил ее вздрогнуть. Она дрожащим голосом спросила:

— Кто там?

— Я-с, пришла вас раздеть, — отвечала горничная.

— Не нужно.

— Мне нужно-с…

— Иди спать и оставь меня в покое! — строго закричала mademoiselle Анет; но не успела она окончить фразы, как кто-то тихонько стукнул в дверь другой комнаты.

Голос замер у mademoiselle Анет, и она не знала, на что решиться. Наконец она тихонько подкралась к двери и приложила ухо: тихий стук повторился.

— Кто там? — дрожащим голосом спросила она.

— Это я; узнали ли вы мой голос?

— Что вы здесь делаете? вы хотите погубить меня! — в отчаянии воскликнула mademoiselle Анет.

— Отворите дверь! одно слово.

— Нет, нет.

— Для вашей безопасности! умоляю вас.

— Мне всё равно гибнуть! — решительно отвечала mademoiselle Анет.

— Слушайте, mademoiselle Клара всё слышала, что говорил барон: завтра для вас готовится сцена.

Mademoiselle Анет отчаянно вскрикнула и с чувством сказала:

— Благодарю вас! я скажусь больной.

— О нет! напротив, будьте веселы; надо отклонить их подозрение.

— Хорошо.

— Отворите!

— Ради бога, уходите! вы разве не знаете, как за мной следят! — умоляющим голосом сказала mademoiselle Анет.

И долго она оставалась у двери; потом она кинулась к окну, раскрыла его и увидела черную тень, рисовавшуюся в ночном тумане; а вдали бежала женская фигура, и что-то белое на голове довольно ясно отделялось в зелени.

Стук раскрывшегося окна внизу заставил ее вздрогнуть; голос Марка Семеныча послышался в тишине: он уныло напевал романс Десдемоны.