Зияющие высоты

Один раз около него остановилась машина. Сидевшие в ней предложили его подбросить. Он отказался. Может быть, это Они? А ну их! Теперь все равно. Эксперимент окончен. И повторений не будет.

МОЛИТВА ВЕРУЮЩЕГО БЕЗБОЖНИКА

Установлено циклотронами

В лабораториях и в кабинетах:

Хромосомами и электронами

Мир заполнен. Тебя в нем нету.

Коли нет, так нет. Ну и что же?

Пережиток. Поповская муть.

Только я умоляю: Боже!

Для меня ты немножечко будь!

Будь пусть немощным, не всесильным,

Не всеведущим, не всеблагим,

Не провидцем, в любви не обильным,

Толстокожим, на ухо тугим.

Мне-то, Господи, надо немного.

В пустяке таком не обидь.

Будь всевидящим, ради бога!

Умоляю, пожалуйста, видь!

Просто видь. Видь, и только.

Видь всегда. Видь во все глаза.

Видь, каких на свете и сколько

Дел свершается против и за.

Пусть будет дел у тебя всего-то:

Видь текущее, больше ни-ни.

Одна пусть будет твоя забота:

Видь, что делаю я, что - Они.

Я готов пойти на уступку:

Трудно все видеть, видь что-нибудь.

Хотя бы сотую долю поступков.

Хотя бы для этого, Господи, будь!

Жить без видящих нету мочи.

Потому, надрывая грудь,

Я кричу, я воплю:

Отче!!

Не молю, а требую:

Будь!!

Я шепчу,

Я хриплю;

Будь же,

Отче!!!

Умоляю,

Не требую:

Будь!!!!!

КОНЕЦ

В порту Он осмотрелся и выделил двух девочек. Сейчас самые надежные люди на земле - девочки, подумал Он, и подошел к ним. У меня Книга, сказал Он им. Ее надо переправить туда. Сможете вы это сделать? Да, сказали они, потому что они были девочки. Он подождал, пока они проходили досмотр, вышли на аэродром и махнули ему рукой. Он не знал, что Книгу у девочек отобрали и велели подать условный сигнал. Все в порядке, подумал Он. Как это, оказывается, просто! И к нему пришла тоска. Как будто он расстался с последним близким существом или почувствовал несправедливый и непоправимый обман. Он не знал также, что все это уже не имеет значение, ибо Книга уже была там и готовилась сказать миру свое страшное слово. Самое черное правдивое про самое светлое выдуманное.

Мальчики ждали у выхода. Им некуда было спешить. Игра закончена. И они позволили ему свернуть в буфет. Еще можно уйти, подумал Он. Куда? Зачем? Просто так, из принципа? Нет, брат, поздно. Я больше не хочу, сказал Он вслух. И отодвинув неначатый стакан, пошел к выходу, Над Ибанском всходило Солнце, освещая зияющие высоты наступающего изма и пробуждающийся к мирному труду довольный ибанский народ. О, боже, дай мне силы поставить последнюю точку!

ПОЭМА О СКУКЕ

.....................................................

.....................................................

И поднялись мертвые из праха.

И пришли они на Суд Святой.

Но не было ни радости, ни страха

У них в душе, давным-давно пустой.

Послушал Судия былых людишек.

И, зевнув от скуки, молвил Он:

Ничего, ребята не попишешь.

Это - исторический закон.

Распрямились у мерзавцев спины.

Ну, теперь держитесь, вашу мать!

Замерла покорная скотина

Жертвы. Жертвы. Им не привыкать.

И окинув все последним взглядом,

Он вздохнул: какой я был простак!

Верно говорят: все люди - бляди.

Верно говорят: весь мир - бардак.

............................................................

............................................................

Из сортирной поэмы "Страшный Суд"

ВОЗВРАЩЕНИЕ

В мастерской было битком народу. Среди разрушающегося гипса и нетленной бронзы шлялись девицы неопределенного пола и возраста. Одни из них были затянуты в брюки так, что отчетливо проступали все детали туалета и анатомии. Другие были обнажены настолько, что при каждом движении отчетливо обнаруживались все детали туалета и анатомии. Чем не Париж, усмехнулся Болтун. А бельишко у них паршивенькое. Поистратились на наружу, не хватило на внутренность. Надо думать, не один месяц жили впроголодь и спали с кем попало для экономии. Нет, все-таки это не Париж. Дай бог, чтобы не Париж.

Ко всему приглядываясь и прислушиваясь, неслышно и незримо скользили стукачи. Одного из них Болтун узнал, и они кивнули друг другу. Техника техникой, подумал Болтун, а рядовой стукач остается основой основ. Личное присутствие не компенсируешь никакими сверхсовершенными приборами. А в этом бардаке что-нибудь подслушать и подглядеть вообще немыслимое дело. Только зачем тут стукачи? Попросили бы, и Мазила сам ответил бы на все интересующие их вопросы самым искренним образом. У него же нет абсолютно никаких секретов.

Задумчиво бродили старые знакомые - Мыслитель, Неврастеник, Сотрудник, Социолог. На замызганной тахте с грязными ногами раскинулся Брат. На краешке тахты приютился Посетитель. В растерянности застыли новички - Крыс, Вша, Вошь, Тля, Мышь. Болтун видел их здесь впервые. Но не удивился. За эти годы в Ибанске и в мире вообще произошли такие перемены, что было бы более удивительно, если бы они не появились здесь. Они вылезли на сцену серой и нудной ибанской истории, отчасти отпихнув старых знакомых, отчасти приручив их для своих целей, отчасти включившись в их среду. И всю эту мразь потянуло к искусству. И разумеется - к неофициальному. К почти гонимому. В особенности к такому гонимому, общение с которым не наказуемо и не может помешать карьере. А мастерская Мазилы - передний край мирового искусства. Но передний край совершенно безопасный для посетителей. За общение с ним еще никого не посадили, не понизили в должности и даже не застопорили дальнейшее продвижение. Недаром же у Помощника в квартире висят гравюры Мазилы. Ходит слух, что даже будто бы у Самого в кабинете кое-что висит такое... Одним словом, в мастерской - как на приличном книжном или киношном фронте: и пули свистят, и никого не убивают. Здесь бывают и убиваемые, но их убивают не здесь и не за это.